Анастасия Наводей
Рубиновый. Сборник стихов
…И оставив собачий оскал лишь для тех, кто в ответ ухмылялся,
ты разбился об скалы, страдал, но себе ты позволил лететь. (c)
«Любовник: тот, кто любит, тот, через кого явлена любовь, провод стихии Любви. Может быть, в одной постели, а может быть – за тысячу верст. – Любовь не как „связь“, а как стихия!»
(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза).
«Благословляю того, кто изобрел глобус – за то, что я могу сразу этими двумя руками обнять весь земной шар – со всеми моими любимыми!».
(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).
«Как я люблю – любить! Как я безумно люблю – сама любить! С утра, нет, до утра, в то самое утро – еще спать и уже знать, что опять… Вы когда-нибудь забываете, когда любите – что любите? Я – никогда».
(Марина Цветаева. Повесть о Сонечке).
«Я хочу, чтобы ты любил меня всю, все, что я есмь, все, что я собой представляю! Это единственный способ быть любимой или не быть любимой».
(Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Проза)
Так чувствовать, так жить как Марина Ивановна порой кажется совсем не выносимо, но и по другому, к величайшему сожалению моей натуре, не возможно существовать. Люблю ЕЁ безмерно.
Ps: если ты в моих стихах увидел себЯ, не обольщайся,
в моих стихах только Я.
пламя ниже нуля
От очерствения и до того, что нельзя любить дураков,
Сотни шагов обиды, слёз, вздохов и пепельниц полных окурков.
Разбитых бокалов, бессонных ночей и не одетых платьев.
И все в один голос: – Мол, Сама виновата!
А ты, стоишь без кожи и шепчешь: – Хватит, хватит!
И никто не знает кроме тебя,
Что градус твой понижен далеко ниже нуля.
Что стала ты, совсем холодной,
А тебе нельзя быть такой ледяной.
И ты, проснувшись утром,
Посмотрев в глаза, продолжений своих,
Не имеешь права быть айсбергом, снегом в ущелье
И льдом, волнистым заливов, своих.
У твоего очага греться всем -
И кровным, и тем дуракам.
Ты в последний момент, дашь кров путнику, согреешь, накормишь
И вылечишь раны на душе, водой и мёдом.
Но, теперь исключительно тем, кто попросит.
Тем, кто поймёт, что к тебе дорога была, совсем уж по краю пропасти…
атом
Обезглавлена, ограничена – казнена!
Словами твоими? Нет, собою – сама.
Я разломана и разрезана,
Даже плоть суха – зрячая, но слепа.
Феникс Я или ворон Я,
Знаю точно, что при жизни стала мертва.
Не пустая, но словно пустыня выжжена.
Обесчувственна – Обессудь.
Обесточена, обезличена,
Боль в груди, не продохнуть, не вдохнуть!
Ребра треснули – разграничило,
До и после. Пропасть и эрозия – вакуумная пустота!
Вся вселена сжатой стала вдруг,
Внутри малость самая – Бозон – безгранично сильна!
Там во мне – сила мира -
Пятьдесят восемь с половиной мегатонн сдержанности – тринитротолуол в крови!
Детонатор там у тебя в руках, пусть останется далеко,
В твоей тихой далекой степи.
Не дай Бог ни выстоять, не стерпеть!
Будет Мир страдать тогда, рыдать небо будет и земля чернеть и болеть
Гореть синим пламенем – море будет. День средь ночи.
Небеса зальются слезами, а пещеры начнут поминальные песни выть.
Остановлюсь. Невежество – так страдать не сдержанно,
Голос в крик пускать, да ещё и ныть.
Я же ветка древа сильного, не согнуть меня, не сломить!
Лишь листва с меня опадшая будет в корни падать мне,
Удобрять меня и тихонько гнить…
P.S.: Свобода не в том, чтоб себя сдерживать, а в том,
Чтоб владеть собой!
Рыбка
И жадно воздух та глотала,
И ссохлись жабры – смерть близка.
В глазах стеклянных отражалась,
Его бездонная тоска.
Года губу насквозь проткнули,
Отчаянием блестит блесна.
Порвавши плоть, из рук скользнула,
Свободной жизни вот цена.
И в прорубь рыбка ускользнула.
Губа срастется, не беда.
Как жаль, что тот рыбак не понял,
Что рыбка золотой была!
300 грамм пыли
Разбили! вот теперь разбили!
Осколки больше не собрать.
Как кофемолкой смолотили -
В труху и в прах,
И это крах!
И 300 грамм ненужной пыли,
Не застучит от уст в уста.
Её терзали и губили
Судьбы смололи жернова
Лишь кучка красной темной пыли,
А где было ОНО – дыра.
В Новый Год – одна
Отмечу новый год одна.
Зажгу я свечи и шампанское открою.
Я буду одинока? Нет, одна!
И не сочувствуйте мне лишь мечтать об этом стоит…
На деле будет стол ломится от маскарада праздничных тарел,
И будет в доме том веселья громкий хохот.
Под бой курантов заискрится смех друзей,
И будут все хвалить, за стол традиционный – как в фильмах старых.
Детей кружится скромный хоровод устанет.
Родных звонки, любовью чистой наделённые, до капли, до последней.
А я присяду, подниму бокал устало, за тех, кого давно не поздравляла,
точнее их уже и нет, и не найти их номер, в салюте ярком их увидим души.
Насколько надо быть эгоистичной, чтоб зная, что ты часть большей семьи
остаться к ней такою безразличной, чтоб где-то далеко не загрустить по ней.
Отмечу новый год одна
Не знаю как это, не будет, не сумею!
Останусь в пространстве
Я стану Арт пространством.
Твоей закрытой книгой.
Помятой старой кофтой.
Отчаянной интригой.
Я буду между строчек,
Средь писем в спаме душных.
Но, буду, я останусь,
Тебе останусь нужной!
Я буду после вкусием,
Ещё чуть-чуть – так мало!
Я буду, той по жизненно,
Кого так не хватало.
Не взять, не прислониться.
Снежинкой на перчатке.
Свернувшейся волною.
Ручьём, я в реку впавшем.
И тем игольным ушком,
Иголки той, что сшила,
Ненужное, с ненужным.
Хотела, но забыла,
Координаты той вселенной
И города на карте.
Я буду, я останусь,
Тут за стеклом в пространстве.
Осень
Луна выливала золото маслом,
Листву умерщвляя, срывала с ветвей.
Слетевшие с буков, холодные листья
Лежали в брильянтах, у самых корней.
В лесу становилось просторно и пусто,
Готовилась роща к смертельной тоске.
Чернел омут озера, словно око без чувства,
Туман расстилался, по самой земле.
И ночь обреченная, в черно белом халате,
