НЕТ.

После собрания я побежал к себе в комнату.

«Гестия. Скрыть. Розье и Нотт приезжают». Я запечатал письмо.

— Кричер!

Он появился сразу же.

— Отнеси это Гестии Дэвис, она живет в северном Лондоне, Хэмпстед, это единственный черный дом, в котором есть белые розы.

Боже, я говорю как сталкер.

— Конечно, мастер, — быстро ответил он.

Я надеюсь, что она спряталась. Они знали, где она живет.

Эван убил бы ее в мгновение ока.

Она не могла умереть.

Хоть раз в жизни. Я надеялся на лучшее. Я молился тому богу, который меня слушал, чтобы он или она защитили ее.

Береги мою золотую девочку.

Потому что я не могу вынести, видя, как эти медовые глаза разбиты.

========== Прятаться и искать. ==========

От лица Гестии.

После того, как грубый эльф Регулуса вручил мне письмо, я быстро отправила своего патронуса в орден.

И письмо Регулусу.

«Регулус,

Благодарю вас. Храни меня в своем сердце, потому что ты причиняешь мне боль в своих руках. Я буду поддерживать с вами связь, когда смогу. Можно ли с уверенностью сказать, что я люблю тебя? Наша любовь никогда не была в безопасности.»

Я послала своего серебристого жеребца к дому Джеймса. Он бы знал, что делать.

— Я уезжаю в дом моих родителей на озере. Я буду держать с вами связь, когда смогу.

Мои родители не понимали, почему мы должны были уехать. Мой младший брат тоже. Он был совсем ребенком.

Я прижала его к себе, когда разделяла нас.

К счастью, никто не получил осколков.

— Гестия, что происходит? — Спросила мама, пока я пыталась наложить защитные чары на домик у озера.

— Мне нужна ложка, — я побежала внутрь.

Я запаниковала, найдя одну, и побежала на задний двор.

— Если что-то случится, ты бежишь и нажимаешь на это одним-единственным пальцем. Со мной или без меня.

— Не без тебя, — запротестовал отец.

— Просто мера предосторожности.

— Портус — Я создала портключ в маггловский Лондон. Они не последовали бы за ними в открытый маггловский мир.

Джеймс в ту же ночь послал своего оленя.

— Мы ходили за покупками, когда ты прислал своего жеребца. Питер понял это и предупредил нас, ты в порядке?

Я почувствовала облегчение, когда услышала его голос, и отправила еще одно сообщение.

— Я в порядке.

После долгого дня я наконец-то отправился спать.

Я не могла проспать больше часа, когда услышала, что моя мама кричит.

— Гестии!

Я схватила свою палочку и побежала вниз.

Эван Розье.

Теодор Нотт.

— Дэвис ты была слишком долго.

— Уходите, — я указала своей палочкой.

Мама была в ночной рубашке, прижимая к себе моего брата. Отец держал их обоих за спиной.

— Ты никуда не пойдешь, — Нотт шагнул ближе.

— Экспеллиармус, — его палочка влетела ко мне в руку.

— Империо.

— Видишь ли, Дэвис, мы больше не в школе. Мы можем делать все, что захотим.

Он усадил родителей и брата на стулья в столовой. Связая им руки и ноги.

— Пожалуйста, отпусти их, — слезы катились по ее лицу.

Мои руки были связаны за спиной, наблюдала за своими родителями.

Мама плакала, она была напугана.

Папа пытался не показывать этого, но он был напуган.

Моему брату было семь лет, он не понимал, кто были эти люди и почему он был связан.

— Убей меня, оставь их, пожалуйста, Розье, пожалуйста — Слезы жгли, когда они текли по моему лицу.

— Сначала ты увидишь, как они страдают. И это все твоя вина, — Розье опустил голову.

— Круцио.

Их крики пронеслись у меня в голове.

Они не могли перестать кричать.

Им было так больно.

Их крики напугали моего брата.

Он тоже начал плакать.

— Авада Кедавра.

Он больше не плакал.

Его маленькие очки соскользнули с лица.

Я закрыл глаза.

Это был кошмар.

Это было не по-настоящему.

— Тебе нужно посмотреть, — Нотт поднял мою голову.

— Мама или папа следующий? — Он улыбнулся.

— Авада Кедавра.

Мама молчала.

После были крики моего отца после того, как он увидел, как голова моей мамы упала.

— Авада Кедавра.

Теперь единственными криками были мои собственные.

Они оставили меня смотреть, как их тела умирают у меня на глазах.

Мамина тушь все еще стекала по ее лицу.

Отец, с волосами, закрывающими лицо.

Мир перестал вращаться.

Это была моя вина.

— Вот что происходит, когда грязнокровки думают, что они особенный, — Нотт схватил меня за подбородок.

— Авада Кедавра.

========== Один. ==========

Что-то было не так.

Когда Эвану и Теодору было поручено выполнить задание, я увидел его.

Питера Петтигрю.

Какого черта он делал на собрании пожирателей смерти?

— Кричер слышал собрание, мастер.

— Что было?

— Петтигрю раскрыл местонахождение.

Мое сердце упало.

Я приехал слишком поздно.

Дом в руинах.

Я вошел.

— Гестии.

Я прошел вглубь дома.

Нет. Нет. Нет.

Она лежала с безжизненно открытыми глазами.

Я опустился на колени

— Гестия, — ее медовые глаза были все теми же, но они видели, не видя.

Ее тело было холодным.

Ее огненное тело.

Теперь холодно.

Я обхватил ладонями ее лицо.

Закрыл ее медовые глаза, ибо они больше не принадлежали этому миру.

Она никогда не откроет их снова.

Гестия никогда больше ничего не сделает.

Я сидел, держа ее тело.

Ее растрепанные волосы повсюду.

— Я люблю тебя.

Я поцеловал ее в лоб.

Я даже не заметил, что они убили всю ее семью.

Ее брат был совсем мальчишкой.

Раньше я любил ее издалека.

Но теперь я никогда не мог добраться до того места, где она была.

Она была в том месте, куда ходили все богини.

Я понял, что нуждаюсь в ней.

Так, что у меня раскалывается череп.

Таким образом, что когда она испустила свой последний вздох.

Я тоже отдал свой.

Он принадлежал ей.

Ее лицо было прилеплено к ежедневному пророку.

Фотография, на которой она играет в квиддич, и её портрет.

Я вырезал фотографии и хранил их на внутренней стороне своей мантии.

После ее смерти мир вокруг меня превратился в черно-серый.

Ничто не имело значения.

Может быть, это и было причиной, по которой я вошел в ту пещеру.

Я хотел остановить его.

Он хотел жить вечно.

Он этого не заслужил.

Раньше я восхищался этим человеком.

Хранил вырезки из его статей у себя в комнате.

И он забрал у меня все.

Он знал, что делает, убивая ее.

И я бы умер, выполняя свою часть работы, чтобы остановить его.

Для Гестии.

Потому что ее доброе сердце заслуживало того, чтобы быть живым.

Я с юных лет знал, что умру, целуя пол, по которому она ходила.

Когда вода наполнила мои легкие.

Я видел ее под водой.

Она улыбалась мне.

Та же самая улыбка с тех пор, как мы были детьми.

В ее глазах был тот же самый блеск.

— Теперь мы всегда будем вместе, — прошептала она мне на ухо.

Последний апокалипсис.