— Спасибо, — ответила супергероиня и покинула здание. Придя к Мастеру, без единого слова, кроме «Здравствуйте», она отдала котёнка и помчалась на поле ещё не законченной битвы.

— Ну что ж, рад, что ты соизволила вернуться, — съязвил Бражник, тут же запустив в неё приветственную акуму. — Знаешь, зелье уже почти готово. Осталось лишь один ингредиент — ты.

— Ха, я? И зачем я вам понадобилась? — выразив ложное удивление, съязвив в ответ, ответила она.

— Тело, мне нужно твоё тело. Думаю, оно будет шикарной оболочкой!

— Вы уж извините, но я на это не соглашусь!

— Тебя никто и не спрашивал. — На Леди с двух сторон полетели полчища акум, которые обвили тело девушки так быстро и так сильно, что она не могла двигаться. — Проблема пяти минут, а я думал, что ты сообразительная! Пока ты где-то шлялась, избавляясь от этого паразита, ловушек я напридумывал кучу! Как видишь, ты попалась только в одну из них. Жаль, думал поразвлекаться. — Бражник развернулся к ней спиной и направился в сторону окна. Сквозь витражные стёкла проникали золотистые лучи заходящего солнца, весело переливаясь на бетонном полу. — Пока не пришло время, хочу рассказать тебе о твоем поражении поподробнее. Я желаю вернуть себе свою любимую, а ты врываешься ко мне и переманиваешь сына на свою сторону! Почему я его ранил? — он развернулся к Леди, смотрящей на него поистине пугающим злобным взглядом, ухмыльнулся такой до боли знакомой ухмылкой, и продолжил: — Кажется, у одного русского писателя, вроде у Гоголя, есть произведение «Тарас Бульба», так вот, там есть прекрасная строчка-объяснение: «Я тебя породил — я тебя и убью». Что же сделал я с сыном, который был против возвращения своей любимой матери? Ранил, всего-то. Не убил, а ранил. Не умрёт твой «трупик». — Слово, которое прозвучало из его уст последним, было наполнено такой мерзкой желчью, от которой девушка закусила губу, чтобы не усугубить положение и не сказать пару ласковых в ответ. — Видишь ли, говорят, что добро всегда побеждает зло. Теперь-то ты поняла, что была всё время на стороне зла? — он повернул голову вправо, чуть наклонил и продолжил: — Ну, время пришло! — схватив кубок, что стоял на полу, мужчина решительно направился к пленнице, поднёс к губам и произнёс: — Ты— ошибка этой жизни! А теперь прощай! — с этими словами он наклонил сосуд и жидкость медленно полилась по горлу, тогда Бражник уменьшил угол наклона и теперь лишь капли смеси падали с подбородка.

«Ещё чуть-чуть», — подумала Маринетт, прежде чем закрыла глаза и оставила этот мир.

И спустя мгновенье её глаза открылись вновь.

— Габриэль… Это ты, мой Бонем**? — нежно прозвучали слова девушки.

— Да-да, конечно я! — воскликнул Бражник, щёлкнув пальцами, и тут же тёмные бабочки разлетелись в разные стороны. — Получилось, любимая, ты здесь! — казалось, его вечно холодные, как Северный Ледовитый океан, глаза начали таять, словно снег весной. Холодный голубой оттенок начинал превращаться в пастельный. Сердце, что было заковано, казалось, ничем не разрушимыми цепями, снова открыто. — Я так скучал. — Он нежно взял девушку за подбородок и провёл пальцем по щеке.

— Я тоже, сладкий, но где же моё солнышко?

— Солнышко? Какое солнышко, радость моя?

— Как? Неужели? Что с ним? Что с нашим ребёнком? Что с Адрианом? Что с ним случилось? — испуганно произнесла вернувшаяся, оглядывая комнату.

— Он в больнице, но нам это не помешает! У нас целая жизнь!

— Нет! — отрезала она. — Ни за что! Пока мой сын в больнице, никакая жизнь не будет счастливой! А это что? — брюнетка указала на раскрытую книгу и чашу с красной жидкостью.

— Это я тебя возвращал. Представляешь, столько времени ушло! — весело, будто оправдываясь как подросток перед мамой, произнёс Габриэль.

— Да?! Боже! — девушка покачнулась, как тут же была схвачена руками в перчатках. — Габриэль, это ты?

— Ну что ты говоришь такое? Конечно это я!

— Нет, не ты! Мой Бонем не жертвовал бы сыном.

— Сыном? Ну что ты так…

—Не лги! — перебила она его. — Я всё прочитала в той книге! Мне её уже показывали! Ты не выполнил мою просьбу! Ты не заботился о нашем сыне! Ты… ты…ты забрал тело этой несчастной девушки. Она любила нашего сына! Больше я не хочу иметь ничего общего с таким, как ты, и не захочу никогда увидеть Вас! — глаза брюнетки закрылись и она повисла на теле мужчины.

Очнувшись Маринетт, не помнила, как долго ей пришлось сдерживать своё превращение; сил не осталось, поэтому Тикки буквально оставила её и, не открывая. глаз бухнулась рядом. «Прости».

— Прости. Квами твоя в порядке, да и мой мне уже больше не нужен. Забери мои камни и отведи Нурру к Мастеру. Он многое пережил за это время. Оплачу любые расходы. Только скажи. Я и так слишком много вам должен, — с грустью сказал Бражник

— С-спасибо, — слова или действия в доказательство были не нужны. И без них было видно, как раскаивался Габриэль.

— Ответь, пожалуйста. Ты действительно разочарована во мне?

— Как в человеке — да, как в дизайнере — нет! Ваши работы удивительны и всегда меня восхищали! — ответила с трудом, так и лёжа на бетонном полу уже в обычной одежде, Маринетт.

— Тогда, я, Габриэль Агрест, приглашаю тебя на работу в свою кампанию на должность главного модельера.

— Это шутка такая? — усмехнулась Дюпен-Чен.

— Я на полном серьёзе.

— Я согласна, — улыбнулась она, развернув к нему голову.

— Спасибо, — он улыбнулся в ответ так, будто был бедняком, с которым поделились кусочком свежеиспечённого хлеба. — Не говори, пожалуйста, Адриану об этом. Я и так сильно виноват перед ним и, когда он узнает, что случилось с тобой, боюсь, что никогда не простит.

— Хорошо, но при условии, что вы не против, если я возьму вашу фамилию.

— Без проблем! Если Адриан сделает тебе предложение — у тебя будет самая роскошная свадьба!

— Только чур секретная! — хитро улыбнулась девушка.

— Как пожелаешь, — мягко улыбнулся в ответ Габриэль.

Вот так Маринетт чуть не оставила этот мир, по крайней мере так показалось злодею. Всё-таки актриса из неё тоже ничего. И тут же она вспомнила один факт: сейчас — именно сейчас — она впервые плакала за столь долгое время. Не может она рассказать ничего! Не имеет права. Но ответить всё-таки надо:

— Квами теперь у Мастера лечатся. Тяжело им пришлось.

«А как ты?»

— Всё нормально! Теперь, Адриан, у тебя есть отец! — тихо ответила с улыбкой Маринетт.

— Отец?

— А-Адриан, твой голос, он восстанавливается! — ещё шире растянулась улыбка на лице девушки.

— Серьёзно, сынок, а ты сильнее, чем я думал! — сказал Габриэль, входя в палату. — Так, стоп, ничего не говори. Пока нельзя. Вот поправишься — тогда и выскажешься.

Лицо бедного Адриана менялось с каждым словом: глаза увеличивались, а нижняя челюсть почти встретилась с полом первого этажа, учитывая тот факт, что палата находилась на третьем.

— Да ладно тебе, будто приведение увидел, — нежно засмеялась Маринетт.

«Ты частично права. Куда вы дели моего отца, вашу ж?!»

— Тише, держи себя в руках, — погладила его по голове девушка.

— Да, действительно, ты прав, прости меня за всё! Я был не справедлив к тебе! Про тебя совсем забыл. Забыл про то, как сильно мы тебя с твоей мамой любили! Позволь мне исправиться.

«Условия два: не запрещай мне жить так, как я хочу, и обращай внимание на меня и моё мнение!»

— Хитрец, это уже три условия.

«Мне двадцать три! Хоть тридцать условий! Пока не отработаешь моё детство и не сводишь меня в парк аттракционов, пока не купишь мне сладкую вату и…»

Все кроме серьёзного Адриана засмеялись и уже не обращали внимание на мелькавшие на экране буквы:

«Эй, я серьёзно! У меня было украдено детство! Я имею на это право! Да ладно вам… Это не смешно, это грустно! Ладно, это весело! Ха-ха-ха. Алё, я здесь, бедный, несчастный и всеми забытый…»

«Внимание! Нарушен лимит слов!» — только и сообщила система.