И хотя ёж не был кротом ни на йоту, а в обычное время всякому труду предпочитал праздность, но в тот час вспомнил подсмотренные некогда от нечего делать манеры слепышей, и повернувшись спиной к угасающей сосне, изо всех сил принялся отбрасывать землю своими кривыми, крепкими ножками.

Невольно ставшая причиной суеты, луна равнодушно, без смятения в душе наблюдала за происходящим. Рассветы и закаты частенько румянили её щёки, но то была лишь видимость смущения, либо раскаяния, а собственного тепла ей не доставало даже на сочувствие по отношению к себе самой. А тут – ночь, мало ли что происходит под её покровом.

Но, как известно, каждый живёт с отмеренной ему долей совести.

Ёжик встретил утро возле небольшого пригорка рыхлой земли, который, словно шерстяным пледом, укутывал ноги сосне.

– Тебе не холодно? – Волновался ёж. – Может ещё подсыпать?

– Не надо, что ты! Спасибо тебе большое! Так уютно мне ещё никогда не было! Ты сам-то ложись уже, всю же ночь не спал! – В свой черёд беспокоилась сосна, и ёжику от того сделалось так славно и тепло на сердце, что после, когда он укладывался спать, сотканное из листвы одеяльце уже не казалось ему куцым, но жарким, даже чересчур.

– Гляди-кось, сухая трава, как вырванный из причёски лета клок волос. Не то повздорили лето с осенью? Нешто не поделили чего?

– Так уж который день ссора. Осень зашоривает окошки неба, становится мрачно, да холодно, а лето перечит, срывает в порыве озорства серые тряпки облаков, и сразу делается горячо, так что если бы не оглядка на осень, впору бежать на реку, да с берега в воду.

– Куда ж бежать-то? После Ильина дня на речке только бабы бельё полощут, а чтобы купаться – до Крещения ни-ни.

Коли мужики рассуждают не про обыкновенные мужеские свои дела, вОроны тоже ни с того не с сего принимаются курлыкать по-журавлиному, нежно так, воркуют будто. Чуть глянешь в их сторону – приветствуют друг друга привычным, понятным любому уху карканьем, а промеж собой… Однако чуднО!

В чепрачном небе – вкрученная осенью, заместо жёлтой, белая лампочка солнца.

Рассвет, перебирая загорелыми пальчиками тропинки, находит воткнутые в землю листья ландышей. Похожие на кульки из-под карамелек или на старые почтовые конверты, они медленно тлеют в пламени осени.

Болото густо пахнет баней и земляничным мылом. То пАрит калина, дышит часто перед скорым уже морозом.

– Отчего лето так кОротко? Не от того ли, что ребятишки бегают в коротких штанишках, да ночь не так длинна. как в другое время?

– А, может, и от того.

Жизнь минет, как лето. Обещает много, уходит внезапно.

Ох, как хочется всякому быть единственным хранителем каждой из истин, коих не счесть, как неисчислимы в небе звёзды

Автор

Большое зеркало напротив круглого стола. Я пытаюсь уличить его во лжи, и прячусь от своего отражения, так скоро, как могу. В порыве роняю с тумбы у зеркала статуэтку, и пугаюсь до слёз. Ищу, чем склеить и конечно же ничего не нахожу.

В попытке спасти самоё себя от справедливого наказания, скрепляю фигурку жёваным хлебным мякишем, и успеваю сделать это за мгновение до того, как замочная скважина принимается грызть подставленный матерью ключ.

Оглядывая комнату, мать ищет повод достать из шифоньера ремень, но к счастью для меня, явной причины нет. Недовольная этим, она уже было собралась выйти в кухню готовить ужин из продуктов, добытых мной же, бездельником и вралём, в бесконечных очередях, как вдруг мякиш предательски ослабляет хватку и отломанная часть статуэтки приземляется прямо к ногам матери…

Да что ж такое?! Почему бы не вспомнить нечто приятное, радостное, то, о чём приятно рассказать при случае? Увы, память, перебирая в сундучке произошедшего некогда с тобой, сама решает, что важно, а что нет.

И от того, к ужасу тех, которые хотели «как лучше», кажется, что всё хорошее, весёлое, важное свершилось вопреки их стремлению загнать тебя, как зайца, в рамки написанных кем-то правил. Только вот… те, которые пишут правила, не становятся ли они на цыпочки своего высокомерия, дабы прикинуть «размеры бедствия» и найти способ обуздать желание любого быть самим собой?..

Большая часть человечества, как мокрая вата – чей кулак сожмёт, ту форму и принимает. Так – не желаю. Не по мне.

Помнится случай, когда перед приходом в гости дяди, известного профессора точных наук, да будут долгими его дни! – мать затеяла генеральную уборку нашей комнаты в коммунальной квартире. По окончании процесса мне было тошно из-за однообразия, от ровности строя книг и предметов.

Зайдя в комнату, дядя скептически огляделся, внимательно посмотрел и на сестру, а затем спросил, с тайной надеждой обмануться в своих ожиданиях:"И что, у вас всегда …т а к ?!" В ответ на моё негодующее:"Не-е-ет, конечно!", мать тогда чуть не прибила взглядом к полу, зато дядя улыбнулся одобрительно.

      Беспорядок не то, что вы думаете о нём.

Букет одуванчиков в моей руке:

– Погляди-ка, они, словно горсть крошечных солнц!!!

– Я вижу только выпачканные в песке руки, и больше ничего.

Небо насыпает полные горсти монпансье града в широкие ладони листьев винограда.

– Как так? Не лето же! Отутюженные салфетки ландышей оттенка шампань уже приготовлены. Осталось только застелить округу белой скатертью снега, и ждать.

– Чего?

– Зимы.

– Но не рано ли?!

– Может, ежели пораньше начнётся, то скорее иссякнут её силы…

– Сомнительно. Обыкновенно она привозит с собой так много и располагается столь основательно, что кажется, будто она решила поселиться навечно.

Вдыхая полной грудью влажный, кисловатый аромат осени, перебираешь неспеша радости минувшего лета, словно детские рисунки, и от того, вместо удовольствия, вовсе мрачная округа кажется одним чёрно-белым снимком.

– Тебе не угодишь. Лето было? Было! Чего ж тебе ещё?

– Просто… грустно очень. После многоцветия с многозвучием, жары с купанием, – два-три цвета и остуда. Словно бы намёк, на то, что недолог век радости, и неизменно наступит то «после», о котором знать-то страшно, не то мечтать.

– Гляди-кось, луна…

– И чего с нею?

– Запуталась в паутине облака…

– Ведь не мухой, но жемчугом, коими любят представляться росы с дождями. И нет бы озлиться, либо встревожиться, так оно показалось луне забавно, что откинувшись на спину, принялась она раскачиваться. Тут уж и ветер, повсегда готовый к проказам, уперев одну руку в бок навроде чайной чашки, второй почал толкать качель. Долго ли станешь гадать про что стало с нею?

– С качелью али с луной?..

…Коли есть когда с кем поговорить ни о чём, неважно тогда, – ненастье ли просится в дом обсушиться, дятел ли просит ещё каши, стучит по подоконнику, будто по тарелке, – всё одно, славно.

I

– С какой радостью гляжу я на немытые оконные стёкла. Ни одна птицы не падёт бездыханной. Случись такие в моём дому при жизни бабушки, вот бы я получил от неё за это!

– Не понял, за что именно.

– Да что окна грязные!

– Ну, а птицы тут причём?

– Если окошко отмыть как следует, птицы. не разобравшись, бьются насмерть о прозрачные стёкла.