— Ну что, Апельсинка, поделишься приворотным зельем? У Вас двоих как, до секса то хоть дошло? Или ведьмам нельзя? — Все вокруг засмеялись, а она была растеряна и на глазах выступили слезы. — И кстати, Артем, как помощь, она с Мишкой Соболевым крутит, так что зря купился на ее удочку.

Я взглянул на нее, и во мне уже пылал гнев, одного имени этого упыря достаточно, чтобы вывести меня из себя. Она была напугана, унижена, но мне куда хуже.

— Так значит спектакль, все для того, чтобы помочь? Что же тогда приперлась вызволять? — я начал орать на нее, а она только сжалась от шума и усмешек, но мне было на это пофиг, сейчас мне нужны ответы. Она хотела уйти, но я не пустил. Схватил за плечи и немного трухнул. — Отвечай!

— Отпусти меня, мне больно, — она из последних сил, я не выдержал, мне стало мерзко от всего, от ее вранья и коварства, от того, что сейчас унизили и меня, и больше всего меня сейчас убивал тот факт, что Паша был прав, она самая настоящая дрянь.

Она убежала из школы. И когда я начал уходить, на шею мне кинулась Карина с поцелуями, но я ее откинул так, что она упала и все начали с нее смеяться. Витя отошел от Лизы, она назвала его трусом и кретином, а мне показала жест, что я идиот. Ближе к двенадцати, я все же успокоился и решил поехать к ней и все выяснить. Хочу понять, как она могла оказаться такой дрянью. Просто хочу понять, что я ей сделал, что она так со мной играла? И у подъезда меня ждало разочарование.

Мила

За что они все так на меня накинулись? Что я им сделал, и причем тут Миша вообще? Я бегу со школы вся в слезах. К школе на такси подъезжает запоздалый ученик, похоже единственный, не видевший моего позора. Я быстро сажусь в такси и назвав адрес еле держусь. Но как только за мной закрывается входная дверь, я даю волю слезам.

Я впервые видела во взгляде Артема столько отвращения, и стало так паршиво от того, что оно было направленно в мою сторону. Я просто чувствую себя такой гадиной, но я ведь не виновата ни в чем. Даже не вериться, что еще вчера он обнимал меня так, словно я его спасательный круг, а сегодня после такого теплого взгляда во время танца, он сделал меня врагом народа. Я судорожно нажимаю по экрану телефона и набираю давно не набираемый номер. Гудок, второй, третий.

— Привет, Милки вэй. — раздается немного уставший голос, а я только всхлипываю в трубку, ведь из глаз до сих пор предательски текут слезы. — Милка, что случилось? Ты где?

— Я дома. Приезжай скорее, прошу, — захлебываюсь в слезах и скатываюсь на пол и начинаю плакать в гостиной.

Пока он ехал, я просто рыдала, вся боль, которая копилась во мне резко приумножилась после сообщения Артема: «Сука, я так думал, что ты особенная, думал, что ты та самая милашка, которая может стать моим другом, которому я могу довериться, а ты оказалась такой тварью. Что, хорошо Соболь развлекает, да? В ваш план входило то, что я мог тебя взять в реале? Или вы думали, что я не смогу на такую как ты залезть? Интересно, как давно вы начали воплощение плана?».

Каждое написанное слово просто обжигало душу, я откинула телефон, но он не разбился, как никогда. Я кричала в отчаянии, но тут меня обняли крепкие мужские руки, и я поняла, он уже приехал.

— Тише, тише, девочка моя. Я радом, все будет хорошо, я убью любого, кто к этому причастен. Не плачь, маленькая моя. Я здесь, теперь все будет хорошо.

Он немного раскачивал меня в своих руках, и я повернулась к нему, уткнувшись носиком в грудь и вдыхала крепкий мужской аромат. Прошло четыре года, а он не изменился. Все тот же хвойный оттенок. Спустя пол часа я все же успокоилась.

— Вот и хорошо, перестала плакать. — он взял мое лицо в свои руки и вытер большими пальцами слезы со щек.

— Миш, зачем ты хотел посадить Артема? — он смотрел на меня недоуменно.

— Какого Артема? — я внимательно посмотрела на него и только хотела сказать, как он опередил меня. — Только не говори, что это ты Беркутова имеешь ввиду, не говори мне, что это ты этого индюка вытащила из тюрьмы! — он был зол, в ярости, но не кричал.

— Да, я о нем. Так зачем все это?

— Да за тем, что он, как и я, в криминальном мире, и мы конкуренты. Вопрос в другом, ты откуда его знаешь? Хера интересуешься? Хера ты его вызволяешь?

— Да что он тебе сделал, что ты так с ним? — мы уже начали кричать друг на друга стоя в полный рост, и он так же как и Артем, возвышался надо мной словно скала и готов был задавить авторитетом.

— Дорогу мне перешёл. Не смей к нему приближаться! Поняла меня? Узнаю, что третесь рядом, я его убью, поняла меня?

— Нет! Я не позволю, я его, — но он меня осек.

— Не смей говорить, что любишь. Не смей, поняла меня! Меня ты прогнала, вычеркнула из своей жизни, а с ним будешь таскаться? Не позволю! Он же с тобой как с игрушкой по играет, возьмет и выкинет. На большее этот урод не способен. Для него девушки все на одну ночь. Мил, прошу тебя, — он схватил меня за плечи, а меня накрыла новая истерика.

— Да откуда тебе-то знать? — я скинула его руки с моих плеч. — Ты не хотел меняться, и только сильнее грязнешь в этом мире, а он, он пытается выйти из игры, я это чувствую! Он другой рядом со мной. Ты его не знаешь, он бывает таким чутким, романтичным. Ты его не знаешь!

— Да я знаю его дольше тебя. Очнись, это Беркутов, и я его ненавижу, за его взгляды чистой зоны.

— Да он лучше тебя. Если бы ты был таким как он я бы не вычеркнула тебя из своей жизни! Думаешь мне приятно видеть, как мама всегда мечется между мной и тобой? Нифига неприятно, но что я могу поделать если ты не меняешься?

— Однако позвонила ты мне, а не этому упырю.

Крикнув это, он прошел от меня в сторону к упавшему телефону и поднял его и как на зло, он все еще горел, и он принялся читать смс-ки. Его лицо стремительно менялось. Я пыталась выхватить гаджет, но все бесполезно. Прочитав все наши сообщения, но заблокировал телефон, сильно сдавив его в руке.

— Значит так, сестренка, если я еще раз увижу этого упыря рядом с тобой, я сделаю все, чтобы он сдох. Мне нахер не нужно, чтобы он с тобой переспал, разбил сердце, а нам его потом склеивай по кусочкам тебя. Я не собираюсь быть с ним любезным и только потому, что ты его любишь, я его не убью, — я вздохнула немного с облегчением, но радость была недолгой. — Все это до его первого залета, и как только мы с ним пересечёмся, мы его уничтожим с парнями. Ты под нашей опекой, и он не имеет права к тебе приближаться.

Тут на телефон пришло оповещение, и он его смотрит. Там видео какое-то, и он его открывает. И тут я слышу те же слова, что и в актовом зале.

— Отдай, не смотри, верни. — но он держит мои руки сцепленными за спиной, а сам смотрит его.

Минуты тянутся мучительно долго, и тут слышен голос Артема на записи. Все, теперь начнется война.

— Ты его любишь на сколько по десятибальной шкале?

— Десять. — тихо говорю ему, при этом опуская голову.

— А меня?

— Десять.

— Ну тогда возможен лишь один вариант. Тебе придется выбрать, кто из нас важнее, брат или какой-то там Артем? Тебе придется сделать выбор, и тогда я сделаю свой. Я тебе обещаю, я стану лучше. Хочешь, чтобы я стал придерживаться политики как Артем, окей, сделаю. Вернусь к тебе, но его не должно быть в твоей жизни.

— Я не могу сделать этот выбор. — мы уже сидим в обнимку на диване.

— Зато он смог. Он не выслушал тебя, не дал объясниться, а сразу отверг. В этом он весь, Мил. Ты с ним не будешь счастлива. Я знаю его дольше, и я слишком много видел.

— А я чувствую. Он другой, он просто скрывает свою ранимость за маской бездушья. Он боится, что ему сделают больно. Это его защитный панцирь.

— Давай я сейчас схожу в магазин, куплю мороженое, и мы его съедим, и ты ляжешь спать. Иначе я позвоню отцу и будет кирдык всей семье Беркутова.

— Не трогайте их. Это касается только нас с Артемом. Я уверена, он уже жалеет, что так мне сказал, просто гордый и не знает, как извиниться.