– И что дальше? – поинтересовался сидевший на кожаном диване Маркус.

Приемная, выдержанная в умиротворяющих тонах, находилась в задних комнатах дома Эмили. Цвета обстановки были нейтральными, пастельными; на стенах висели позитивные рисунки – журчащий по камням ручей, смеющиеся дети, лес, закат. Эмили тщательно изучала психологию цвета и характера репродукций, постоянно экспериментировала, меняла местами картины. Результаты экспериментов ошеломляли. Искусство не являлось точной наукой, однако Эмили отчаянно пыталась создать в своем кабинете подобие убежища, где пациенты чувствовали бы себя в полной безопасности, и люди на приеме действительно успокаивались, расслаблялись. Все, кроме Маркуса. Эмили часто задавала себе вопрос: может быть, Маркусу станет комфортнее, если она покрасит стены кабинета в черный цвет, а вместо картинок с ручьями повесит фотографии с мест преступления?

– По‐моему, прогресс налицо, Маркус. На первом сеансе вы вообще ничего не могли вспомнить – только тьму и страх.

– И что мне удалось вспомнить с тех пор? Голос в темноте? Вы же говорите, что я его просто вообразил. Крики родителей? Ничего мы с вами не добились. Пустая трата времени, вашего и моего.

Эмили сняла очки и, положив их вместе с блокнотом на журнальный столик, наклонилась, упершись локтями в колени.

– Категорически не согласна. Вы никогда не говорили мне, почему вам так важно вспомнить ту ночь. Надеетесь найти убийцу? Вспомнить какие‐то подробности, которые выведут вас на его след?

Глаза Маркуса блеснули, однако Эмили не сумела понять, какие эмоции вызвал в нем вопрос. На долю секунды ей показалось, что Маркус готов открыться, но он вытащил из кармана телефон и вывел на экран часы.

– Боюсь, наш сеанс подошел к концу, док. Мне бы не хотелось, чтобы налогоплательщики переплачивали за мое лечение.

Эмили откинулась на спинку кресла и вздохнула.

– Я ведь уже говорила – для вас я всегда здесь, днем и ночью. Будете держать гнев в себе – считайте, что сжимаете в руке раскаленный уголь. Рано или поздно вы его в кого‐нибудь бросите. Вас сжигает гнев.

– Вы прочитали это на печенье с предсказанием? – поднял брови Маркус.

– Мой дед был японцем, буддистом. Он рассказывал мне о предсказании судеб в учении Будды. Бабушка, родом из Ирландии, принадлежала к католической церкви и учила меня любить врагов и молиться за тех, кто подвергает тебя гонениям. Это слова Иисуса.

Маркус молча смотрел на Эмили.

Она вспомнила высказывание Будды, о котором говорил дед. Одно слово, несущее мир, всегда лучше тысячи пустых слов. К сожалению, ей придется найти иные способы, чтобы привнести мир в душу Маркуса Уильямса.

– Сколько вы не спите?

– Почему вы спрашиваете? Хотите уложить меня прямо здесь?

Эмили не стала отвечать. Ей уже приходилось видеть Маркуса в подобном состоянии. Любая попытка поговорить по душам наталкивалась на глумливые ответы, которые только уводили их от основной темы. Она встала, открыла ящик стола и, достав оттуда флакон с таблетками, кинула его в сторону Маркуса.

Он поймал пузырек и уставился на этикетку.

– Это еще что?

Эмили уселась за стол и начала делать пометки в блокноте.

– Подобрала вам препарат для улучшения сна.

– Благодарю, док, не стоит. Мне необходима полная концентрация, и такую гадость я принимать не буду.

Маркус бросил ей флакон. Эмили поймала его и тут же что есть силы кинула обратно. Флакон стукнул Маркуса в грудь.

– Концентрация? О какой концентрации можно говорить, если в вашем баке бензина на донышке? Вы истощены, ваша реакция вот‐вот снизится до нуля! Это все равно что ходить на работу пьяным. Берите чертовы таблетки и хоть чуть‐чуть поспите, или ноги вашей на оперативной службе не будет! Понятно излагаю?

Маркус несколько секунд не сводил с Эмили взгляд, потом все же нагнулся, поднял пузырек и направился к выходу.

Эмили, продолжая смотреть в свой блокнот, добавила:

– Маркус, будьте осторожны, прошу вас.

Он не стал оборачиваться, а уже у двери сказал:

– Знаете, чему еще учит Будда? «Тайна бытия в том, что не должно быть страха. Не бойся предстоящего, ни на кого не надейся. Свобода приходит лишь тогда, когда отказываешься от помощи».

Маркус открыл дверь и вышел в ночь, а Эмили, не найдясь с ответом, смотрела ему вслед.

Маркус вошел в свой кабинет и швырнул куртку на одно из кресел для посетителей. В помещении пахло новой кожей и старым винилом. Аромат кожи исходил от мебели, приобретенной за счет казенных средств, винилом же пахло собрание пластинок, задвинутых в угол комнаты. На стенах висели киноафиши – в основном из фильмов с Джеком Николсоном, а также первого «Хищника», второй части «Чужих», первой трилогии «Индианы Джонса» и «Крепкого орешка». В комнате было еще несколько постеров, посвященных другим излюбленным картинам Маркуса. Каждая афиша пестрела автографами актеров и съемочной группы. В другом углу кабинета, на тумбочке под телевизором, росла коллекция вещей, использованных в качестве реквизита для различных фильмов. Зарплату Маркус особо ни на что не тратил, а редкие часы досуга проводил на аукционной площадке eBay. Семейные снимки в кабинете отсутствовали.

Едва переступив порог кабинета, Маркус почувствовал, что на диване кто‐то сидит, но притворился, что не заметил гостя, и, сев за рабочий стол, начал просматривать почту.

– Вам стоит быть осторожнее – не к каждому ведь получится подобраться незаметно. Я обычно сначала стреляю, вопросы приберегаю на потом.

– А ты уверен, что я не вытащил обойму из твоего «ЗИГ‐зауэра»?

Маркус поднял взгляд на Директора «Пастуха» и едва не потянулся к кобуре.

– Да уж, с вас станется.

– Я ведь предупреждал тебя, мальчик. Девяносто процентов ситуаций, с которыми ты сталкиваешься, у тебя не под контролем. Так что управляй хотя бы оставшимися десятью. – Директор положил руку на одеяло с подушкой, сдвинутые к подлокотнику дивана. – Говорят, ты съехал из квартиры, которую мы тебе сняли, и перебрался в служебный кабинет?

– Никакого смысла в этой квартире не было. Я почти все время на службе, а когда нет – меня всегда можно найти в офисе. Представляете, какую сумму мы сэкономили налогоплательщикам?

– Какая может быть личная жизнь, если у тебя нет дома?

– Мой дом – здесь. – Маркус обвел рукой кабинет.

Директор оглядел коллекции, собранные подчиненным, и задержал взгляд на стопке фотографий с мест преступления, лежавших на столе.

– С Мэгги у тебя отношения наладились?

Маркус молчал, некоторое время бесстрастно смотрел на Директора, потом ткнул пальцем в папку, которую тот зажал под мышкой.

– У нас новое дело?

– Если быть точным – старое, просто появились новые факты. Ты не ответил на мой вопрос.

Маркус молча ждал продолжения.

– Она тебя любит, Маркус. Не говори, что ничего не подозреваешь, – произнес Директор.

– Можно папку? – протянул руку Маркус. – Если это дело напоминает те, с которыми мы работали последнее время, рассусоливать некогда.

Директор не шевельнулся.

– Как у тебя со сном?

Маркус раздраженно вздохнул и встал из‐за стола.

– Вы наняли меня, чтобы я работал. Работой я последний год и занимаюсь. Это моя жизнь. Каждый из плохих парней, дела которых вы клали мне на стол, получил свое. У вас остались сомнения в моих способностях?

Директор не стал отводить взгляд.

– Ты знаешь, что нет.

– Тогда передайте мне эту чертову папку, и я возьму ее в работу. Если считаете, что я недотягиваю в профессиональном плане, пожалуйста, надерите мне задницу, не стесняйтесь, и давайте отложим в сторону все остальное.

Директор замолчал, и некоторое время оба сидели совершенно неподвижно. Наконец шеф извлек папку и кинул ее на стол. Маркус забрал документы, присел на край столешницы и открыл первую страницу.

– Анархист?

– Именно. Мы не знаем точно, сколько человек он убил, но здесь явно попахивает оккультизмом. Подробности найдешь в деле. Анархист не проявлял себя около полутора лет. Прежде по его делу некоторое время работал Аллен; он планирует встретиться с тобой в Чикаго. Парень убил по крайней мере трех женщин, и еще пять числятся пропавшими без вести.