И в глаза ему смотреть вовсе даже не обязательно.

И то, что взгляд не отводит… пусть не отводит.

Водит-хороводит.

– Я, пожалуй, пойду проверю, как там дети, – Савожицкая тихонько вышла и дверь закрыла, что характерно, на замок. Пусть дверь не зачарованная, но… и почему у самой Астры щеки красные, будто она не лечит, а… а чего-то не то делает.

Точно красные.

И горят.

Сила это выхода требует. Астра зачерпнула больше, чем удержать способна. Душа, может, дорогу в заповедный лес отыскала, а вот тело прежним осталось, слабеньким.

Ничего.

– Сиди смирно, – велела она, хотя маг даже не пытался шевелиться. Застыл, уставился на нее светлыми своими глазами. И все одно хмурится.

Что он все время хмурится?

Астра коснулась пальцем лба.

– Больно? – уточнила она на всякий случай, потому что молчание стало совершенно невыносимым.

– Нет.

– Будет.

– Знаю, – он почему-то улыбнулся, хотя вот Астра серьезно предупреждала.

А он улыбается.

– Рубашку сними, – Астра сказала это серьезно, а улыбка мага стала еще шире, хотя еще недавно казалось, что шире-то уже некуда. – И спиной повернись.

И… спина у него гладкая.

То есть, не сама спина, на ней, как и положено, позвоночник проступает, ребра, а вот кожа гладкая-гладкая, как камень, водой отполированный.

– Я постараюсь осторожно, – пальцы просто-напросто сводило от избытка силы. – Но… править много что нужно.

…легкие.

Структура их нарушена. И фиброз начался, особенно в левом, где множественные каверны почти полностью известковались. С кавернами Астра ничего-то сделать не может, а вот ткань изменить она попробует. Никогда бы раньше не рискнула, а теперь она знает, как правильно.

Осторожно.

Без лишней спешки. Сдерживая силу. Пожалуй, именно это сложнее всего – силу сдерживать, которая готова хлынуть в тело исцеляющим потоком. Вот только пациент подобного не переживет.

А он пациент.

И смотреть надо, как на пациента. Астра же видит перед собой загоревшую шею, и плечи тоже загоревшие, но чуть меньше. На них светлый след от майки, и тянет провести когтем по краешку.

Или вот надавить на торчащий позвонок.

Или…

Он закашлялся и попытался подняться, но Астра не разрешила.

– Восстановление – это не всегда приятно, – собственный голос показался совершенно омерзительным. А Святослав кивнул.

Имя у него теплое.

И сам он.

Маг.

Человек. Большей частью, хотя чувствуется та самая опасная огненная кровь. Но пламени слишком мало, чтобы человека сожгло.

Хорошо.

– Потерпи, – попросила она. – Если хочешь, я в сон погружу.

– Не надо, – говорить ему было сложно. – Расскажи.

– О чем?

– Не знаю. О чем тебе самой захочется.

Странная просьба. Ему и вправду интересно? А самой Астре? Она никогда-то толком с людьми не говорила. Разве что с Серафимой Казимировной. Или вот с Эльдаром, который готов был слушать, но теперь об этом вспоминать неприятно. И не получится ли так, что этот маг тоже… обманет?

Выслушает.

Запомнит.

И сделает что-то…

– Однажды Серафима Казимировна принесла мне туфельки. У меня была обувь, ты не подумай. Бабушка никогда не позволяла нам голодать или вот мерзнуть… ведьма же. И обо мне заботилась. Как умела. Я же… я злилась сначала. И на нее, и на всех. И еще боялась. Все время боялась и злилась, и всегда то одного было больше, то другого…

Ткани отзываются, что хорошо. Еще пару лет и процесс стал бы необратим. А может и раньше. Никогда не угадаешь.

Святослав побледнел.

И на шее проступили капли испарины. Можно, конечно, изменить болевой порог, но… Астра не была уверена, что у нее получится так, как надо.

И что потом она сумеет вернуть все на место.

– Первый год я и из комнаты выходила только с нею или когда в квартире никого не было. Однажды два часа маялась, хотела в туалет, но Калерия на кухне закатки ставила. Тогда, кажется, я впервые и выглянула… но не о том. Она принесла туфельки. Темно-зеленые, из гладкой кожи, еще и с бантиками. Такими вот крохотными, – Астра показала, насколько крохотными были те банты. – И платье к ним. Шерстяное. В клеточку. Оно было широким. Мне все платья были широкими, и порой их даже не ушивали. Зимой и удобнее, когда широко, можно под низ кофту натянуть или платок теплый намотать.

…раны затягивались.

Еще несколько дней уйдет на восстановление слизистой. Нужно будет попросить Савожицкую, чтобы легочный сбор составила, с отхаркивающим. Корень солодки подойдет или вот фиалка, но кашель будет сильным, пока легкие не очистятся.

– А тут… она сказала, что мне в школу пора, что война войной, но аттестат нужен. И в школу следует идти красивой. И меня эта мысль захватила. Я ведь никогда-то в школе не была. Сперва дома училась, с мамой. Потом… в приюте я болела постоянно. Война опять же…

Астра замолчала.

– Не приняли? – надсаженным голосом поинтересовался Святослав.

– Отчего же… приняли. В школу. В классе… я собиралась. Не только я… Калерия… принесла сумку. Сама сшила. И тетради нашли. Почти чистые. Перья опять же. Чернильницу…

Астра замолчала.

…больно было.

Было не просто больно, вернулось то поганое ощущение, словно внутри Святослава костер развели. И теперь он медленно жарился на этом вот костре чужой силы. Подмывало даже встать, отказаться от этакой помощи, честно сказать, что он не выдержит.

Что лучше сдохнуть…

Не лучше.

А пальцы, поглаживавшие шею, как-то так, совершенно небрежно, будто привычно было им чужие шеи гладить, замерли вдруг.

– Я надеялась… не знаю, на что надеялась, – не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как дива нервно пожимает плечами. – Я сразу поняла, насколько чужая им. И… там собрали всех. Разные дети. Разного возраста. Некоторые даже совсем и не дети… были те, кто курил. И смеялся. И… читать не умел. Я умела и хорошо.

Пальцы сместились чуть ниже, делясь со Святославом силой, от чего он с превеликим удовольствием отказался бы.

– Я знала историю. И географию. И оказалось вдруг, что я, если не самая умная, то… почти. К тому же дива. Серафима Казимировна просила меня быть проще, но я не понимала. Как это? Я не могу перестать быть дивой по своему желанию. И не могу притворяться, что чего-то не знаю, если знаю. Притворяться вообще очень сложно. Не понимаю, как люди с этим справляются.

– У них опыт.

– Да…

Она замолчала, и молчание это было болезненным.

– А туфельки?

– Туфельки? – Астра, кажется, удивилась вопросу. – Туфельки были хорошими. Я их всю осень носила, и потом еще весной. И летом пыталась, но нога слишком уж выросла. Они целые. Лежат. Розочке будут, когда подрастет.

Она снова замолчала, но на сей раз ненадолго.

– Мне кажется, что Розочка другая. Она… умеет ладить. И в школе ее примут. Наверное. Надеюсь.

– Примут, – пообещал Святослав, хотя тоже не мог знать наверняка.

И она поняла.

Повторила эхом:

– Примут.

И посерьезнев, добавила:

– Пока закончу, но завтра займусь остальным. Вы ведь…

– Ты.

– Хорошо, – спорить дива не стала. – Ты хотел, чтобы я посмотрела других людей.

– И не только людей… скоро соберутся ведьмы, – расставаться с ее руками категорически не хотелось, но Святослав подавил приступ кашля и поднялся. – Нужно посмотреть, не совершала ли какая-нибудь из них обрядов, которые… совершать не стоит.

Астра кивнула.

И отвернулась, чтобы не смотреть, как он рубашку натягивает. Почему-то было обидно. Вот ведь… глупость. И не желая заострять на этой глупости внимание, Святослав произнес:

– Я нашел ту, с которой все началось, но нам это ничего не даст. Даже архивы поднять вряд ли выйдет, слишком все война перепутала. Я до сих пор не знаю, мужчина нам нужен или женщина.

Горячие пальцы словно невзначай коснулись шеи. Коснулись и отпрянули, оставив каплю обжигающего света. А говорить о деле больше не хотелось.