И Блад непременно был бы повешен, но утром следующего дня в Таунтон прибыл курьер из Лондона от лорда Сэндерленда. Он сообщил, что король Яков дарует осуждённым невероятную монаршую милость, позволяя тысяче бунтовщиков умереть в рабстве на Ямайке, Барбадосе и на прочих Подветренных островах.

Не подумайте, что он сделал это от большой гуманности. Просто массовые казни бездарно уничтожали ту физическую силу, которую можно было легко продать с максимальной выгодой для короны. В британских колониях всегда не хватало рабов для повальной работы на плантациях, и любые мятежники сейчас были в цене, просто на вес мышц.

Всех их приказывали немедленно отправить в южные владения короля, где им была обещана мнимая свобода за каторжный труд в течение десяти лет. Мало кого волновало, что в рабстве на плантациях сахарного тростника белые люди не выживали и года. Не говоря уж о том, что набеги вампиров или пиратов порой выкашивали целые города…

Но только поэтому доктор Питер Блад, эсквайр Эндрью Бэйнс и шкипер Джереми Питт вместо повешения отправились пешкодралом вместе с другими заключёнными в Бристоль, а там были пересажены в грязный трюм корабля «Ямайский скупец». От жутких условий, протухшей еды и гнилой воды среди осуждённых вспыхнула эпидемия, после чего в океан было выброшено аж одиннадцать трупов. Несчастный бедолага Бэйнс оказался в числе умерших.

…Повальную смертность среди заключённых остановил тот же Питер Блад, уговоривший капитана «Ямайского скупца» дать ему доступ к ящику с лекарствами. Как вы понимаете, здоровье каторжан никого особо не волновало, но ушлый капитан Гарднер быстро сообразил, что ему могут дать по шапке за слишком большие потери «живого товара», не говоря уже о том, что болезнь могла запросто перекинуться и на весь экипаж судна. Оно нам надо? Неть…

…Когда корабль бросил якорь в Карлайлской бухте, на залитый солнцем берег вышли всего сорок два оставшихся в живых повстанца. Тощих, худых, грязных, мало похожих на людей.

Несчастных вывели на набережную довольно приличного городка с домами европейской архитектуры, где над черепичными крышами возвышался эффектный шпиль церкви. Вход в бухту защищали тяжёлые стены форта, из амбразур которого торчали грозные стволы чугунных пушек. В самом центре, на склоне холма, стоял большой губернаторский дом.

На мощёной набережной выстроился вооружённый отряд милиции, состоявший из местных жителей, а для осмотра доставленных каторжан прибыл сам губернатор Стид, невысокий толстячок с красной мордой, одетый в камзол из голубого сукна, обильно расшитый золотом. За губернатором следовал высокий, дородный мужчина в форме полковника барбадосской милиции. На его плоском загорелом лице застыло вечное брезгливое недовольство, замешанное на буром высокомерии.

Рядом с ним шла милая стройная девушка в атласном костюме для верховой езды. Широкополая серая шляпа, украшенная страусиными перьями, прикрывала её прелестное лицо, покрытое нежнейшим золотистым загаром. Блестящие каштановые локоны падали на плечи. В её глубоких карих глазах читалось искреннее сострадание. Она была словно не от мира сего…

– Типичная дурочка, – пробормотал Питер Блад, неожиданно поймав себя на том, что он не сводит взгляда с очаровательной красотки. (Напомним, доктор до сих пор был не женат.)

Девушка столь же явно выделила мятежного каторжанина, с изумлением и жалостью всматриваясь в его черты. Затем она дёрнула за рукав полковника и что-то горячо зашептала ему на ухо.

Но, прерывая её, к ним тут же обернулся губернатор:

– Успокойтесь, дорогой полковник Бишоп! Разумеется, вы вправе выбрать любого из этих грязных бродяг по бросовой цене. Остальных мы продадим с общих торгов, хоть на корм вампирам…

– Не надо ля-ля, ваше превосходительство! Клянусь честью, мне нужны рабочие руки, а не ходячие трупы. Какой толк будет от этой грязной швали на плантациях?

Презрительно щуря кабаньи глазки, он подозвал к себе капитана «Ямайского скупца», некого Гарднера (не путайте с известным русским производителем фарфора!), для осмотра всех каторжан.

В первую очередь полковник остановился напротив молодого шкипера Питта. Потыкав толстым пальцем в грудные мышцы юноши, в живот, в пах, он приказал ему открыть рот, посмотрел на зубы; развернул, оценил всё что можно сзади, сплюнул и, не поворачиваясь, буркнул стоявшему рядом Гарднеру:

– За этого циркового уродца дам пятнадцать фунтов.

– Пятнадцать фунтов?! За такого молодого, крепкого, выносливого мятежника?! Э-э, дорогой, это несерьёзно…

– Это вдвое больше того, что я был намерен заплатить.

– Ай-я, посмотрите ещё раз: какой торс, какой рельеф, какие ресницы; уверен, он ещё и танцует у шеста, да! Тридцать фунтов – и то слишком дёшево, ваша честь.

– За такие деньги мне проще купить негра. Эти белые крысы быстро дохнут в нашем гнилом климате, а жизни чёрных важны. Вы забыли?

Впечатлительный Питт всё это время стоял молча, держа язык за зубами. Кандалы и тюремная камера кого угодно научат не высовываться. Но Питера Блада буквально передёргивало от этой гнусной торговли людьми. А кареглазая красавица меж тем прогуливалась, болтая с губернатором, который прыгал около неё, глупо хихикая и рисуясь. Девушка, видимо, не совсем понимала, какая мерзость здесь творится. Но может быть, подумал Блад, ей было абсолютно на всё начхать?

Меж тем полковник Бишоп повернулся на каблуках, собираясь уходить.

– Двадцать фунтов – и ни копья больше. Это окончательная цена. Будете спорить с полковником милиции?!

Капитан Гарднер, поняв по его тону, что дальнейший спор действительно связан с серьёзным репутационным риском, мысленно обозвал ментов козлами, тяжело вздохнул и вынужденно согласился. Довольный собой, Бишоп двинулся дальше вдоль шеренги заключённых. Его выбор пал на одноглазого сорокалетнего мужчину гигантского телосложения по имени Волверстон, зачем-то потерявшего глаз в сражении при Седжмуре.

– Семнадцать фунтов за сутулого инвалида!

– Без ножа режешь, дорогой полковник, э-э?!

Постыдная торговля людьми началась снова.

Питер Блад в ожидании своей очереди всей грудью вдыхал незнакомый душистый воздух, насыщенный ароматами моря, песка, кампешевого дерева[10], ямайского перца, бананов, рома, интима и душистого кедра. Душа доктора парила в неземных высях…

Медленно двигаясь вдоль шеренги мятежников, плантатор поравнялся с Бладом и прошёл бы мимо, если бы девушка не коснулась своим хлыстом плеча доктора.

– Вот тот человек, которого я хотела, – уверенно сказала она.

– Этот бледный дрыщ?!

Полковник было развернулся, но тут вмешался капитан Гарднер:

– Не факт, дорогой, не факт! Он, может быть, и тощ, но зато вынослив. Когда половина арестантов валялась, притворяясь больными, этот ара ходил на своих двоих и ещё лечил каторжников за мой счёт. Пятнадцать фунтов давай за него, полковник! Мамой клянусь, дешево отдаю!

– Купите его всего, – продолжала давить красавица.

Губернатор Стид счёл своим долгом «тонко» пошутить:

– Уступите же вашей племяннице, полковник. Женщина с первого взгляда определяет для себя настоящего мужчину! Как можно отказать ей в её хотении?

Он от души рассмеялся, весьма довольный своим ослоумием. Но смеялся он один. На лице красавицы было написано: «Господи, какой дебил…», а Бишоп был слишком занят торгами, чтобы обращать внимание на туповатый юмор губернатора. Он кусал губы и скрёб ногтями небритый подбородок.

– Хотите десять фунтов? – выдавил наконец сдавшийся полковник. – Но я требую скидку за опт!

Питер Блад молил небеса об инсульте. Мысль о том, что он станет собственностью этого потного тупорылого животного, вызывала у него величайшее желание вытошниться прямо сейчас на сапоги покупателя. Но, увы, не во власти раба выбирать свою судьбу.

Так высокообразованный бакалавр медицины Питер Блад был продан хамоватому полковнику местной милиции за смешную сумму в десять фунтов стерлингов. И нечего тут выдумывать всякое…