Раздуваясь от жары и ярости, Бишоп сделал шаг вперёд, размахивая новой бамбуковой тростью.

– За что ты его ударил? – злобно спросил он.

Питт стоял молча, опустив голову. Он тщетно пытался придумать какое-нибудь удовлетворительное враньё, но поскольку они не успели договориться заранее, то с языка рвались лишь матерные проклятия в адрес успешно отползающего доктора.

– Отвечай, скотина! Как часто ты распускаешь руки, подлец? – и, не дожидаясь ответа, полковник бросился лупцевать парня бамбуковой тростью. – Молчать! Язвить? Грубить? Иронизировать?! Вот тебе ещё, негодник! Вот ещё, и ещё, и ещё…

Удары сыпались один за другим.

– Ну, как тебе такое, собака?!

– Не бейте меня, я боюсь щекотки…

– А-а-а!.. Ты ещё дразнишься, сволочь?! Решил со мной пошутить? Ты думаешь, что тебе всё можно, грязный щенок?!

Для того чтобы привести полковника Бишопа в бешенство, требовалось пять секунд, и Джереми, не выдержав дикой боли, бросился на своего мучителя, таки успев разок приложить полковника лопатой по голове. Высокая шляпа и толстый парик смягчили удар, но лицо Бишопа покрылось пятнами, а глаза на минуту съехались к переносице. Тем временем негры схватили Питта, скрутили ему руки назад и связали верёвками.

– …зять е…о! – просипел хозяин плантаций.

Негры вежливо переспросили, где тут чей зять. Полковник покрыл их грязными африканскими ругательствами, и несчастного шкипера поволокли по длинной дорожке меж золотистых стен тростника. Его провожали сочувствующие взгляды запуганных невольников.

Но, поверьте, на тот момент Питта не заботили собственные мучения; он был счастлив уже тому, что их с Бладом план сработал. Доктору под шумок удалось сбежать, а полковник Бишоп был сейчас так занят, что совершенно не обратил внимания на две скромные малозаметные свежие могилки…

Сам же Питер Блад, прекрасно понимая, что его друг может пострадать, решил было развернуться на полпути, дабы, вернувшись, скормить полковнику какую-нибудь наскоро слепленную историю о том, что его срочно ждёт губернатор, что на город напали вампиры, что котики всё уронили, но невольно задержался по пути. А причиной задержки оказалась всё та же роковая красотка Арабелла Бишоп.

Они встретились на краю плантаций сахарного тростника. Питер Блад очень спешил, но, на его беду, у милой Арабеллы в этот день было просто прекрасное настроение.

Увидев Блада, она нежно улыбнулась ему, кокетливо заметив:

– Кажется, уже целый месяц прошёл со дня нашей последней встречи.

– Точнее говоря, двадцать один день. Я считал их. Мне пора!

– А я уже начала думать, что вы умерли, – она цапнула убегающего доктора за рукав.

– Жизнь – это затяжная болезнь. Замечали, чем она обычно кончается?

– Фигня! Расскажите лучше, где вы так навострились болтать по-испански?

– О, это просто, я два года просидел в испанской тюрьме.

– Вы ещё и вор в законе? – восторженно распахнула ротик Арабелла.

– Меня взяли ни за что, улики были сфабрикованы, судья подкуплен, – торопливо выкрутился Питер. – И вообще-то, я состоял на службе во французской армии.

– Но ведь вы врач!

– Это побочное занятие. Оказывается, Господь Бог уважает профессию солдата больше, чем труд медика. Но это очень длинная история, а ваш дядюшка давно ждёт меня. Можно я уже пойду?

Однако Арабелла всегда была полна решимости дослушать до конца любую историю. Блад вздохнул и сдался. Потом даже разговорился, размяк, увлёкся и не заметил, как летит время.

Проходящие мимо надсмотрщики не скрывали своего удивления при виде раба-доктора, столь непринуждённо беседующего с легкомысленной племянницей своего хозяина. Что же касается Питера и Арабеллы, то в это утро они совершенно не замечали окружающих. Ну, быть может, пару раз посылали самых невежливых в пень!

– Сожалею, что не знала всего этого раньше, – на прощание девушка по-дружески обняла Блада, а в её карих глазах блеснули слёзы. – Жизнь очень сурово обошлась с вами.

– Могло быть и хуже, – мурлыкнул Блад, взглянув на неё так пылко, что на щеках Арабеллы вспыхнул румянец. – А сейчас… я думаю, мне даже повезло…

Прощаясь, Блад нежно поцеловал её руку. В ту минуту он уже не помнил, что был невольником, осуждённым на десять лет каторги; не знал, что его друг в беде; не понимал, что план их бегства окончательно провалился. Сейчас ему всё это было фиолетово и параллельно…

…Меж тем молодого шкипера волоком тащили на открытую площадку у обрыва, откуда хорошо была видна Карлайлская бухта. Питт бросил прощальный взгляд на качающиеся в прибрежных волнах чёрные шлюпки. Ведь если бы их не обманули два медика-вампира, то на одной из них они могли бы уже ночью плыть за горизонт…

А там, подгоняемый лёгким бризом, чуть играющим на сапфировой глади Карибского моря, величественно шёл роскошный красный фрегат под английским флагом. Полковник Бишоп остановился, попытавшись сфокусировать взгляд и щурясь от солнца, и помахал кораблю шляпой.

Несмотря на слабенький ветерок, судно медленно входило в бухту только под нижним парусом на передней мачте. Остальные паруса были свёрнуты, открывая взгляду внушительные очертания корпуса корабля – от возвышающейся в виде резной башни высокой двухэтажной надстройки на корме до шаловливой позолоченной женской головки на форштевне, сверкавшей в ослепительных лучах южного солнца.

Пока полковник с интересом рассматривал новый корабль флота его величества короля Якова, пытаясь понять, почему о судне не предупредили заранее, бедного парня заковали в колодки. Это пыточное приспособление средневековья, сколь простое, столь же эффективное, всегда стояло наготове для восставших рабов, забывших о повиновении…

Сюда же неторопливой, неровно покачивающейся походкой, свидетельствующей, что удар лопатой не прошёл даром, подошёл полковник Бишоп.

– Непокорная псина, которая дерзнула скалить клыки на своего хозяина, должна расплачиваться своей исполосованной шкурой, – сказал он, с наслаждением приступая к исполнению обязанностей палача, – ты ещё будешь благодарить меня за обучение хорошим манерам, дьявольское отродье!

Рыча от дикого наслаждения, он кинулся избивать свою беззащитную жертву, открыто удовлетворяя свою тайную страсть к садизму.

От ударов по голове и спине Питта гибкая трость расщепилась на длинные гибкие полосы с острыми, как бритва, краями. Брызги крови так и летели во все стороны! Когда полковник, обессилев, отбросил в сторону измочаленную трость, вся спина несчастного невольника представляла собой кровавое месиво.

– Это научит тебя вежливости и покорности, гадёныш! – тяжело дыша, сказал палач-полковник. – Ты останешься в колодках без пищи и воды – слышишь, змей: без пищи и воды! – до тех пор, пока не соблаговолишь раскрыть мне причину вашей драки! Я полковник милиции! И ты всё мне скажешь, сучонок!!!

Плантатор повернулся на каблуках и ушёл, забрав чёрных телохранителей.

Питт едва ли что слышал. Сознание практически оставило его, истерзанного страшной болью, отчаянием и безнадёжностью. Ему было уже всё равно, жив он или нет. Но если несчастный думал, что всё позади, то он жестоко ошибался…

Новые страшные муки вывели его из состояния тупого оцепенения, вызванного болевым шоком. Колодки стояли на открытой площадке, ничем не защищённые от палящих лучей тропического солнца, которые обжигали изуродованную, кровоточащую спину. К этой нестерпимой боли быстро прибавилась и другая: жадные чёрные мухи Антильских островов, привлечённые запахом свежей крови, тучей набросились на него!

Рискуя переломать себе руки и ноги, молодой моряк кричал, бился, корчился и извивался в колодках. От нечеловеческих мук он уже просто терял разум…

Таким его и нашёл запыхавшийся Питер Блад, который очень вовремя появился из ниоткуда с большим пальмовым листом в руках. Отогнав мух, он накрыл листом спину друга, защищая её от назойливых насекомых и палящего солнца. Усевшись рядом, Блад обмыл его лицо холодной водой из фляжки, стирая грязь и кровь.