Дорога перед нами неестественно гладкая, должно быть, над ней потрудился шаман-земельник. По правде сказать, все – от невероятно высоких стеклянных башен и их отбеленных камней до невидимых водопадов где-то высоко на склонах, каждое плывущее над нами облако тумана, которое рассеивает вечерний солнечный свет, каждая частичка этого города – буквально кричит и хвастается шаманской магией. Позолоченные кормушки для птиц, висящие почти под крышей, предназначены для фамильяров, которые способны летать или карабкаться по стенам. Огонь пылает на серебряных блюдцах без какого-либо, как кажется на первый взгляд, топлива, а на балконах благоухают цветущие деревца, и их усеянные бутонами ветви окутывают стены и крыши, создавая странное подобие Мертвого леса.

Воздух густо пропитан магией и энергией живых душ. Это сбивает меня с толку. Я опускаю глаза, проводя пальцами по прохладной чешуе Яндора, чтобы отвлечься. И в это мгновение что-то привлекает мое внимание, сверкнув в толпе радужной чешуей на знакомых ножнах.

Ножны исчезают так же резко, как появляются. Сердце стучит у меня в горле, когда я поворачиваюсь в своем седле и оглядываю толпу снова. Кендара никогда не позволяла мне прикасаться к своим мечам, однако она постоянно носила их на талии, и я бы узнала их где угодно.

– Что такое? – спрашивает Саенго. Все еще сжимая мою руку, она поворачивает голову, пытаясь разглядеть то, что я ищу.

Я сглатываю внезапно нахлынувшие на меня эмоции: разочарование, злость, тоску, – и качаю головой. Должно быть, мне просто померещилось.

– Ничего, – говорю я.

Величественный блестящий купол Сияющего дворца, увенчанный несколькими огромными шпилями, возвышается на севере города. На вершине центрального шпиля красуется изысканное изображение солнца с золотыми лучами, простирающимися в разные стороны, точно солнечный взрыв.

Но мы направляемся вовсе не в Сияющий дворец. Наша делегация поднимается по горному склону, дорога вьется между домиками из побеленных камней с крышами из ярко-голубой черепицы. Чем дальше от ворот мы уходим, тем меньше зевак идет за нами, но многие не сдаются, да и новые прохожие то и дело присоединяются к нашей процессии.

На вершине склона дорога внезапно оканчивается простенькой кирпичной стеной, за которой простирается Храм света, напоминающий по своей форме массивного каменного бегемота. Белые колонны поддерживают многоярусную крышу, покрытую золотой черепицей, фронтон с витиеватыми украшениями по своей роскоши, кажется, не уступает даже императорскому дворцу.

Фигуры, одетые в бледные одежды, передвигаются по территории, и фамильяры следуют за ними по пятам. Несколько служителей храма преклоняют колени перед статуей женщины с длинными распущенными волосами в экстравагантном одеянии. В одной руке женщина держит меч, в другой – подсолнух. Ослепительная корона из золотистых лучей венчает ее голову. Еще одна фигура в мантии медленно расхаживает по храму, курильница мягко покачивается в ее руке, и завитки дыма, наполненные благовониями, кружат в воздухе.

Множество простеньких зданий стоит на территории храма, однако жрица Мия ведет нашу процессию во двор, останавливаясь перед главным храмом. Легким отточенным движением она спускается со своего драгокина на землю, плавно и элегантно идет к храму. Белоснежная накидка вьется вокруг ее ног. В следующий миг подбегают слуги, чтобы увести драгокина жрицы.

Мы с Саенго переглядываемся, без слов обещая смотреть в оба и беречь друг друга в случае чего, а затем тоже спрыгиваем на землю. Поведя плечами, я немного успокаиваюсь, когда чувствую знакомую тяжесть мечей, висящих у меня за спиной.

Горожане, что брели за нами всю дорогу, ведут себя с уважением и остаются снаружи, за пределами храмовой территории, украшая венками из подсолнухов ворота, и смотрят на меня, по-прежнему перешептываясь на ньювалинском языке. Хотелось бы мне знать, что они говорят, однако отчасти я даже рада, что не знаю точно, какие ожидания на меня возлагают. И я радуюсь возможности наконец-таки сбежать от толпы, вслед за жрицей Мией идя с Саенго внутрь храма.

Остальные жрецы и жрицы с уважением кланяются нам, когда мы проходим мимо. Насколько я могу заметить, это шаманы-сиятели. И даже среди тех, чье ремесло относится к магии света, как и мое, я чувствую себя обманщицей.

Жрица Мия ведет нас мимо статуи той, кто, как я могу только предполагать, является Суриалью, богиней солнца, потом мы проходим во внутренние комнаты храмового комплекса и оказываемся в открытом коридоре, который проходит через сад, окруженный стенами. Цветущие деревья и благоухающие кусты украшают несколько соединенных между собой маленьких прудиков с водяными лилиями.

У одного из них сидит седовласая женщина с компанией детей, им на вид не больше десяти лет. Их фамильяры устроились в траве неподалеку, и некоторые жуют стручки семян лотоса. Женщина вскидывает руки к небу, и теплый солнечный свет льется на ее ладони, освещая лицо золотом. Дети с янтарными глазами радостно хлопают в ладоши, перешептываясь и глядя на собственные ладони.

– Светосшиватели, – говорю я, поворачиваясь к Саенго. Шаманы-светосшиватели обладают даром находить и собирать свет воедино даже в самых темных местах. Многие из них становятся известными лекарями.

Несмотря на то что каждое из магических призваний состоит из трех ремесел, призвание сиятелей уникально, так как обладает четырьмя ремеслами: светосшиватели, светодарители, целители душ и губители душ. Храм света не являлся домом губителей душ достаточно долгое время, а основательница Мирриима была единственной целительницей душ, о существовании которой когда-либо было известно. Однако даже с представителями двух ремесел света храм полон шаманов.

Интересно, что делали другие сиятели, когда Ньювалинская империя приняла решение уничтожить всех представителей одного из их ремесел? Отступили, поддавшись страху оказаться наказанными, как люди в Эвейвине, когда королева Мейлир решила заключить в тюрьму всех рожденных шаманами?

Поворачиваясь к жрице Мии, я спрашиваю:

– Куда мы направляемся?

– Я веду вас в ваши покои.

– А потом что?

– Потом, – повторяет она, изгибая одну из своих изящных бровей, – вы будете ждать встречи с верховной жрицей.

Нам предоставляют огромную спальню, окна и дверь которой выходят на закрытый внутренний дворик.

Две кровати, накрытые многослойными покрывалами, стоят у разных стен. Толстые ковры бледно-голубого и ярко-желтого, как подсолнухи, цвета покрывают гладкую плитку на полу возле кроватей. Плитка же ведет наружу – во двор со стеклянными панелями крыши, образующими над головой куполообразный павильон, иссеченный изящными плавными линиями, похожими на кружевную окантовку.

Внутри павильона кто-то приготовил для нас скромный перекус: горячий паровой рис в бамбуковых мисках, кусочки свежих манго и папайи, а также блюдца с густым кокосовым молоком и тонко нарезанное ломтиками мясо со специями.

Опустив сумку на ковер, я отстегиваю оружие. Мне хочется поесть, но и отдохнуть хочется не меньше, да и кровати выглядят очень соблазнительно. До того как я успеваю решить, чего мне хочется больше, дверь в комнату распахивается.

Заходит женщина, следом за которой спешит лоснящаяся рыжая лисица с четырьмя густыми хвостами с белыми кончиками. Женщина никак не представляется, подозреваю, в этом нет необходимости. Принцесса Эмбер одета в шелковый наряд персикового цвета с прозрачной накидкой и блестящим поясом. На лбу у нее красуется изящная золотая корона, а толстый обруч с золотыми звеньями и лентами, переливающимися, как солнечные лучи, висит у нее на шее. Ее глаза горят как янтарь, однако они на тон бледнее, чем мои, блестящие черные волосы собраны за спиной в искусные косички, переплетенные с золотыми лентами.

Принцесса Эмбер настолько красива, что кажется нереалистичной, словно картина, ожившая в солнечном свете. Ее веки подведены алыми тенями, а губы накрашены точно таким же оттенком, как ее наряд.