Она скармливает кусочек мяса своему фамильяру, а лисица тем временем наблюдает за мной круглыми золотыми глазами.

Расправляя плечи, я слышу, как мое негодование – и негодование Саенго – просачивается в мой голос, когда я говорю:

– Давайте говорить прямо…

– Сирша, – предостерегающе шепчет Саенго.

Я стискиваю зубы, вспоминая, что разговариваю с одной из самых сильных шаманок на континенте. Будучи следующей в очереди на место первого советника императора, принцесса Эмбер может заставить всю Ньювалинскую империю обратиться против нас, если пожелает.

После того как тетя Эмбер, первый советник ее отца, умерла в прошлом году, принцесса взяла на себя почти все обязанности советницы, говоря от лица своего отца и отдавая указы даже вне дворца. Но по императорским традициям наследования она не может официально вступить в эту должность, пока престол не унаследует ее брат.

Киша поднимает свои янтарные глаза, глядя на меня через густые ресницы, и ее накрашенные губы изгибаются в улыбке. Злость подкатывает к моему горлу.

Игнорируя пятку Саенго, снова толкающую мою ногу, я говорю:

– Род Ялаенгов знал, что Бездушный жив на протяжении всех этих столетий, и не сделал ничего, чтобы это исправить, а теперь вы хотите, чтобы я решила проблему за вас.

– Вы целительница душ, – просто отвечает Киша. – Первая, появившаяся с тех самых пор, как Сури основала Мирриим. А теперь один из самых могущественных врагов Ньювалинской империи пробудился. Это не может быть совпадением, Сирша. Вам суждено нам помочь, и империя готова вас поддержать. Вы не одиноки.

Мне хочется закатить глаза, услышав такой ответ, однако я останавливаю себя. Не следует привлекать внимание и вызывать сомнение насчет того факта, что я являюсь вовсе не целительницей душ.

Саенго спасает ситуацию, произнося:

– Можете рассказать нам, что вы знаете про Бездушного? Если мы с Сиршей должны его одолеть, то нам нужно знать о нем столько, сколько возможно.

– У него есть фамильяр? – спрашиваю я.

Задумчивая морщинка собирается между бровей принцессы, и она кладет руку между ушами лисицы.

– Шаманы и их фамильяры обладают священной связью. Нападение на фамильяра другого шамана расценивается как смертельный грех, – рассказывает она. – Вы рискуете разозлить богов, и ваша душа будет навеки запятнана этим грехом даже после смерти.

Что ж, я готова к подобной жертве, если это поможет вылечить Саенго от гнили.

– Да и все равно я не знаю, какой у него был фамильяр, – продолжает принцесса Эмбер. – Поговорите со жрицей Мией, она занимается историей в Храме света. Она прочла все тексты, сохранившиеся с тех времен, так что, может, сумеет вам чем-нибудь помочь в этом вопросе. Некоторые ученые, однако, утверждают, что Бездушный извлек свою душу из тела и сокрыл в талисмане и поэтому-то его невозможно убить.

Поэтому-то его и зовут Бездушным, полагаю.

Я инстинктивно тяну руку к горлу, будто мысль об этом может вырвать мою душу из тела. Только подумав, я покрываюсь мурашками. Сложно поверить, что Бездушный настолько силен, что смог вырвать собственную душу и выжить, и я не готова доверять ни единому слову Киши, пока она не предоставит мне доказательств.

– Считалось, что талисман Бездушного находился у Ронина, когда он победил, – продолжает она.

Следовательно, если талисман существует, Бездушный уже его отыскал.

– А кто-либо когда-либо вообще видел этот предмет?

– У нас есть письменные источники, утверждающие это, – отвечает принцесса.

Я смотрю на Саенго, которая мирно попивает чай. Пусть шаманы и считают подобную идею богохульством, но лучший способ победить Бездушного – разрушить его связь с магией.

Но разве не сделал бы подобное Ронин, если все так просто? А если фамильяр Бездушного заключен в Мертвом лесу вместе с остальными душами? Тогда его практически невозможно найти. Как отыскать одну-единственную душу среди бесчисленного числа других душ?

Будучи шаманом-сеяльщиком, Ронин не смог бы почувствовать ни источник магии Бездушного, ни местонахождение его фамильяра.

Однако, быть может, другой губитель душ сможет.

Солнце уже полностью скрывается за горизонтом, когда принцесса Эмбер наконец покидает нас, а слуги убирают остатки кушаний со стола.

Мы с Саенго с радостью принимаем ванну, расположенную в соседней комнате, а затем переодеваемся в чистые наряды, оставленные специально для нас в шкафу. Я натягиваю простую серую тунику и свободные штаны с рубахой такого же цвета сверху, а потом подпоясываю их обычным белым поясом. Наряд ничем не отличается от тех, в которых ходят остальные служители Храма света, однако мягкая ткань уже кажется роскошью по сравнению с грубой материей, из которой шьют униформу в Гильдии.

– Дай-ка мне посмотреть, – говорю я Саенго, садясь на край ее кровати.

Она корчит гримасу, проводя пальцем по браслету из кости тролля на своем запястье, этот браслет Кендара подарила мне, когда я видела ее в последний раз. В зависимости от того, кости какого существа используются, талисманы, созданные из них, обладают разными свойствами. Талисман из кости тролля защищает своего обладателя от чужого магического воздействия, и я отдала браслет Саенго, чтобы гниль медленнее распространялась по ее телу.

Учитывая тот факт, что болезнь, поражающая фамильяров гнилью, зародилась в Мертвом лесу, источником ее энергии является извращенная магия Бездушного, которая пропитала деревья и души, заключенные в них, настолько, что начала заражать и других, а именно шаманских фамильяров. За десятилетия, прошедшие с тех пор, как болезнь впервые появилась, ни один из шаманов-светосшивателей не сумел вылечить пораженных ею.

Саенго дергает за ворот своей рубашки. Гниль, как багровый комок ярких синих вен, тянется от центра ее груди. Каждый раз, когда я вижу это, у меня внутри все сжимается от гнева и страха. Саенго тихо, тревожно вздыхает, когда мои пальцы касаются ее, когда я провожу по ее коже так, словно надеюсь одним движением смахнуть инфекцию. Свет ее души внутри меня становится ярче, когда я мысленно тянусь к нему. Саенго замирает, делая резкий вдох. Ее руки стискивают мои плечи настолько сильно, что мне почти что больно, однако мы не отодвигаемся друг от друга. Я не боюсь случайно вырвать ее душу. Она привязана ко мне, и связь между нами мерцает уверенно и крепко.

Моя магия течет в нее, заполняя трещины в ее душе, разъеденные гнилью. Пальцы Саенго впиваются в мою кожу, и ее ногти буквально пронзают мою одежду насквозь.

Наконец Саенго расслабляется, ложится на кровать, а затем вздыхает.

– Я понимаю, что это делать необходимо, – говорит она тихонько, – но каждый раз меня охватывает очень странное ощущение.

Я склоняюсь над ней, снова отгибая край ее ворота: синие инфицированные вены стали менее заметными, они остались лишь на ее груди.

Саенго слабо улыбается и отталкивает мою руку, а потом смахивает влажные волосы с моей щеки.

– Отдохнешь теперь? – спрашивает она у меня.

Я очень устала, но после разговора с Кишей вряд ли смогу утихомирить мысли и заснуть. Я наклоняюсь над вещами, брошенными на пол. Меч Фаут, завернутый в ткань, лежит под моей сумой. Я поднимаю его, взвешивая в руке. Откидываю ткань с рукоятки меча и разглядываю завитки и узоры, искусно вырезанные на металле.

Я нашла этот меч на берегу реки, где погибла Фаут. Можно было бы отправить клинок с остальными вещами ее семье, отдав отряду, который возвращал тело домой, однако это казалось неправильным. Ее смерть на моей совести. Мне нужно лично вернуть этот меч ее отцу и встретиться с ним лицом к лицу, приняв свое наказание.

Принц Мейлек, который отыскал тело Фаут, убеждал меня, что ее семье сообщат, при каких обстоятельствах Фаут погибла: защищая целительницу душ, она пала смертью, достойной великой воительницы, чем заслужила честь и славу для всей семьи. Однако я сомневаюсь, что ее родные разделят эту точку зрения. Я на их месте точно не разделила бы. Фаут вообще не должна была погибнуть. Ее защита – мой долг.