Август Август жёлтые – львиные – щурит зрачки, Ощущая бессонного сердца толчки, И безумного времени в бездну скачки, Близок воинам и царям. Август – сгусток горячих эмоций и чувств… Не затем ли я к синему морю умчусь, Чтобы в рифмах молоть несусветную чушь На песке дикарям? «Август!..» Август! Мёд густ, Роз куст, Пальцев хруст… От отчаянья, от убыванья, От поблекшего очарованья, От великого непониманья, Что любовь обернётся разлукой, Радость жизни – обыденной скукой. Что тягучее осени время Превращается в тяжкое бремя. Щедрость роз, сладость мёда – лишь сон… За улыбкой последует стон. Розы Вот розы: чистота и совершенство. Их аромата лёгкое блаженство, Их лепестков фарфор или атлас В сады Эдема увлекает нас. Нас – неразумных, грешных и несчастных, Касающихся лепестков атласных Горящим взором, ненасытным ртом… Любуясь розовеющим кустом, Мы осознаем тлен своих творений, Зыбь одиночеств, тщетность озарений, Земли простор и неба новизну, Задав себе вопрос: «Зачем, откуда Расцветшей розы утреннее чудо, Проникшей в душу, в сердца глубину?» «Если верить народной примете…» Если верить народной примете, Гуси – к ливню, а лебеди – к снегу. Ты останься в пылающем лете, А потом приготовься к побегу. Дни прошли, прошумели лавиной, Ветер пепел над рощей развеял. Небо над раскалённой калиной Манит в омут, слегка розовея. Что там в небе? Лишь перья лебяжьи Опускаются плавно на плечи. Я дышу то соблазном, то блажью… Было утро – и вот уже вечер. Осень поздняя, холод, предзимье. Я вздыхаю над красной калиной… Ускользает из уст твоё имя И за стаей летит лебединой. Никто никому… Никто никому не нужен, Но каждый кому-то должен, Потоком вестей простужен, До осени поздней дожил. И каждый второй без маски Застыл перед светофором, Реклам разноцветных пляски Узрев равнодушным взором. Сливаются буквы, цифры, Забытые лица, даты… Орут в крови фагоциты И в бой идут, как солдаты. А в мире – колючий вирус, Как рядом с подлодкой – бомба!.. И кто-то на страхе вырос, Боясь рокового тромба. А кто-то, тоскуя, любит, Но солнце во мраке тонет, И шепчут молитву губы, И жар поцелуев помнят. «В свежей луже – рекламы расплывшейся пятна…»
В свежей луже – рекламы расплывшейся пятна. Дождь со снегом вчера, а сегодня невнятно Что-то ветер бормочет, по кронам кленовым Пробегая, спешит к светофорам багровым. Город в сумерках дышит, гудит, громыхает… Чья-то дремлет душа, чья-то горько вздыхает, Чья-то молодо светится у перекрёстка: Ею миру подарена радости горстка. Это кажется только: ноябрь – месяц скучный, В ранних сумерках – с лужей фонарь неразлучный. С тьмой бодаются автомобильные фары, И слабеют заплаканной осени чары. Поздней осени слишком замедлена съёмка. Второпях поцелуешь, окликнешь негромко, И опять в ожидании утра застынешь: Завтра – всё-таки старт предстоит, а не финиш. Солнце в ноябре Накануне зимних холодов Небосвод, цедящий свет, суров: Солнца луч выглядывает робко Из-под низких, полусонных туч, Как весло из-за прибрежных круч, А за ними – огненная лодка. Тут же скроет сумрачный туман В пятнах лихорадочных румян Солнце, что в любое время года Ускользнуть готово от людей, И тогда лишь Моцарт Амадей Нам напомнит, как щедра природа. Моцарт 1 Иоганн Хризостомус Вольфганг Амадей – звуков непостижимые грани. Мальчик, бегай среди бесталанных людей в париках, словно туши бараньи. И лакеям в ливреях язык показав, в рокот дня, в светотени конюшни незаметно вникай, как вникал динозавр в тайны ночи беззвёздной, синюшной. Вундеркинду трёхлетнему друг – клавесин! – вместо преданной шумной собаки… Кто ты, Моцарт? Тщеславья отцовского сын, во дворцовом затерянный мраке? Гений, посланный в мир, что гармонии полн? Ты, познавший восторг вдохновенья, стал источником света, божественных волн, магом, остановившим мгновенья. Но сверлит тебя чей-то завистливый взгляд, неоконченный «Реквием» глушит… Бурной жизни стремительный действует яд, свод небесный на голову рушит. Почему бы тебе не уйти от судьбы, Дионис, вожделеющий к нотам? …В тридцать пять ты умрёшь, слыша голос трубы С пеньем ангелов, чутких к полётам. Вена дремлет… Потом до империи звук донесётся – твой подвиг сыновний. Ай да папенькин сын! Высек искру каблук, вздрогнул мир европейский, сановный. Но не скажет никто, где могила твоя… Под крылом у Святого Стефана низвергается музыки свежей струя, виснет радуга в брызгах фонтана. |
