– Нет. Завтра туда поедет… Как его?.. Новенький…

– Абазян, – внутри у Бирюковой всё рухнуло.

– Да, точно, Абазян! – воскликнул Николай Николаевич. – А ты, милая моя, переводись на более спокойную работу.

С полминуты следователь буравила начальника взглядом.

– И не смотри на меня так! – Морозов отвёл глаза.

– Как?! – вскочила Наталья Николаевна, так что стул с грохотом упал. – По какой причине вы переводите меня на другую работу?! А?!

– Сама знаешь, по какой, – как можно дружелюбнее ответил начальник. – И это, волноваться тебе тоже не положено.

– Хочу и буду волноваться! – распалялась женщина. – И объясните, наконец, по какой причине вы так решили!

От избытка эмоций она часто дышала, лицо её раскраснелось, а из глаз были готовы политься слёзы.

– Я жду.

– Наталья Николавна… Наташ, – Морозов набрался смелости и посмотрел Бирюковой в глаза. – Ты же… Ты же… Словом, ты же скоро матерью станешь!

То напряжение, что висело в воздухе, уступило место облегчению с одной стороны и удивлению, смешанному со ступором, с другой.

– Откуда… В смысле с чего вы это взяли? – нарушила молчание Наталья Николаевна.

– С чего… – начальник обошёл стол и, поравнявшись с коллегой, придвинул стул. – Садись.

Бирюкова послушно села.

– Так с чего я это взял? А с того, что вон по утрам тебе плохо. Опять же вон настроение меняется… Реагируешь на всё, аки… В общем, неспокойно.

– Ясно, – как можно равнодушнее ответила следователь.

«Ну Абазян! Ну Ваган!.. Или как его там?! Ваагн… Ну я тебе!..» – от досады и злости она просто не могла подобрать слова, которые выразили бы всё её презрение к поступку новенького. Кое-как совладав с эмоциями, Наталья Николаевна голосом, не терпящим возражений, выдала:

– Вы как хотите, Николай Николаич, но в Орлик я всё равно поеду!

– О-о-о-ох, – схватился за голову Морозов. – Бирюкова, ну откуда ты взялась такая?! Упёртая аки баран! М? Заботишься о ней, переживаешь! А она – всё равно поеду.

– Да, поеду, – та была непреклонна.

– Да на кой ляд тебе сдался этот Орлик? – устало спросил мужчина.

– Да на тот, – Бирюкова посмотрела в глаза начальнику, – что там – зацепка, чтобы найти убийц моих родителей.

Повисла пауза. Оба не моргая сверлили друг друга взглядами. Воздух буквально был пропитан женским упрямством и решительностью и мужским пониманием и заботой.

– Ты уверена? – наконец сдался Морозов, и напряжение, достигнув пика, ослабло.

– Да. Почти, – взгляд Бирюковой был полон благодарности.

– Что ж, – потёр лоб мужчина, – едь.

– Спасибо, Николай Николаич!..

– Но, – начальник поднял указательный палец, – с Абазяном. Точка.

– Так точно. С Абазяном.

Наталья Николаевна поднялась и направилась было к выходу, как её окликнул Морозов.

– И это, Наталь, сегодня чтобы духу твоего тут больше не было. И завтра.

– Но…

– И завтра. Поедете послезавтра. И не обольщайся: дело не в тебе. Надо ж и документы вам подготовить. Всё, свободна.

– Спасибо вам, Николай Николаич!

Наталья Николаевна аккуратно закрыла за собой дверь и медленно пошла в сторону кабинета в другом конце коридора. Прежде чем выполнить приказ начальства и уйти домой, ей нужно было забрать кое-какие бумаги по делу Ломовой – не желала терять времени даром. Однако тут она увидела Ваагна, неспешно идущего из архива. «Ну держись! Я тебе покажу, как со мной связываться!» – вскипела Бирюкова.

– Ваагн Ваганович!

– А, Наталья Николавна, – ехидненько улыбнулся Абазян, – что-то случилось?

– Нет-нет, ничего, – наигранно мило улыбнулась она в ответ. – Я только хотела сказать, что мы с вами в Орлик едем послезавтра.

– Как м… то есть послезавтра? Почему не завтра?

Молодой милиционер продолжал улыбаться, а в глазах мелькнула едва уловимая злость. Наталья Николаевна сделала вид, что не обратила на это внимания, но мысленно сделала пометку: этот юнец не так прост, как кажется.

– Приказ начальника. А приказы, как вам известно, не обсуждаются. И ещё. Вам на завтра есть работёнка: допросить соседей Ломовой. Помните, тех, кого дома не было? Если их опять не будет, то узнайте, где работают, и сходите к ним. Всё, выполнять.

– Есть выполнять, – всё так же ехидно ответил Абазян.

Он развернулся и по-прежнему неспешно пошёл по своим делам. Бирюкова дождалась, когда он скроется за дверью, и почти бегом направилась к выходу, остановясь у стола дежурного.

– Ваня, скажи, где Шутов?

– Дык известно где, – со смешком ответил дежурный, – в столовке.

– Спасибо тебе, Ваня, – поблагодарила следователь, а про себя подумала: «И правда, где ещё может быть Шутов в это время? Ох, Бирюкова! Вот ты балда!»

Но не успела она обругать себя словами покрепче, как столкнулась с водителем в дверях.

– А-а-а, Вячеслав Юрич, вы-то мне и нужны!

– На кой?.. – растерялся Шутов.

– А пойдёмте расскажу, – женщина взяла его за локоть и почти потащила обратно на улицу. Когда они вышли, Наталья Николаевна, обернувшись как бы невзначай, убедилась, что поблизости никого нет, но шага не сбавила.

– Гля, Бирюкова, да шо ты хочешь?! – не выдержал Вячеслав Юрьевич.

Следователь ещё раз оглянулась и наконец выдала:

– Завтра мы едем в Орлик!

– А туда-то с какого рожна?

– А вот с какого… – Бирюкова потянула Шутова за угол здания, и дальнейший их разговор утонул в шуме города.

– Завтра, значит… Ну поедем… – сказал себе под нос Абазян, стоя в кабинете у открытого окна.

Село Орлик, июль 1975 г.

Раннее июльское солнце едва касалось своими первыми лучами самых верхушек деревьев. Но спасительная прохлада короткой летней ночи уже потихоньку отдавала права наступающей дневной жаре. Тишину предутреннего часа то там, то тут нарушали только крики петухов.

Однако Анна Прохоровна Ломова не замечала всего этого волшебства и красоты летнего рассвета. Все её мысли были о сыне и невестке. Вернее, о том, что уже третий год они никак не могли подарить ей внучка или внучку. Спеша домой из города, где гостила у сестры, Анна Прохоровна машинально обходила разросшиеся деревца.

От насущных дум её отвлёк шмель. Он летал вокруг женщины, то приближаясь, то удаляясь. Не выдержав назойливости насекомого, она попыталась отогнать его авоськой, но подвернула ногу на скользкой от росы траве и чуть было не упала всем своим грузным телом.

Восстановив равновесие, женщина присела на поваленное дерево и потёрла стопу. Мало-помалу боль утихла, оставив неприятное ощущение.

«Чёртов шмель! – ругнулась про себя Анна Прохоровна. – Хоть ничего не сломала – и то хорошо!» Мысленно послав ему ещё пару ласковых, она хотела было продолжить путь, как вдруг услышала чей-то громкий шёпот и, вся обратившись в слух, сделала десяток осторожных шагов туда, откуда раздавались голоса. Чуть отодвинула закрывающую обзор ветку и обомлела.

Полубоком с приспущенными штанами стоял Валерка Лом, её родной сын. Спустя несколько мгновений до неё наконец дошло: телодвижения, что он сейчас совершал, отнюдь не похожи на «хождение по-маленькому». И тогда взгляд Ломовой опустился чуть ниже вправо.

Там, полусогнувшись и схватившись за ветки молодой берёзы, стояла женщина. Из-под задранной юбки то пропадало, то появлялось белое бедро. С каждым телодвижением стоны, прерываемые короткими ненужными фразами, становились всё громче, а оцепенение Анны Прохоровны испарялось. Она подобрала первую попавшуюся палку, и, не помня себя от нахлынувшего гнева, кинулась на любовников.

– Срамота-то какая! Да шо ж вы творите, ироды! – эхом неслось по окрестностям. – Господи, подарил сына-кобелюку! Да я вам!..

Не разбирая, куда стегает, женщина ругалась на чём свет стоит. Валерка, путаясь в штанах и едва не падая на землю, как мог, уворачивался от ударов. Любовница, в которой Анна Прохоровна узнала Нинку Мохову, тупо смотрела на происходящее, пока тоже не получила звездюлей.