Ангелу открывается Правда, и ангел не усомнится в воле Создателя.
В воле Создателя лишь Любовь, но Любовь непостижимая, непостижимая даже для небесных духов.
«Свят!» – восклицает каждый, смиренно созерцающий Любовь Творца.
«Свят!» – так каждый мыслит, видя Создателя, ибо нет в нём никакой тьмы.
«Свят!» – только и остаётся повторять себе, когда смотришь на горестные пути, назначенные человеческим душам.
Велико блаженство ангела, спасшего душу. Велика радость на небесах. Но тот ангел, кому не удалось? Как существовать вечность, помня об этом?
Нет вины. У ангела нет и не может быть чувства вины. Нет воли. У ангела нет воли, ибо сама весть является волей вестника. У вестника нет собственных желаний, нет собственного разумения, нет собственного суждения. Ангел отражает Свет, и этим отражённым Светом является. Собственного сияния нет, что увидел каждый из верных ангелов, когда пала треть братьев. Несущий весть невинен, если весть отвергнута. Несущий весть не может быть виновен в том, что не слышащий глух, невидящий слеп, а зачерствевший душой бесчувственен. Но всё же…
Ангел не может ни скорбеть. Никому неведомо, как скорбит Бог о падении собственного творения, но есть и скорбь ангела. Скорбь того, кто видит, но не может вмешаться. Человек не может молиться так. Не может так молить Создателя о ком-то.
Само существование ангела в том, чтобы молить, чтобы ходатайствовать за того, к кому приставлен в таинстве крещения. Это выше человеческой любви. Выше той любви, которую могут дать человеческие родители, выше любой дружбы, выше самых крепких уз между мужем и женой.
Ангел не спит. У ангела нет развлечений, нет и потребности развлекаться. Ангел весь в служении, а служение его в том, чтобы спасать. И ангел молит. Молит, пока молитва возможна, и даже когда душа падает в адскую бездну, Ангел не может ни молить.
– Не введи во искушение!
Ангел молит, но нет результата у этой молитвы. Соблазны подступают. Слепой остаётся с соблазнами один на один. Слепой не в силах отвлечься, развлечь себя. Остаётся лишь борьба долгая и утомительная.
Только подвижник побеждает в борьбе. Лишь тот, кого поддерживают таинства. Лишь тот, кто поставил путь к высшему выше всего иного. Лишь тот, кто готов отказаться от себя во имя света. Нет спасения без единения в таинствах. Тогда и ангел приближается, тогда ангел обретает больше свободы, больше возможностей помочь.
Нет спасения без того, чтобы твёрдо решить, что нет ничего выше и важнее. Лишь тот становится богачом, кто одержим обогащением. Лишь тот становится мудрецом, кто одержим знанием. Лишь тот спасается, кто жаждет спасения более всего земного.
– Избави от лукавого!
Ангел далёк. Ангел не может вмешаться даже тогда, когда силы зла играют в открытую.
– Господи, не попусти худшего!
Услышана ли молитва? Зачтены ли земные страдания? В самой душе есть крупица света?
Но худшего не происходит. Да, тьма проникает, но тьма ограничена, тьма не смеет показать себя, тьма охватывает, но не смеет поглотить, уничтожить, растворить в себе.
– Господи, слава тебе!
Ангел славословит за милость, славословит за то, что грешная душа не низвергнута в бездну. Как осудить того, кто имел так мало возможностей для спасения?
Легко ли слепому найти жену? Легко ли отказаться от невидимых, бессловесных соблазнов?
Нужен ли слепец в монастыре? Кто примет его? Есть ли у слепца возможность забыться в труде? Есть ли у него занятие, которому он мог бы отдать все силы?
Заниматься спортом? Как, если пробежка на улице едва ли возможна? Автомобили. Прохожие. Всякий ли в злобе примет оправдания слепца? А на что купить хотя бы беговую дорожку?
Где просвет? Где выход из этого жалкого состояния?
Никто не может сразу стать молитвенником. Для этого необходимо духовное возрастание. Слепцу же трудны особенно начальные шаги: сходить в храм, сходить на встречу верующих, сотворить малейшее доброе дело. И за что слепец может быть осуждён?
– Да будет воля твоя!
И воля Бога свершается. Не Ад, но как бы отсрочка смерти, как бы продолжение земного существования. Возможны ли исключения? Все ли сразу обречены на Страшный Суд?
Нет, кому-то даётся шанс, шанс увидеть нечто, принять последнее решение после смерти. Да и муки в Аду различны. Не может быть равного блаженства, как и равной муки. И мука слепца легка. Легка. Она терзает душу изнутри, терзает неправильностью происходящего. Терзает, но она как бы приглушена…
А что же та? Та, которая уводит во тьму?
Ангелы не осуждают. Бог ей судья. Есть души, служащие тьме, но всегда ли они виновны?
Ведь есть рабство, есть рабство непреодолимое, рабство, в которое падает душа, согрешив на земле. Рабство ли в Аду?
Нет, многие лишь страдают. Страдают, ибо бесам посмертно не нужно служение тех, кто и так в их полной власти. Бесам требуется лишь страдание душ. Но ведь есть те, кому даётся шанс. Шанс на что?
– Господи, открой пути свои, открой удел, уготованный сей душе в той вечности, которая неизменна после Страшного Суда Твоего!
Если душа не лишилась воли, значит, ещё есть шанс. Значит, когда-то он будет дан. Если не на спасение, то на облегчение вечной муки. Шанс и ему, и ей.
Да, потерян ими человеческий облик. Потеряно достоинство высшей твари божьей. Тела их не являются храмами духа, но не иссякло в них доброе произволение.
Даже она. Даже она сопротивляется в рабстве своём, сожалеет о том, что должна делать. В том мире нет боли, но нет и радости!
Лучше быть былинкой в подлинно небесном мире, чем животным, пусть даже сказочно прекрасным, в бесовском наваждении!
Но Бог не оставляет! Бог не попаляет гневом. Без Бога нет никакого бытия!
И даже в Аду он неким таинственным образом присутствует в душах. Но даже в наваждении есть грех! Нет таинства, нет венчания, нет благословения!
Но страсть есть. Есть страсть, влекущая плоть к плоти, тление к тлению!
Верному Ангелу не понять, как может тот, кто обладал богоподобием смириться с обликом скота! Как может человек в таком состоянии не устрашиться!
– Господи, позволь подать несчастной душе страх Твой! Позволь воззвать к омертвевшему!
И ангелу позволено. Позволено посеять сомнение. Позволено заронить семена благого страдания.
Не той безысходности, той тоски, которая неизбежна в мире без подлинного Создателя, но страдания о потерянном. Но нет. Недостаточно этого страдания, ибо страсть сильнее. Нет у ангела права явиться в мире миражей. Нет права развеять иллюзию. А страсть утешает, утешает в той самой тоске, которая полнит этот мираж. Неужели сам человек не видит несуразности? Странные законы магии, существа, будто нарисованные для детской сказки!
