Искушение слепца

Сонет из дневника

Но как понять, кто низок, кто велик?

Порой смотрел украдкой за соседом,

Который слеп и тем вдвойне неведом.

Живёт напротив. Я же гробовщик.

Философ в тайну смерти не проник,

И сдался я, за ним пытаясь следом.

Религия всегда казалась бредом:

Не верю в Рай, о том пишу в дневник.

Однажды утром вдруг подумал я,

Каков возможен некролог слепому?

Звучит ли эпитафия моя?

Живым не пишут. Замысел тая,

Попробовал, не выходя из дому.

А согрешил, так пусть простит Судья!

Ослепление

Все дела утомляют – не перескажешь всего. Не насытится глаз, глядя; не наполнится, слушая, ухо. (Екклесиаст 1:8 – современный перевод).

***

Я слепец, вижу лишь тьму, зрю темноту, созерцаю мрак веками…

На самом деле прошли года, когда от меня ушло Солнце. Ушло последним. Я так долго видел только его свет. Так рано вставал зимой, ложась с закатом. Так ждал часами и вот он неясный круг света, встающий над горизонтом на фоне сгущающейся тьмы. Да зрение падало, круг расплавлялся, становился пятном и вот осталась лишь тьма. Господи, зачем мне она?

Тьма безраздельна, звуки, запахи, даже прикосновения… Нет, прикосновения всё же помогают отвлечься от лицезрения тьмы, но они так редко. Мы – слепцы никому не нужны в этом мире. Я бы наложил на себя руки, если бы не страх вечной муки!

Вечная мука – пытка тьмой. Страх остаться с тьмой, во тьме навечно, не с чем ни сравнимый страх. Порою жалею, что не родился слепым. Тогда бы не знал, что теряю, живя без света во тьме. Теряю 80%, нет 90% процентов мира, ведь реальность дана нам в ощущениях. Господи, за что обрёк меня на такую муку?

«Бог есть Свет, Бог есть Любовь» – сказано в Писании. Так почему вокруг меня тьма? Почему вокруг меня тьма, которая так пугает меня?!

Вдруг Бог, если и не злой, то равнодушный? Как только мог Отец Небесный послать Сына на крестную муку?!

Когда думаю о подобном, то просто хочется исчезнуть. Прекратить существование навсегда… Хорошо хоть редко накатывает. Словно бы бережёт меня кто-то от самоубийственных мыслей, а то наверное бы не выдержал и покончил с собой.

И всё же слепота страшна, и сама по себе, чувствуешь себя ущербным. Ещё мерзкое чувство беспомощности, дома ещё ладно, я помню, что где. Вот одежда в шкафу и на вешалке. Шкаф старый, потёртый. Вешалка вовсе держится на вбитых вкривь и вкось гвоздях. Да и как забивать гвозди прямо, не глядя? У меня не столько гвоздей, чтобы тренироваться. Да и по пальцам попадаю, больно…

Одежда надеваемая, не глядя. Я могу понять какова она на ощупь, мои пальцы стали такими чувствительными после погружения во тьму, но всё же, наверное, бомжем выгляжу в чужих глазах? Эх, жизнь моя жестянка…

За старыми рваными обоями шуршат тараканы. Порою пытаюсь убить со злости, но иногда специально смахиваю на пол крошки со стола, ведь в ночной тиши альтернатива мерзкому шуршанию – это мертвящая тишина.

Да, мне плохо спится, мои сны темны и пусты. Невидимые стены словно бы давят или это давит вездесущая тьма?

Вот и ещё одна причина покинуть квартирку помимо пустого холодильника. Однако уже в подъезде одни догоняют, другие обгоняют. Под ногами, сказал бы хорошо, что не вижу, но нет. Лучше видеть пустые бутылки и собачье дерьмо, чем ничего!

На улице же пустота без края, пространство, где можно затеряться. Я совсем один, точнее люди есть. Только вот мало кто поможет и советом, а уж за руку довести слепца…

Одиночество в толпе, наверное, самое страшное одиночество, когда нет даже иллюзии, что встреча с людьми станет избавлением. Иногда хочется криком кричать, лишь бы обратили внимание. Нет, тогда в дурку заберут, и я потеряю даже тот жалкий клочок свободы, что у меня ещё есть.

Хорошо на углу нашего дома есть магазинчик, тамошняя бабка-продавщица болтлива как не знаю кто: анекдоты, поговорки, частушки… причём многие повторяются. Однако сама она человек ещё советской закалки, даже мелочь отсчитывает, чувствую, честно. Плохо только, что водку суёт. Впрочем, я всё же беру порою чекушку. Ей делаю выручку, да и мне иногда хочется забыться, и всё же память о пьянице-отце не даёт спиться. Если бы он не пил, то и я наверняка здоровым бы родился, а не полуслепым. Хотя может завод виноват? Дымит и дымит, порою спасу нет от мерзкой горечи!

Интересно, где мой папаша теперь? То есть тело-то в могиле гложут черви или оно слишком проспиртовано даже для червей? Ха-ха-ха! И чего я смеюсь, как дурак?!

Ах да, а где теперь душа папаши моего? Наверное, у Зелёного Змия, старушки на лавке как-то раз спорили с пьяным стариком. Мой же слух крайне обострился после окончательной потери зрения. Вот я и подслушал зачем-то издалека. Как там говорил этот старый пьяница, воняющий сивухой и застарелым потом? «Моря пива, водки океан, коньячные озёра…» – да, вроде… и за это отдать душу? Какой же мой отец дурак, если поступил так!

Пожалуй, обойдусь сегодня без чекушки. Продукты взял, пора домой. Хотя какой это дом, где тебя никто не ждёт кроме вездесущей темноты? Пристанище в Аду при жизни, ведь счастья нет, нет воли, нет элементарной свободы передвижения, а покой… Какой покой, когда страх перед тьмой гложет душу?!

Борщ должен быть ярким супом, но для меня это жидкая тьма – густая, наваристая жидкая тьма. Я специально режу овощи покрупнее, чтобы борщ не ощущался чем-то однородным, но это слабо помогает. Может, оно и к лучшему, что я редко могу себе позволить борщ? Компоненты дороги для пенсионера по инвалидности, да и приготовление борща – наверное, придел сложности для слепца в кулинарии.

А мыться… С одной стороны, вода успокаивает, лежать в ванной приятно, и я порою валяюсь часами. Маленькая роскошь тех, кого никто не ждёт. С другой стороны, уж вода-то – точно жидкая тьма. Её голубоватая прозрачность – это абстракция, смутное воспоминание. Может быть, вода всегда была жидкой тьмой?

По радио читали «Мастера и Маргариту». Жаль, читают редко, а тут ещё книга интересная. Раз я не нужен Богу, то почему Воланд не придёт, почему ко мне никого не пошлёт?

Я бы… нет, душу жалко, ведь тогда Ад – мука вечная, тьма бесконечная. И всё же Мастер в Ад не попал, получил свой мирок, где счастья нет, но есть покой и воля. Ну вот, я уже завидую литературному персонажу. Рассмеяться, что ли безумным смехом? Ха-ха…ха… ох, чтоб я сдох!