Но ни у кого его нет.
Закончив покупки, я расплачиваюсь наличными, загружаю сумки на заднее сиденье своего Бронко, прежде чем отправиться вниз по улице в кафе «Хорошая жизнь». Когда я здесь жила, оно называлось как-то по-другому, но я не могу вспомнить, как именно, да это и не имеет значения. Звук, форма и запах этого места точно соответствуют моим воспоминаниям. Я заказываю кофе и тарелку супа, а затем сажусь у окна, выходящего на улицу, успокаиваясь от шума вокруг меня, звона посуды в мойке, свежих зёрен в кофемолке, дружеской беседы. Затем я слышу, как двое мужчин за моей спиной спорят.
— Ты же на самом деле не веришь во всю эту чушь, не так ли? — рявкает один на другого. — Экстрасенсы и все такое? Ты же знаешь, сколько денег у этой семьи. Она просто хочет урвать кусочек. И, черт возьми, я ее не виню.
— Что, если она действительно что-то знает, а никто не поверит? — выплёвывает другой мужчина в ответ. — Девочка может истекать кровью или что-то похуже.
— Она, вероятно, уже мертва.
— Что с тобой не так? Она же человек. Ребенок!
— Ребенок известного человека.
— Это ничего не значит. Что, если экстрасенс говорит правду? Разве ты никогда не видел или не слышал чего-то, чего не можешь объяснить?
— Нет, никогда.
— Значит, ты слеп и глух.
* * *
Слушая их, я испытываю странное, невесомое чувство. Я плачу за кофе и суп, стараясь не смотреть в их сторону, и подхожу к доске объявлений на дальней стене. Это всегда было частью нашего с Хэпом утреннего ритуала. У него была манера откидываться назад, а не вперед, когда он просматривал доску, держа в руке большую белую кружку; его глаза блуждали в поисках чего-то, что еще не вылезло наружу.
— Как ты думаешь, много ли ты можешь знать о городе такого размера? — спросил он меня однажды, в самом начале.
Я жила в больших и грязных городках по всему округу Мендосино. В сравнении с остальными, эта деревня была безукоризненной, всего с пятнадцатью улицами, у которых даже были названия. На мой взгляд, это было похоже на кукольный домик, который можно открыть, как чемодан, и заглянуть внутрь, комната за комнатой.
— Все.
— Люди, которых ты видишь каждый день? Дома, мимо которых ты проходишь тысячу раз, не задумываясь?
— Думаю, да.
— Подумай, Анна. Есть ли слепое пятно?
Он любил задавать подобные вопросы.
— Кто-то сидит прямо у тебя на плече, слишком близко, чтобы разглядеть.
— Это работает и с людьми. Любой, кто находится у тебя под носом, просто исчезает. Это опасная зона, прямо рядом с тобой. Тот, кому ты доверяешь больше всего.
Я слушала его, слушала внимательно. Сколько я себя помню, люди говорили мне, что я должна доверять им: социальным работникам, учителям и совершенно незнакомым людям, и все они говорили одно и то же, что я должна ослабить бдительность и открыться. Но мир показывал мне обратное, и теперь Хэп только подтверждал мои опасения.
— Тогда в чем же секрет?
— Здесь нет никакого секрета, просто держи ухо востро. Бди все время, но особенно, когда ты думаешь, что тебя ничем нельзя удивить. Вот тогда ты научишься обращать внимание, прислушиваться к своему собственному голосу.
— А как насчет других людей?
— Они либо заслужат твое доверие, либо нет.
Он имел в виду и себя, и свою жену Иден. Какая-нибудь другая десятилетняя девочка с другим набором переживаний, возможно, занервничала бы, услышав это, но я почувствовала облегчение. Он еще не доверял мне, а я не доверяла ему. Наконец-то кто-то не пытался притворяться, что все в этой жизни легко. Наконец-то кто-то решил сказать мне правду.
* * *
Название кафе, возможно, и изменилось, но доска объявлений — нет. Я медленно просматриваю сообщения, яркие обрывки цветной бумаги, рекламирующие уроки игры на гитаре, гадания по ладони и садовую почву. Кто-то ищет модель для художника. Кто-то еще хочет бесплатные дрова. Я не тороплюсь, читая сообщения одно за другим, пока не дохожу до пропавшей девочки, ее потерянного милого лица под словами «Ты меня видел?»
Кэмерон Кертис
Возраст: 15
Последний раз видели: 21 сентября
Красная фланелевая рубашка, черные джинсы
Рост — 162 сантиметра.
Вес — 47 килограммов.
Длинные черные волосы, темно-карие глаза.
Звоните: 724-555-9641
Предлагается значительное вознаграждение
21 сентября было вчера, в тот день, когда Брендану, наконец, надоело, и он попросил меня уйти. Выбор времени заставляет меня дрожать, когда я снова смотрю на девушку, ее темный серьезный взгляд, ниспадающие волосы до талии. Она слишком красива, чтобы быть в безопасности где-либо надолго. Что-то в изгибе ее рта подсказывает мне, что с ней случались очень плохие вещи, даже до того, как она исчезла. Я видела слишком много таких, как она, чтобы верить в обратное. Но это не Сан-Франциско, где листовки о пропавших подростках расклеены на каждом киоске, зрелище настолько знакомое, что становится незаметным. Я слишком хорошо знаю, что в таком маленьком местечке, как Мендосино, любой акт насилия носит личный характер. Все будут чувствовать это. Это затронет всех.
Я смотрю на девочку еще мгновение, а затем тянусь к номеру сдаваемого коттеджа, прямо под плакатом о её пропаже. Это место в десяти километрах от города и стоит четыреста долларов в месяц. Когда я звоню владельцу, Кирку, он объясняет, что здесь нет ни телевидения, ни телефонной линии, ни центрального отопления.
— Там практически голые стены, — хмыкает он. — Но если вы любите отдыхать в тишине, то лучше места вам не найти.
— Согласна.
— 4-
Когда я впервые увидела Мендосино, это место едва ли казалось мне реальным. Аккуратные улочки были застроены пряничными домиками, большинство из которых были белыми, с роскошной отделкой и заборами из штакетника. Вся деревня раскинулась на косматом округлом утесе на фоне Тихого океана, достаточно маленькая, чтобы вместить всех сразу, с одним продуктовым гипермаркетом, несколькими симпатичными магазинчиками, двумя кладбищами и начальной школой.
— Что это такое? — спросила я Хэпа, указывая на деревянную квадратную башенку, пристроенную к соседнему дому. Миссис Стивенс, мой социальный работник, только что ушла, и мы стояли во дворе дома Хэпа и Иден на Ковело-стрит.
— Резервуарные дома, — объяснила Иден. — Водонапорные башни. — Ее тело с округлыми формами было мягким и пахло пудрой, в то время как Хэп был высоким и крепко сложенным, с широкими плечами и длиннющими усами. Если он выглядел как ковбой, то она была похожа на бабушку, но вообще-то не была таковой. Они воспитывали многих детей, но собственных у них никогда не было.
Их дом был красивым — большой, в викторианском стиле, похожий на корабль. Второй этаж был шире первого, с закругленными фасадными окнами, выходящими на мысы, дикие просторы золотой травы и искривленные ветром кипарисы. Пока мы стояли вместе, просто чувствуя друг друга и эту новую договоренность, садилось солнце.
Я только что приехала из Форт-Брэгг — маленькой, унылой хижины рядом с военной базой. Оттуда тоже был виден океан, но не такой, как сейчас. Ничего подобного я никогда не видела. Солнце скользнуло в Тихий океан, как будто медленно таяло, шар расширяющейся оранжево-розовой ириски, который, казалось, пульсировал, как бьющееся сердце. Я не могла отвести от него глаз.
Затем, как раз в тот момент, когда солнце полностью скрылось, произошла внезапная зеленая вспышка.
— Это к удаче, — сказала Иден.
Я уже давно перестала верить в удачу, но что-то происходило. Мендосино уже начал придавливать меня, как гравитация.
* * *
Следуя указаниям Кирка, я выезжаю из деревни на Литтл-Лейк-роуд. Через пять миль дорога превращается из асфальтовой в утрамбованную грязь и гравий. Ели, сосны и другие хвойные деревья сгущаются вокруг меня, напирая со всех сторон — сказочные деревья с черными верхушками, которые создают тени из ничего, ночь из дня, как будто они украли весь свет и спрятали его в своих кронах. Боже, как я по ним скучала.