Не найдя слов, я прошел мимо Деда, но его шепот заставил замереть меня:
– Это не глаз, Марк! У него во лбу видна дырка. И не от пули, скорей от гвоздя.
На этот раз, уже я замер с открытым ртом и с удивлением разглядывал Деда, продолжавшего сверлить глазами опустевший дверной проем, – опустевший ли? – задумался я.
– Ну вы чего, уснули там, что ли? Чего я по-вашему снимать должен? – Олег, не заметивший наше отсутствие, энергично махал Вадиму рукой.
– Доброго времени суток, дорогие друзья! Я не знаю, день у вас сейчас, или вечер, но у нас здесь темно и очень страшно, похоже, мы попали в то место, где царит вечная ночь! – Говоруну тут отдать нужно должное – он в любой ситуации и при любых условиях говорит быстро и профессионально, – эх, мне бы так…
В тот момент меня удивила чистая формальность, любой другой мог спокойно оставить такое вне зоны внимания, но только не я. Серега, наш вечный скромник-Серега, который выпрыгивал из кадра всегда, при малейшей возможности, сейчас возмужал и искрился, как бесноватый при новолунии.
– Я видел призрака, – сказал он, глядя в камеру, – видел его также ясно, как сейчас вы видите меня. Он стоял в том проходе, – продолжал разглагольствовать Серый, – вы видите, что сейчас там пусто, возможно вы и раньше не смогли бы увидеть его, не знаю, фиксирует ли такое телекамера, или подобные сущности доступны только для зрительного контакта непосредственно с человеком, но ребята, Я ЕГО ВИДЕЛ! И более того, он двинулся в мою сторону и прошел прямо сквозь меня. Вот так, – Серега потряс себя за грудки, пытаясь вытряхнуть из собственной куртки, – я почувствовал, как ого тело, или чего оно есть у призрака, прошло сквозь меня. Это…это… это просто не передать словами! – на лице Деда появилась странная, глуповатая улыбка – предшественник шока.
Его улыбка до крайности не пришлась мне по вкусу, такое бывает в преддверии обморока, а в нашей команде, как вы, наверное, уже догадались, никакого врача и в помине не было. Я мысленно отмотал путь обратно, до ближайшей больницы получалось не близко.
Наверное, в тот момент такое же озабоченное выражение приняло на себя и лицо Олега, я видел, как напряженно он вглядывался в лицо Сергея, не опуская камеры из рук. Оператор должен снимать всегда и в любой ситуации – что ж, Олега я не виню…
Наверное, если б Дед упал в обморок, ничего страшного не случилось. Но он устоял на ногах, а через пару минут его лицо приняло привычную нам форму и размер – со лба исчезла испарина, сошел со щек красноватый румянец, вот только глаза продолжали блестеть, а на губах поселилась чужая, глуповато-растерянная улыбка. Должно-ли мне было задуматься? Ну что ж, психолог из меня никудышней…
Видеосъемка наших стараний не заняла много времени, собственно, там и снимать толком было нечего. Низкие потолки, да голые стены – ни мебели, ничегошеньки, лишь узкие коридоры, да темнота, царящая кругом. По поводу темноты меня терзали смутные сомнения – в оконные стекла проникал дневной свет, но растворялся, не освещая помещение. Как я уже говорил ранее, больница состояла из нескольких кирпичных построек, соединенных друг с другом неокрашенными деревянными рейками. Мы исследовали каждый закуток, проникли в каждую комнату, но увы, ничего интересного не нашли. Призраки больше на глаза мне не попадались, хотя их присутствие давило на психику.
Поездка опять оказалась напрасной, если не считать красноречивой болтовни Вадима о наших нелегких паранормальных буднях и нелепой выходки странноватого Деда, показывать зрителю нам опять было нечего. «Марк, удиви зрителя», – упорно нашептывал внутренний голос, только чем прикажете его удивить? В надежде на чудо, я попросил камеру у Олега. Конечно он обвел общим планом все, что попалось при входе в здание, включая подвал с его призраком, – «одним всего лишь?». Но черт возьми, – «увы и ах», – в дисплее камеры не было призраков. Более того, там не оказалось и половины того, что мы наблюдали воочию – причудливые тени в углах сливались со стенами, а Сергей выглядел просто смешно, – «я видел призрака! Я видел призрака!», – ну и кто поверит, с таким-то лицом? С такой улыбкой ловить Чебурашку! – я снова задумался, что не так было с Серегиным лицом. Не приходилось мне его раньше видеть в таком состоянии, да чего там видеть – такого Деда я и представить не мог.
Улыбка сошла, но блеск в глазах оставался, но дело было не только в нем. Я уверял себя, что все дело в свете – чего не привидится при свете фонаря? Сергей ссутулился, поседел и осунулся, в свои двадцать два он смотрелся на все сорок пять. При взгляде на него, усталость тут же облепила меня, окутав своей неприятной, назойливой паутиной лени. Безумно захотелось обратно – домой! Желание было настолько сильным, что я невольно сделал два шага назад.
Наша группа расположилась в последней комнате – в единственном месте, где сохранился диван. Полусгнивший и пыльный от времени, своим дальним концом он поддерживал покосившийся письменный стол – остатки роскоши от лучших времен. Два ящика письменного стола манили и радовали наши старания, но и они, увы, оказались пусты. Психушка без пациентов, без мебели, без истории – для неудачников, вроде нас.
Расплата за чужие грехи
Корявым подчерком и чьей-то кровью история пишется в архив бытия. У каждого дома своя история. Бывают истории, не писанные на крови. Но такие истории никого не интересуют, о них забывают, не успев записать. Кто знает, как долго пустовала лечебница, пока ее покой не нарушили мы. Мы нашли то, что лучше не находить и стали частью ее истории…
По своей природе я оптимист, во всяком случае, так думают окружающие. Но оптимист во мне уснул, как и я сам, задремав на диване, неожиданно и крепко погрузившись в сон. Чужие мысли забивали сознание, чужие воспоминания застилали глаза. Звон разбившегося вдребезги оконного стекла еще не утих в моих ушах, заставив меня в одночасье проснуться. «Психиатрическая лечебница горит и рушится», – поладнее воспоминание, из ускользающих сновидений.
Все ребята сидели на месте, что наводило на мысль, что я не долго проспал. Вадим с Олегом вполголоса спорили, но Сергей улыбаясь смотрел мне в глаза. Его улыбка пугала до ужаса, – «я видел твой сон», – говорила она. Не дав мне опомниться, Серега заговорил:
– Это случилось в новолуние ночью, когда наступил Час Быка…
Дед замолчал, давая мне время задуматься. Про час быка я слышал и ранее – ночная смена с двух до четырех, но что-то в окружающем было неправильно, я гадал, собираясь с мыслями, силился, думал, но не мог понять. Улыбка к нему приклеилась намертво, создавая иллюзию, что губы говорившего оставались на месте, не сопровождали его слова, и это отягощало ореол нереальности, окутавший меня с головы до ног. Видимо, мой разум еще полностью не оправился от сна, заразившего болезнью мое сознание, но как же странно я себя ощущал в тот момент! Темнота тянулась к нам со всех углов пустой комнаты, которая казалась теперь не квадратной, как раньше, а прямоугольной, растянутой в бесконечность. Но главное чувство, что я здесь один!
На другом краю дивана, казавшимся мне теперь бесконечно далеким, облокотившись спиной о письменный стол, как король на свадьбе, развалился Вадим, рядом с ним в неудобной, скрюченной позе ютился Олег, положа ногу на ногу. Серега сидел напротив меня, на непонятно откуда взявшемся готическом стуле. Со своего места я отчетливо слышал, как Олег о чем-то спорил с Вадимом, но воля-ваша, ни слова из сказанного разобрать не мог, как будто меня с ребятами разделяло стекло.
– Большие люди захотели узнать слишком многое, забыв о том, кто они есть, – улыбка Деда сделалась шире, хотя итак уже была шире некуда, а его глаза поблескивали в темноте.
Конечно же, это было глупостью, но мысль заполнила сознание, смешная мысль, – «напротив меня сидит кот». И, как будто бы снова прочитав мои мысли, Дед начал медленно растягивать слова, делая ударения на гласные буквы. Холодная дрожь пробрала меня, – не видел я раньше Деда с улыбкой, таким Серегу не видел никто. Перед тем, как продолжить рассказывать, Серый неожиданно похлопал меня по ноге. Неожиданным для меня это стало по нескольким причинам сразу. Во-первых, фамильярничать это не про него, а во-вторых, его стул стоял на расстоянии в пару метров, а его рука дотянулась до моего колена без особого труда. «Мать честная, да она удлинилась, вытянувшись из темноты», – подумал я, пытаясь не впадать в панику, почувствовав, как сжалась кожа от прикосновения его нестерпимо-холодной руки.
