— Андри! Держись крепче! — кричал мне Генри, что догонял нас с Мадам Рэд. — Впереди много оврагов!
— Я всегда держусь крепко! — со смехом отозвалась я, мчась по дороге и обходя все возможные препятствия. — Я в седле едва ли не с младенчества, Генри!
— Знаю! И это мне в тебе нравится, Андри! А теперь догони! — юноша стал гнать своего коня вперёд и уходить в сторон более цветущей поляны, недалеко от милого лесочка.
— Кажется, он тебя заманивает, моя дорогая! — засмеялась тепло и звонко Мадам Рэд.
— И это заметно! — с усмешкой ответила я, нагоняя старого друга.
— Знаешь, дорогая, а езжай за ним! Вы с ним так давно не виделись! Потом догоните меня!
— Но, Мадам Рэд, Вам вовсе не обязательно…
— Девочка моя, он твой единственный друг, не считая меня. Потом вы сможете догнать меня. У нас же целый день впереди.
— Что же, хорошо… Вы правы.
— Вот и замечательно! Приятного времяпровождения вам обоим!
Женщина тепло и ласково мне подмигнула, позволяя догнать Генри, который уже ждал меня на поляне.
Сам же мой друг детства уже давно слез с лошади и сидел на полянке.
Честно сказать, он вырос и стал очень симпатичным мальчиком, будущим юношей. Трудно даже было поверить, что ему шестнадцать лет, и он до сих пор был моим другом.
Прогнозы Себастьяна порадовали меня. Ведь я так не хотела бы видеть Генри, этого чудного мальчишку, который всегда защищал меня, хоть и любил соперничать в играх, как предателя.
Я до сих пор помню, как часто мы в детстве проводили много времени вместе.
Мои родители в шутку даже говорили, что было бы просто замечательно для них видеть в будущем этого хорошего и доброго мальчика в качестве их зятя и моего мужа.
На подобное высказывание я, конечно же, дулась и смущённо краснела. Ведь в каждой шутке, как говорят, есть доля правды.
Проблема только в том, что Генри я всегда считала для себя скорее старшим братом и очень близким другом, на которого я могла положиться.
Сейчас же у меня… Смешанные чувства. Да, как муж и продолжатель наших семей он был бы великолепным кандидатом.
Но только злосчастная ночь… Не давала мне забыть о той боли…
И… Даже если я на секунду представлю, что мы с Генри, взрослые, в одной постели, как к моему горлу подступает ком, а в низу живота на краткий миг проскакивает та самая неприятная боль.
Вряд ли даже спустя несколько лет мне удастся забыть об этом и подпустить к себе кого-нибудь настолько близко.
И чего греха таить, лгать Генри я тоже не желала. Не желала, чтобы он был несчастен из-за того, что его возможная любовь и чувства могут оказаться вовсе безответны.
Пусть сама я уже мало верила в настоящую любовь, но мой друг наверняка по-прежнему верит и мечтает встретить её однажды.
Когда же я догнала своего друга, то слезая с лошади, потрепала его волосы:
— Вот любишь же ты убегать от меня так неожиданно, Генри.
— А ты любишь по-прежнему меня догонять, малышка Андри, — он тепло улыбнулся мне в ответ.
— Опять малышка, — я со вздохом и улыбкой закатила глаза. — То, что ты старше меня на два года, ещё ничего не значит, Генри.
— Прости-прости, это уже привычка, — весело и виновато отвечал мой друг, улыбаясь, как настоящий искренний ангел.
— Так уж и быть, на этот раз ты прощён, — усмехнулась я, присев рядом с ним на полянке и расслабленно выдохнув.
— О, я благодарю, — юноша с улыбкой потянулся и улёгся на траву и полевые цветы.
— Ты ведь сам знаешь, что я не могу на тебя сердиться, — хихикнула я, в своей привычной манере подогнув и обняв свои коленки, как в детстве.
— Как и я на тебя, не смотря на то, что ты пропала на несколько лет. Я был очень обижен на тебя.
— Если бы не обстоятельства, сложившиеся тогда, я бы никуда не пропадала, Генри. Но, увы…
— Я понимаю, Андри, — с сожалением произнёс парень, приподнявшись. — Но ты жива, ты снова рядом и мы можем видеться чаще. Кстати, ты не будешь учиться в академии?
— Боюсь, что нет. Мне придётся совмещать учёбу и дела семьи, оставаясь дома или находясь в разъездах, — я тихо вздохнула. — Да и в академии я была бы белой вороной…
— Тогда я буду навещать тебя после занятий, если ты, конечно, не будешь против, Андри.
— Ну, что ты, Генри, двери моего поместья всегда открыты для тебя. Ты ведь знаешь.
— Спасибо, Андри. Ты бы знала, как я соскучился по тебе. Ты единственная… Ради кого я терплю отца…
— Я тоже по тебе очень соскучилась. Но… Почему твои отношения с родителями ухудшились? Насколько я помню, раньше они…
— С мамой как раз все прекрасно. А вот отец… Его как будто подменили. Он часто в комнате ссорится с матерью… Поднимает руку на слуг… Даже не знаю, что и думать… Может, у него неприятности на работе.
— Ты также упоминал о том, что твои родители негативно настроены против меня, ведь так? Но почему?
— После того, что случилось с твоей семьёй, по богатым семьям о тебе пошли весьма ужасные слухи.
— Ах, вот как? И какие же, например?
— Что ты… Продажная девушка… Зарабатываешь на жизнь ночами с мужчинами разного ранга… Что ты связалась с бандитами, и что твой отец был врагом нашей страны из-за связи с несколькими иностранными дипломатами-шпионами.
— Хотелось бы знать, кто распускает эту ложь и чушь.
Мой голос был спокоен и даже немного холоден, но внутри меня стала снова закипать злость, и это было заметно по сжатой в кулак левой ладони.
Кажется, кто-то так и желает облить меня и мою семью грязью с головы до ног и так, чтобы было невозможно никогда отмыться.
— Помнишь семью Галхар-Йоханнсов? Они конкуренты твоего отца. Вот они и стали распускать первыми слухи, а потом их подхватили остальные семьи… В том числе и мой отец.
— Это не сойдёт никому с рук…
После этих слов печать на моём глазу вдруг засветилась, причиняя некий дискомфорт, от чего я слегка зашипела, притронувшись к повязке.
— Андри? Андри, всё нормально? — Генри подсел ко мне, заметив мой дискомфорт.
— Да, Генри… Прости… Всё хорошо, — я сделала глубокий вздох, дабы успокоить глаз хоть немного. Вышло не очень-то действенно. — Это просто мой больной глаз… Даёт о себе знать временами…
— Ох… Как же ты так поранилась? — мой друг с грустью вздохнул. — У тебя были такие красивые глаза, Андри, и так жалко, что теперь он тебя один.
— Это… Долгая и крайне неприятная история, — ответила я, всё ещё не убирая ладони от повязки. — Если раньше я могла упасть с дерева и сломать ногу или руку, но на мне всё заживало, как на собаке, то с глазом, увы, так не случилось…
— Ох, Андри, я понимаю. Но теперь я прошу тебя, береги себя. Я не прощу себе, если потеряю тебя.
— Я… Постараюсь, Генри.
И тут мой единственный друг подсел ко мне ещё чуть ближе. Осторожно обняв меня за плечи, он бережно прижал меня к своей груди.
От него также приятно пахло цветами сирени и деревянной стружкой. Прям как в детстве…
Эта мысль заставила меня улыбнуться.
— Я больше никуда тебя не отпущу, Андри, слышишь, никуда, — прошептал этот добрый и вечно светлый мальчишка, за которым я всегда тянулась, словно маленький цветочек за единственным лучиком солнца. Он ласково коснулся своей тёплой ладонью моей щеки: — И что бы ни случилось, всегда буду защищать тебя и беречь. Клянусь.
В ответ на это я грустно усмехнулась.
Если бы он только знал, кого клянётся защищать и оберегать…
— Не стоит давать подобных обещаний, если нет уверенности в том, что получится их сдержать, Генри, — тихо проговорила я, медленно отстраняясь от его ладони.
— А я сдержу их! — Генри уткнулся лицом в мои волосы, и я почувствовала, как он зажмурился. — Сдержу ради тебя.
— Генри, пожалуйста, не нужно так… — еле слышно прошептала я.