- Луиза! - закричал он, и звук этого страшного крика заставил Майкла вздрогнуть. - Луиза! Отзовись!

В поврежденном доме напротив, через улицу, открылось окно, из него высунулся старик.

- Эй! - позвал он. - Кого вы ищите?

- Луизу Маусенфельд! Вы знаете, где она и дети?

- Все тела уже увезли, - сказал, пожав плечами, старик. Мышонок никогда его раньше не видел, в той квартире прежде жила молодая пара. Пожар здесь был ужасный. Видите, как обгорели кирпичи? - Он для выразительности постучал по одному из них.

- Луиза... две маленькие девочки... - Мышонок зашатался, мир, жестокий Ад, закружился вокруг него.

- Муж ее тоже погиб, где-то во Франции, - продолжал старик. - Так мне, по крайней мере, говорили. А вы - родственник?

Мышонок не смог произнести ни слова, но все же ответил: криком муки, эхом отдавшимся между остатками стен. А потом, прежде чем Майкл успел спрыгнуть с фургона и остановить его, Мышонок побежал по идущей зигзагом лестничной клетке, обгоревшие ступени трещали у него под ногами. Майкл тут же бросился за ним, в царство пепла и тьмы, и услышал, как старик закричал: - Туда же нельзя! - а потом захлопнул окно.

Мышонок взбирался по лестнице. Левая нога у него провалилась на гнилой ступеньке, он выдрал ее и продолжил подъем. - Стой! - крикнул Майкл, но Мышонок не остановился. Лестничная клетка раскачивалась, кусок ограждения неожиданно оторвался и слетел вниз в кучу обломков. Мышонок на мгновение удержался, балансируя на краю, потом ухватился за перила с другой стороны и стал подниматься дальше. Он добрался до следующего этажа, примерно в пятнадцати футах над землей, и запнулся о груду обгоревших балок, еле держащиеся доски заскрипели под ним. - Луиза! - закричал Мышонок. - Это я! Я пришел домой! - Он вошел в анфиладу комнат, обрезанных обрушением части строения, обнажившим имущество погибшей семьи: покрытую золой печь, побитую посуду и случайно оставшуюся целой чашку, чудом уцелевшую после сотрясения; то, что некогда было столом из сосновых планок, теперь обгорело до ножек; каркас кресла, пружины торчали, как вывалившиеся кишки; остатки обоев на стене, желтые, как пятна проказы, и на них - светлые прямоугольники, где когда-то висели картины. Мышонок прошел по маленьким комнатам, зовя Луизу, Карлу и Люсиль. Майкл не мог остановить его, да и не было смысла пытаться сделать это. Он поднялся вслед за ним и держался к нему поближе, чтобы попытаться успеть схватить его, если он провалится сквозь пол. Мышонок вошел туда, где была гостиная, в досках были прогоревшие места, где сверху падали горевшие обломки и проваливались ниже. Кушетка, на которой любили сидеть Луиза и девочки, теперь представляла собой путаницу обгоревших пружин. А пианино, свадебный подарок от стариков Луизы, было абстракцией из клавиш и струн. Но целым остался камин из белого кирпича, столько холодных вечеров согревавший Мышонка с его семьей. Уцелел и книжный шкаф, хотя в нем осталось лишь несколько книг. И его любимое кресло-качалка тоже выжило, хотя и сильно обгорело. Оно было все там же, где он его оставил. И тут Мышонок глянул на стену рядом с камином, и Майкл услышал, как он захрипел.

Мгновение Мышонок не шевелился, потом медленно прошел по трещавшему полу и подошел к вставленному в остекленную рамку Железному Кресту награде сына.

Стекло в рамке треснуло. Не считая этого, Железный Крест не пострадал. Мышонок снял рамку со стены, держа ее благоговейно, и прочитал вписанное в удостоверение имя и дату смерти. Тело его задрожало, в глазах мелькнуло безумие. На бледных щеках над грязной бородкой показались два ярко-пунцовых пятна.

Мышонок запустил Железным Крестом в рамке в стену, осколки стекла разлетелись по комнате. Медаль, упав на пол, издала легкий звон. Он тут же кинулся к ней, схватил ее с пола и повернулся, с лицом, пунцовым от ярости, чтобы выбросить ее в разбитое окно.

Рука Майкла поймала кулак Мышонка и крепко сжала его. - Нет, - твердо сказал он, - не выбрасывай ее.

Мышонок недоверчиво уставился на него, он медленно моргал, его мозговые шарики проскальзывали по смазке отчаяния. Он застонал, как ветер в развалинах его дома. А потом Мышонок поднял другую руку, сжал ее в кулак и двинул изо всех сил Майклу в челюсть. Голова Майкла метнулась назад, но он не отпустил руку Мышонка, как не пытался и защищаться. Мышонок ударил его второй раз, и третий. Майкл только смотрел на него, его зеленые глаза горели, а из разбитой нижней губы просочилась капелька крови. Мышонок завел кулак назад, чтобы ударить Майкла четвертый раз, но тут маленький человечек заметил, что челюсть Майкла напряглась, готовая принять удар. Все силы внезапно покинули Мышонка, мышцы его обмякли и ладонь раскрылась. Он слабо шлепнул ладонью зеленоглазого по лицу, а потом рука у него упала, глаза стали щипать слезы, колени подгибались. Он стал валиться на землю, но Майкл удержал его.

- Я хочу умереть, - прошептал Мышонок. - Я хочу умереть. Я хочу умереть. О, Боже, пожалуйста, дай мне...

- Вставай, - сказал ему Майкл. - Давай вставай.

Ноги Мышонка были как ватные. Ему хотелось на этот раз упасть и лежать так, пока молот Бога-громовержца не сокрушит землю. Он ощутил запах пороха от одежды другого человека, и этот горький аромат возродил в его памяти каждый страшный миг той схватки в соснах. Мышонок стал вырываться от Майкла и отшатнулся назад. - Не подходи ко мне! - закричал он. - Будь ты проклят, не подходи ко мне!

Майкл ничего не сказал. Гроза подошла, и она должна прогреметь, чтобы затем утихнуть.

- Убийца! - взвизгнул Мышонок. - Зверь! Я видел твое лицо там, в деревьях. Я видел его, когда ты убивал тех людей! Немцев! Моих людей! Ты пристрелил того мальчишку и даже глазом не моргнул!

- Не до моргания было! - сказал Майкл.

- Тебе это доставляло удовольствие! - продолжал свирепеть Мышонок. Тебе ведь нравится убивать, так?

- Нет. Не нравится.

- О, Боже... Иисусе... ты и меня тоже заставил убить. - Лицо Мышонка исказилось. Он чувствовал, будто его выворачивало наизнанку от внутренних позывов. - Тот молодой парень... Я его убил. Я убил его. Убил немца. О, Боже мой! - Он оглядел изуродованную комнату, и ему показалось, что он услышал крики своей жены и двух дочерей, они кричали, в то время как взрыв бомбы возносил их до небес. Где я был, думал он, когда бомбардировщики союзников сбрасывали смерть на самых любимых людей? У него даже не сохранилось их фотографий, все его бумаги, его бумажник и фотокарточки отобрали у него в Париже. Это было так жестоко, что он не удержался на ногах и упал на колени. Он стал рыться в куче обгоревшего мусора, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то фотографию Луизы и детей.