И злилась.

— А чего он тут орет?

— Говорит, будет ходить по городу и упреждать! Через месяц расступится море, и выйдут из него морские гады....

— ...и пожрут они неверующих! И только тот, кто впустит в сердце свое Альдоная, тот спасен будет! — донеслось с улицы.

— Чего ему на центральной площади не проповедуется?

— Да кто его там слушать-то будет? Градоправитель и вовсе выпороть пригрозил, вот он и шляется, ищет, где народу больше... а тут-то много!

Лиля представила, как этот паразитский проповедник будет приходить к ним под окна.

Народу много?

То-то и оно, что много!

Они же и на вынос торгуют. Постучался в окошко, да и получил себе покушать. Даже с ценой посуды все одно выгодно выходило. А иные хозяйки и со своей тарой приходили. Мало ли у кого какая беда, бывает так, что баба и сготовить ничего не может. Примерно раз в месяц, кстати, у любой женщины все из рук валится.

Так что очередь не переводилась. Они б и рады ее не создавать, да кухня не всегда справлялась. Горшочкам же не прикажешь действовать втрое быстрее? Пока протомятся, пока положенное время на углях постоят — вот и соберется человек десять. Правда, без спора, без драки. Кто в трактире рюмочку выпьет, кто с соседкой поболтает — драк не случалось. И то — стражники бдили.

Понятно, что проповедника сюда принесли черти.

Мальдоная, с учетом географии.

Ну, заяц — погоди!

— ... каждый, кто откажется, сгинет в геене огненной, и гореть там будет до скончания дней, и Мальдоная ему будет на голову ногой наступать...

Ага, можно подумать — она дура?

Ногой, да на горящую голову? Радикальный метод пожаротушения....

Лиля криво усмехнулась, подхватила с полки тяжелый медный половник, спрятала его за спину, и огляделась вокруг.

О! Колбаска!

Домашняя, натуральная, а пахнет так...

Похудеешь тут после родов, как же! С такими продуктами!

Лиля цапнула колбасу — и вылетела за дверь.

Проповедник был сед, худ, просушен ветрами и выглядел отъявленным прохвостом. Лиля невольно вспомнила Ходжу Насреддина.

Там какого-то мудреца обрили, и всем сразу стало ясно — жулик и вор. Просто его хорошо борода и шевелюра маскировали.

Ну так этого — тоже.

И балахон такой... выразительно грязный и драный, и вши копошатся... Лиля поежилась, но решила не отступать.

Проповедник как раз стоял к ней боком, и разглагольствовал перед покупателями. Ну, сам напросился.

Опытным взглядом Лиля выцепила вдову стекольщика, одну знакомую тетку с рыбного рынка, двух стражников, нищего...

Проповедник, ты попал.

Или попадешь сейчас...

На минуту мужчина замолчал. Дух перевести. Не все ж время так орать, горло не казенное! И Лиля тут же воспользовалась моментом.

— Господин, вы откушать не соизволите?

Проповедник повернулся.

Понятно же, мужик! На слово «кушать» они автоматически разворачиваются. Рефлекторно.

Колбаса пахла.

— Ты, дщерь Альдонаева...

Перехватить инициативу Лиля не позволила.

— Я, а то кто ж! Все мы дети Альдоная, господин, — колбасу она пихнула в руку мужчине.

А пусть отвлечется. Чтобы не сразу осознал подставу.

— А... — колбаса вызвала у оппонента неконтролируемое слюноотделение. Точно. Вот тут он и попался. Очередь настороженно так замерла, глядя на разворачивающееся зрелище. Замерли и сопровождающие пророка. На нападение они бы ответили, но если их духовного лидера колбасой прикармливают? Вроде ничего страшного в этом и нет? И колбаса пахнет... может, и им чего перепадет? А еще беседа. Худо в этом веке с телевизором, тут на что угодно бросаться будешь!

— Господин, а вы вот, рассказывали про конец света?

-Да!

— И скоро это произойдет?

-Да.

— А вы вот так все-все и знаете?

Проповедник покосился на глупую бабу. Но колбаса безмолвно взывала к его доброте. А вдруг и еще чего дадут? Тоже дело...

— Вижу я, дитя Альдонаево, все, что произойдет...

— И вскорости — и потом? Да? — еще глупее округлила глаза Лиля.

— Вижу! И горестно мне...

— Потому что шарлатан ты! И прохвост! — рявкнула Лиля, выхватывая боевой половник. И с треском прикладывая его к оппоненту. — Был бы... ты пророк... так знал... бы, что... те(&... поколотят! И... драпал бы... отсюда... без оглядки!

Лиля то и дело прерывала свою речь для очередного удара.

А медный половник для супа — это вам не алюминиевая ложечка. Хотя и ей по лбу тоже больно.⁵

Это здоровущий черпак, который в супе одной рукой не больно-то поворочаешь. Но уж очень Лиля разозлилась.

И разило врага ее оружие ничуть не хуже, чем легендарные рыцарские мечи. А то и результативнее.

Первыми засвистели и заулюлюкали уличные мальчишки — и откуда только они берутся?

Потом присоединились нищие, потом захохотали и все остальные. А пророк заверещал ошпаренным кроликом, развернулся — и дал деру.

— Колбасу верни, скотина!!! — заорала ему вслед победительница.

Куда там! И на лошади не догонишь. Кто-то из последователей попытался — хорошо пошли! Душевно, возвышенно... эх, надо было еще и поленце прихватить, вслед кинуть! Нет в мире совершенства.

❖ ❖ #

В Берме проповедник так и не прижился.

Увы...

Стоило ему начать где-то проповедовать, как тут же объявлялись желающие пообщаться.

Только вот интересовались они не концом света, а другими, более приземленными вещами. К примеру, половником.

Или колбасой.

Или...

Понял проповедник, что тут ему денег не заработать, да и подался в другие края. И Лиля себя виноватой не чувствовала.

Ее ребенка будить?

У нее под окнами орать?

Будь она графиней, она бы мерзавца приказала на конюшне драть, чтобы не дурил людям головы! Но за отсутствием конюшни...

Сойдет!

Образование — оно никогда лишним не будет. Лиля не помнила, откуда взялся этот способ, но ведь пригодилось же!

А время шло...

Ативерна, Лавери

Майкел Леруа пил.

Вдохновенно и азартно, весело и с размахом. Так, чтобы душа горела, а бутылки плакали. Так, чтобы собеседники кто лежал, кто валялся, а кто и разговаривал — пьянка длилась уже не первый день.

Менялись только места.

Надоело в кабаке — поедем в бордель.

Надоело в борделе?

Разнести его и опять в кабак!

Деньги были.

Адуша горела, душа рвалась на части...

В таком состоянии Майкела и похищать не надо бы — может, и выпытывать все под кувшин вина? Ганц понаблюдал за ним, а потом кивнул своим мыслям.

И несколько золотых монет перекочевало в руки хозяйке борделя.

Вот и комната очередной красотки. Сколько их таких Ганц перевидал! Да и Майкел — не меньше.

Кровать, девушка, ласки, шепот...

В таком опьянении?

Только шептать и оставалось. На большее Майкел был не способен. Но старался... то есть — лежал и ждал, пока постарается девушка.

Та отдавалась работе, но — увы. Не получалось. А потому пришлось пойти на хитрость. Результата девушка добилась, а потом принесла мужчине еще вина. И принялась расспрашивать издали.

— От радости так не гуляют... с горя?

— Не твое дело!

Как бы пьян Майкел не был, откровенничать он не собирался. Пару раз отгавкнулся, а потом проститутка поняла, что может нарваться и на кулак, и поднесла ему еще кубок с вином.

Майкел охотно выпил.

И — захрапел через пару минут.

Сильное снотворное и не таких вырубало. Только вот жить ему с похмелья будет грустно... и что?

Ганц дурака силком не поил, пусть теперь сам плачет!

А уж чего проще — завернуть беспамятное тело в ковер, погрузить в неприметную карету, да и доставить — правильно.

В Стоунбаг.

Там пьяницу и сломать проще будет.

у,< * $

Майкел Леруа открыл глаза — и застонал.

Ощущения были неописуемые. Ей-ей, на дыбе меньше мучаются... наверное. Болело — все. Даже те места, которые болеть вроде бы не должны. Например, волосы и ногти.