Сапогом пониже спины али дубинкой по хребтине — оно доходчиво!
А что до криминала...
Лиля по-честному попробовала обучать ребят, которых прислал Кот.
Двоих отбраковала сразу — негожи. Врач — не просто профессия,, это особый склад ума. Если у человека его нет... ну не создан кто-то лекарем! А кто-то физиком не создан, так что ж теперь?
Еще одного выкинула за воровство. Когда ты от нужды на улице у людей кошельки срезаешь — одно. А когда у своих крысятничаешь... даже если не у своих, но у тех, кто тебе дает шанс из помойки вылезти... тьфу, дурак! Таким больных не доверишь.
А ну, пошел!
И сапогом под копчик!
Троих кое-как обучила.
Худо ли, бедно, ребята оказывали первую помощь, могли сложить кость, наложить лубки, зашить рваную рану, промыть желудок...
На уровне сельского фельдшера века так девятнадцатого. Но для Бермы и это было почти революцией. Тем более, что Ловкач выжил.
Полностью ему руки сохранить не удалось, два пальца потеряли чувствительность, но даже так — лучше, чем никак! Намного лучше!
Уже не калека, не обуза, уже прекрасно удержит ложку, а то и обучать молодняк будет...
Для этого опыт нужен, а неидеальная подвижность пальцев.
Ловкач был благодарен. Кот, который испытывал к старому вору какую-то привязанность, или должен был, или... Лиля не вдавалась в подробности, но понимала, что мужчины ей благодарны.
И — не злоупотребляла.
Кот приходил в трактир, ел и пил за счет заведения. Тоже — не злоупотребляя.
Иногда подкидывал Лиле клиентов. Один раз Лиля и работать не взялась — с распоротым животом... нет, не поможет. Да кто тут поможет при таком раскладе? Тут операционная нужна, капельница и антибиотики. Молитва? Хорошо, но только за упокой.
Еще один пациент сгорел от заражения крови.
Шестеро, включая и Ловкача, выжили. Ловкач даже и руку сохранил... правда, на двух пальцах чувствительность потерялась, по старой специальности он работать не сможет. Консультировать будет. Тоже дело нужное и важное.
Кот оценил.
Сильно Лилю не загружал, все ж беременная баба. Но и о себе напоминать не забывал.
Марион косилась на него с опасением, а потом чуточку успокоилась. Прево Ларус очень поспособствовал.
Лиля только посмеивалась.
Вот потому сказки Киплинга и переживут века, что на водопой ходят и тигры — и олени. И это зона мира! А если такой зоной стал их трактир — тем лучше для трактира.
>;<
— Ты совсем зеленая, — припечатал Кот, глядя в лицо Лилиан.
Учитывая, что здесь это был цвет траура...
— Спасибо, — кисло откликнулась ее сиятельство.
— Ребенок?
— А кто ж еще?
— Моих гоняй...
— Им не с детьми нужно уметь возиться, им другое необходимо. Сам понимаешь, когда рассказать надо много, а времени мало, выберешь то, что точно пригодится.
Кот понимал.
Вот, к примеру, рваные раны от кнута.
У парня клочка кожи целой на спине не осталось... точно бы помер! А эта зеленоглазая его вытащила. Чудом, конечно...
Полные сутки сидели, ее чуть что будили... Справилась.
И с рваной раной, и с открытым переломом, и...
— Если я тебе служанку подарю?
Лиля даже головой помотала.
— Подаришь? Ты о чем?
— Это — Берма, Алия.
— Понятно, что не Лавери или Арвест. И что?
— Рабский рынок. Слышала?
Лиля поежилась.
Слышала. Но никогда с этим не сталкивалась. Никогда...
В Ативерне работорговля была запрещена. В Уэльсте- ре — тоже. Гардвейг, не тем будь помянут, очень рабство не любил. Если там эта шваль и появлялась, то тайно.
А если ловили...
На кол — и никаких вопросов.
Жестоко?
А вы представьте, что это вас рабом сделали. Да к хозяину — садисту, который издеваться любит, мучить убивать... не хочется? Пропало желание в жалелки играть?
Вот и правильно. Ни к чему такое воображать, приснится еще.
А вот в Авестере, Эльване и Ханганате рабы были официально разрешены.
В Ханганате — легально, в Авестере и Эльване — полуофициально. Если человек задолжал, если не может расплатиться — в Ативерне и Уэльстере таких сажали в долговую яму. Давали отработать.
А в Авестере и Эльване такие люди становились «закладными». Они должны были отработать на человека, которому задолжали... сколько?
Пока не расплатятся.2
Чисто теоретически, таких людей нельзя было передавать другим хозяевам, нельзя калечить, издеваться, разлучать семьи...
Практически?
Случалось всякое. А жаловаться — кому? Прево?
Беги... если будет на чем бегать. Если слушать будут. Если язык останется, чтобы говорить...
Лиля об этом знала. И...
Она бы всех работорговцев перевешала! За ноги, на площади!
Первые слова, которые дети читали в букваре: «Мы не рабы. Рабы — не мы!». И это было хорошо, и правильно... только вот Лиля понимала, что ее никто не будет слушать.
Плетью обуха не перешибешь.
Что она могла сделать?
Не допускать ничего подобного в своих поместьях. Давать людям работу, создавать новые рабочие места. Продавить закон, по которому с закупами нельзя жестоко обращаться...
Последнее — пока в мечтах. Но рано или поздно и до Ричарда дойдет...
Почему-Л люди бывают удивительно слепы. Вот когда ИХ бьют, тут каждый соображает. А когда кого-то другого...
Бывает! Отвернуться, да и забыть. И не надо мне говорить о жестокости, это — равнодушие. То, что страшнее любой злости. Простое равнодушие.
Смерть души.
— Зачем дарить? Я и нанять могу...
— Можешь. Но ты ведь уехать хочешь, верно?
Лиля напряглась.
Кто-то подслушал?
Не исключено. Узнает кто — голову оторвет! Без оглядки на гуманность и клятву Гиппократа!
— Хочу. Ты против?
— Не то, чтобы... баба ты хорошая, но сразу видно — не отсюда. Лучше свой кусок оторвать, да и спровадить, чем ждать, пока за тобой сапоги притопают.
Лиля хмыкнула.
Неглупо. Но...
— А убить? Не проще?
— Я думал об этом, — не стал прикрываться фиговым листочком гуманности Кот. — Но кто сказал, что потом меня не положат?
— Риск — благородное дело?
— Чтобы рисковать — знать надо. А я хоть и вижу, что ты не из простых, но — и только. Кто за тобой может прийти, не знаю. Лучше уж помочь, да и распрощаться миром.
Лиля медленно кивнула.
Никакого гуманизма, один эгоизм.
Кот не желает подставляться и подставлять своих людей. И его можно понять.
Кто стоит за Лилей?
Он не знает, но и рисковать не будет.
— Даже если хочу — при чем тут служанка?
— А мы подберем подходящую, чтобы с тобой поехала. С мелким возилась... ты ж девку с собой не потащишь?
— Лари? Нет, не потащу.
— У нее с каба... с Патни вроде как сладилось. Или скоро сладится.
— Может, и успею на свадьбе погулять.
Кот кивнул. Тема свадьбы его интересовала мало.
— Зная тебя, доедешь — да и освободишь... нет?
-Да.
— И устроиться поможешь, верно?
— Верно.
Лиля врать не собиралась. Зачем? Не стоит оскорблять ни себя, ни собеседника. Что, кругом все дураки, а она одна умная?
Очень смешно...
— Так примешь подарочек?
Лиля фыркнула и покачала головой.
— Пока не узнаю, в чем тут твоя выгода — нет! Не приму, даже и не рассчитывай.
— Сразу так выгода? Хорошего ж ты обо мне мнения.
— Потому и хорошего, что тебя знаю. Если в деле твоего интереса нет, ты его и делать не будешь. Где это видано, чтобы кот за хозяином тапочки носил?
Кот хохотнул, но вышло это как-то невесело.
— Сложно с вами, бабами...
Лиля молчала. Ждала.
— Ладно... Так получилось...
Получилось, ага.
Кому другому рассказывайте, не Лилиан Иртон. И не Але, которая жила в девяностые годы, и что такое передел сфер влияния, отлично знала!
Котяра положил глаз на кусок портовой территории. А у нее уже (кял свой хозяин, некто Осьминог.
Началась война.
Небольшая, локальная, но весьма и весьма кровопролитная. Впрочем, Осьминог своих врагов просто топил, так что кровь почти не проливалась — с его стороны. Зато Кот старался за двоих...
