Принц поклонился отцу и пошёл к Северину.

– Эрлеберт, – просто сказал он, протянув руку.

– Северин, – настороженно буркнул Северин, пожав руку принца.

– Сегодня ты преподал мне хороший урок, Северин, благодарю тебя за это.

– Вы дрались лучше меня, ваше высочество, – Северин поднял напряжённый взгляд. – Гораздо лучше.

– Я знаю, – непринуждённо рассмеялся Эрлеберт. – Но имеет значение только победа. Пойдём.

Они подошли к императору.

– Ваше величество, позвольте представить вам Северина, победителя в сегодняшнем поединке, – уже совсем весело и непринуждённо сказал Эрлеберт.

Северин низко поклонился. Император спросил:

– Кто ты, Северин?

– Сын сержанта первопоходника.

– Очень рад, что у наших ветеранов вырастают такие дети. Сегодня ты показал настоящую боевую ярость. Без неё не победить, хотя этого мало, и тебе надо многому учиться. О чём ты мечтаешь Северин?

– Стать рыцарем. Впрочем, не уверен, что это возможно.

– Почему? Для того, чтобы стать рыцарем, требуется только одно – стать рыцарем.

– Но я не принадлежу к рыцарскому сословию.

– Не стану скрывать, это действительно проблема, но запомни: сословные границы проницаемы. В каждом рыцарском роду кто-то был первым. Почему бы тебе таковым не стать?

– Настоящий рыцарь – человек особого качества. Как мне перейти на новый качественный уровень?

– Это очень трудно. В этом никто не сможет тебе помочь. Впрочем, кое в чём я всё же помочь смогу. Хочешь учиться в орденсбурге?

– Хочу, – Северин не смог сдержать широкой счастливой улыбки.

– Только не думай, что орденсбург обязательно подарит тебе рыцарский плащ. Его никто тебе не подарит, кроме тебя самого. Если покинешь орденсбург сержантом, не считай это поражением. Лучше быть хорошим сержантом, чем плохим рыцарем.

– Мой отец так же считал. Он отказался от рыцарского плаща, когда ему предложили.

– Как ни странно, это был поступок настоящего рыцаря. Стань таким же, как твой отец, а это значит – не следуй за ним след в след, думай своей головой. У каждого человека в этой жизни лишь одна задача – стать самим собой. Каждый раз, когда я к вам приезжаю, я думаю, что с удовольствием увидел бы себя на месте Тристана. Не сомневаюсь, что работа воспитателя принесла бы мне больше радости, чем корона. Но не дано. Нет Божьей воли.

– Значит, стать самим собой – это следовать Божьей воле о себе?

– Именно так. Ты глубоко смотришь, сынок. Похоже, что ты всё-таки рождён для рыцарства, впрочем, это лишь моё мнение. А как тебе в детском дворце? Что здесь нравится тебе больше всего?

– То, что для нас ищут учителей, каких захотим. Это до сих пор кажется мне чудом.

– А что больше всего не нравится?

– Роскошь. Всё это кажется мне избыточным, ненужным. Я вырос в хижине кузнеца. Отцовский дом был хорошим домом, потому что там было всё необходимое для жизни, а здесь много лишнего.

– Вот как… Ну ничего, орденсбург утолит твою жажду аскетизма. А знаешь что, я хочу показать тебе место, где обитало подлинное величие.

Император знаком подозвал Тристана и спросил:

– В хижине пресвитера Иоанна всё по-прежнему?

– Да, всё, как было, мы только пыль вытираем.

– Подайте нам с ребятами обед туда.

– Ваше величество, а можно пригласить на обед ещё моего друга? – попросил Северин.

– Давай. Он тоже мечтает стать рыцарем?

– Нет, у него другая мечта, но об этом он лучше сам расскажет.

– Тристан, позови…

– Николауса, – подсказал Северин.

Когда они, пройдя по залам дворца, вступили на ровно выкошенную поляну, Северин увидел небольшую деревянную хижину, а рядом с ней – маленькую часовенку. Он ожидал, что сейчас император покажет что-нибудь усыпанные бриллиантами, а потому был поражен. И на душе вдруг стало хорошо-хорошо.

– В этой хижине жил царь царей, – сказал император.

– Быть не может, – выпалил Северин.

– Когда-то я был здесь в гостях у пресвитера. Впрочем, это было в другой жизни, – голос императора неожиданно стал скрипучим. – Над могилой, значит, поставили часовню…

– А я слышал, что пресвитер Иоанн не умер.

– Его никто не видел мёртвым. Он велел выкопать могилу и лёг в неё, приказав вернуться поутру, но утром его в могиле уже не было, ни живого, ни мёртвого. Он ушёл, а куда мы не знаем. Может быть, сразу к Богу, а может быть ещё и нет.

– Кем же был пресвитер Иоанн на самом деле?

– Неизвестно. Впрочем, известно главное. Он был другом Божьим. Великим правителем и великим святым. Он обладал неземной мудростью. Многого он людям не говорил, потому что человеческое сознание не может вместить того, что было понятно ему.

– Есть мнение, что это был сам апостол Иоанн.

– Возможно. Но гадать об этом бессмысленно. Мы всё узнаем. Только не в этой жизни.

Император, принц, Северин и Николаус зашли в часовню. Здесь висело только три иконы: Господа, Богородицы и апостола Иоанна. Лики были чудесны, они казались совершенно неземными. Каждый здесь чувствовал, наверное, что-то своё, впрочем, сейчас никто из них не готов был это обсуждать. Покинув часовню, они прошли в хижину, где вдоль стола из грубых досок стояли такие же дощатые лавки. Император и Эрлеберт сели по одну сторону, Северин и Ник по другую. Принесли обед – по куску жареного мяса с рисом и кувшин апельсинового сока. Некоторое время ели молча, потом император спросил:

– Питанием довольны?

– Да куда уж лучше, – улыбнулся Северин. – Мы с отцом видели мясо на своём столе только по воскресеньям, а здесь оно – каждый непостный день. И свежевыжатый сок – это ведь роскошь. Обычно мы пили воду, а соком отец баловал меня только по большим праздникам.

– Я хотел дать вам всё самое лучшее, но, похоже, не всем сумел угодить, – рассмеялся император. – А как бы ты питался, Северин, если бы это зависело от тебя?

– Наверное, получше, чем мы с отцом, но поскромнее, чем здесь. Не к чему себя разбаловывать.

– Разумно, – улыбнулся император. – А ты, Николаус, о чём мечтаешь?

– Стать лучшим в мире мастером по тканям, – немного патетически выпалил Ник.

– Обязательно самым лучшим? Разве недостаточно стать просто мастером?

– Мастер должен стремиться к совершенству. Хотя, конечно, как получится. Я хочу совершить революцию в производстве тканей.

– Что ты понимаешь под революцией?

– Качественный рывок. Ткани в империи – так себе. Они должны быть лучше, это реально. Но в производстве надо многое перестроить. У меня есть мысли, как именно.

– Я могу что-то для тебя сделать?

– Ваше величество, охладите немного материнский пыл Тристана. Я ему говорю, что изучил теорию вдоль и поперёк, мне пора на производство. А он мне: «Ник, ведь тебе же всего 12 лет, подожди ещё пару лет, мир машин – очень суровый мир, рано тебе ещё туда». Я очень благодарен ему за заботу, но так обидно терять два года…

– Ты хочешь получить место подмастерья на ткацком производстве?

– Ну что вы, какой из меня подмастерье. Мне бы хоть место уборщика, чтобы для начала на производстве осмотреться. Вот только хорошо бы производство было большим, чтобы там было чему научится.

– Чем больше производство, тем меньше там внимания к отдельному человеку. И жить придётся в общежитии ткачей, в комнате, где человек двадцать спят на циновках. И это после дворца. Ты готов ко всему этому?

– Конечно будет тяжело, но ведь другого пути нет.

– Быть по сему. Вы удивительные парни. Один просит императора устроить его на производство уборщиком, чтобы переселиться в барак. Другого роскошь тяготит, и его я тоже пообещал устроить уборщиком – помоет он полы в ордерсбурге. Боюсь вас перехвалить, ребята, но надеюсь, что вы и есть будущее нашей империи. А вот хотел ещё спросить тебя, Николаус, какая ткань самая лучшая?

– Самая лучшая ткань та, которая… самая лучшая. По качеству. Хлопок не хуже шёлка, и лён не хуже парчи. Они равны по достоинству, просто у каждой своё назначение и применение, главное, чтобы они были добротными.