Ярмиш сидел лицом к окну. Махали крыльями голуби - сизари, цеплявшиеся лапками за подоконник и стряхивая комья снега. Какое-то время Василий Борисович задумчиво наблюдал за птицами, пощипывая подбородок, что-то в голове сопоставляя.

  - Но он же партизанил, а в сорок третьем его призвали в армию. Он прошёл всю войну до конца, - промолвил Ярмиш и посмотрел на чисто выбритого моложавого Матвеева, блестевшего на свету лысиной.

  - Ну и что же, - парировал Матвеев. - Это было потом. А до этого он состряпал донос на Арсения Войтицкого, что тот мол коммунист и оставлен нашими для подполья. А ты говоришь, за что его убили... Вот за это его отыскали и повесили. А вот кто сделал - это уже твоё дело выяснить. Я по начальству не стал докладывать об этом Кронше, а то шум подымится...

  - А что сталось в Войтицким?

  - Немцы его здорово допрашивали, а потом повели в лес - Войтицкий должен был показать оборудованный тайник с рацией и всем остальным необходимым для подполья. Но никакого тайника обнаружено не было. Его ещё подержали в гестапо, а затем отправили в концлагерь, где он, вероятно, погиб. Во всяком случае никаких следов его обнаружить не удалось.

  - Удивительно, что его вообще не расстреляли сразу, а какое-то время ещё держали, - заметил Василий Борисович.

  - Возможно хотели что-то выведать, или склонить к сотрудничеству.

  - Ладно, я возьму на какое-то время, - сказал Ярмиш, пряча пакет в карман пиджака.

  - Да, - согласился Матвеев, ставя чашку на блюдце.

  И приятно улыбнулся. Ярмиша всегда удивляло это умение Матвеева менять обличья...

  - А ты чего зимнюю рыбалку пропустил?

  - Да знаешь, как-то... собирался, собирался и не собрался, - чуть усмехнулся Ярмиш. - Но весной - то поедем?

  - А как же! На наше старое место...

  ...Скрипя креслом Ярмиш под лупой рассматривал документ, а потом, откинувшись на спинку, стал чертить на бумаге разные квадратики и закорючки.

  В четыре часа дня ему доложили о приходе Марии.

  Девушка вошла вся напряжённая. Она откровенно рассказала о своём открытии, умолчав только об участии в поисках Феликса, показала листок из "Библии".

  - Я возмущена. Отца убили, как предателя. А он прошёл войну, у него награды! И после войны честно трудился.

  - Погоди. Будем разбираться, - сказал Ярмиш. - А вот ты в детектива решила поиграть - это я осуждаю. Чтобы больше такого не было. Рано или поздно мы бы и сами вышли на эту квартиру...

  - Вы там это... отпечатки пальцев посмотрите.

  - Да посмотрим... Там наверное всё уже затоптали и залапали. А этот листочек из Библии давай сюда. Кстати, вот тебе ещё один листочек. Это фотокопия доноса твоего отца в гестапо. Читай.

  Глаза Марии забегали по строчкам документа.

  - Подождите, но... это же не его почерк.

  - Как не его?

  - Это не почерк моего отца!

  - Смотри внимательнее.

  - Не его! Я уверена. Не он это писал. У него такой характерный наклон налево и буквы крупные. А эти строчки кто-то мелко писал, ровно.

  - Но подпись его?

  - Да, подписано - Андрей Кронш, но самой росписи нет.

  Ярмиш задумался.

  - Ну ладно. Сейчас составим протокол. А ты пойди домой и найди образцы почерка отца. Лучше какие-то давние - письма, открытки. Почерк же мог измениться за эти годы.

  - Да у него почерк как будто и не менялся, - сказала Мария. - Хорошо, я найду.

  Выезд на квартиру, где злодеи держали Марию, мало что дал. Отпустив своих сотрудников, Василий Борисович прошёлся пешком.

  Город радостно сиял огнями, освобождаясь от снега...

  Ярмиш зашёл по пути в булочную, потом в гастроном. Купленные булки, хлеб кирпичиком, сгущёнку, банку тушёнки, чайную колбасу, баночки с горчицей и майонезом он сложил в малиновую сетку, вынутую из кармана.

  По пути зашёл в отдел "соки - воды", где в больших стеклянных конусообразных колбах стояли разноцветные разливные соки. Под каждым конусом было блюдечко, куда падали капли из краника.

  Перед ним стояли дети, и пока им наливали сок, Василий Борисович раздумывал, какой ему выбрать - чистый, прозрачный, слегка сладкий, с легкой кислинкой берёзовый сок за восемь копеек, или же красный томатный сок за десять копеек. Решив, что берёзовый лучше для лета, он попросил налить томатного сока. Ополоснув граненый стакан в рожковом омывателе, румяная продавщица в белом халате и шапочке, открыла краник и наполнила стакан томатным соком.

  Василий Борисович добавил соли, размешал её гнутой алюминиевой ложечкой. Ложечка на конце была с уже закристаллизованной солью. Аккуратно опустив в очистной стаканчик, он с удовольствием выпил сок, пахнущий зрелыми томатами.

  Вдруг вспомнились студенческие годы, лето, работа на поле с помидорами, как носил ящики в кузов машины, как отмечал на листке их количество.

  "Странно, а сейчас ребят на яблоки посылают", - подумал Василий Борисович, вспомнив рассказ Феликса. Тут же в голове всплыл неведомый железнодорожник, станция Колесниково, листик, где Феликс набросал план.

  "Неплохо бы посетить этого железнодорожника", - подумал Ярмиш. - "Чувствую, это должна быть какая-то ниточка".