Найди свои цепи.

Руки Бена сжимаются в кулаки.

– Бен, – шепчет генерал. Ласково. Терпеливо. – Где бы она ни была, у неё мало времени.

Он любит её.

Усилием воли Бен расслабляет пальцы и прижимает ладони к матрасу.

Ты вернёшься домой, Бен. И останешься там.

Эта мысль мгновенно находит отклик в его разуме, как отдельный элемент встаёт на своё место в мозаике.

– Я найду её.

Глаза Леи увлажняются.

– Спасибо. Дай знать, когда почувствуешь что-нибудь.

Бену удаётся кое-как кивнуть. Может быть, они оба лжецы.

***

Уже поздно (или, наоборот, рано), когда он решает, как ему быть дальше.

Два солнца (ведь, конечно же, у этого пекла их должно быть два, а никак не одно) выглядывают из-за горизонта. Бен устроился на улице, в самом оживлённом месте Анкорхеда. Его отпустили из медицинского центра чуть более четырёх часов назад. С тех пор никому как будто нет до него никакого дела.

Солнце согревает спину, тепло просачивается в мышцы, и Бен неловко ёрзает на грузовом ящике, удобнее откидываясь назад. Сопротивление никогда не спит, но в движениях пилотов и служащих есть некая утренняя неторопливость и ленца. Бен ловит себя на том, что наблюдает за посадочной полосой, за тем, как заправляют истребители (безнадёжно устаревшие модели), и как проверяют их исправность. Он как будто снова очутился на Такодане. Должно быть, эта суета военной базы сопровождала его всю жизнь.

Уже рассвело, и на небе не видно звёзд, однако Бен всё равно пытается их разглядеть: найти очертания, которые, быть может, покажутся ему знакомыми. Наверное, это бесполезно. Скорее всего, уже слишком поздно. Но всё, что у него есть – это всё те же набившие оскомину вопросы и ответы, которых на сей раз слишком много.

Быть может, она на одной из этих звёзд.

Ты вернёшься домой, Бен.

Рана ноет. Солнце медленно взбирается вверх по небосклону.

Бен и сам не знает, почему так тоскует по ней, если они никогда друг друга не знали.

***

– Здесь свободно?

Бен опускает глаза и с удивление видит генерала, стоящую у нагромождённых друг на друга ящиков. Мгновение она смотрит на него, а потом, не говоря ни слова, усаживается рядом. Расстояние между ними обдуманное и чётко выверенное, однако волосы Леи заплетены в простую косу, лежащую на плече, а военный жилет не застёгнут, и откуда-то Бен знает, что так она демонстрирует свою незащищённость и слабость – то, что генерал Органа никогда не сделает перед посторонним. Бен не ощущает себя из-за этого особенным.

– Ты владеешь этой базой.

– Её частью, – Лея смотрит туда же, куда и Бен – на поднимающиеся солнца. – Твой дядя тут вырос.

Бен выдаёт длинный стон.

– Мне его жаль.

– Склонна с тобой согласиться.

– Полагаю, это нечастое явление.

– Более частое, чем ты мог бы подумать.

Бен искоса глядит на генерала. Та ставит ноги на ящик, прижимая колени к груди.

– Не знаю, чего для тебя сейчас стоят мои слова, – говорит она тихо и печально, – но я люблю тебя, Бен.

Он не знает, что ответить. Он не слишком близко знаком с ней, пусть у него и есть кое-какие воспоминания о маме. Человек перед ним – это неизменно сдержанная генерал Сопротивления, которая навещает его раз в месяц. Потому Бен не отвечает ничего. Лея принимает это с видимым спокойствием.

– У тебя есть вопросы?

– Будут ли ответы правдивы.

– Как знать.

Бен фыркает и закатывает глаза. Должно быть, это его привычная реакция, потому что Лея чуть заметно вздрагивает.

– Политик в любой ситуации.

Выражение лица генерала смягчается.

– Я не говорила тебе об этом.

В ответ Бен ворчит:

– На Такодане всё-таки есть голо.

На сей раз Лея уже заметно кривит рот, уголки её губ приподнимаются.

– Три канала, да?

– Иногда все четыре, если Маз добрая.

– Она – настоящий друг.

– Это объясняет, почему ты оставила ей своего сына.

– Я стараюсь, как могу. Знаю, иногда всех моих усилий недостаточно, – вздыхает генерал.

И Бен снова не знает, что сказать, а она не считает нужным добавлять что-то ещё. Потому они оба просто сидят на ящиках, глядя, как два раскалённых солнечных диска медленно и величаво совершают своё путешествие по небу. Когда оба они полностью показываются над горизонтом, генерал произносит едва слышно:

– Ты уходишь.

Бен бросает на неё мимолётный взгляд. Есть в Лее что-то такое, что говорит ему: она тотчас поймёт, если он солжёт ей, и потому произносит короткое: «Да».

– Я могла бы остановить тебя.

– А ты собираешься это сделать.

Она прикрывает глаза.

– Собиралась.

– А теперь – нет.

– Нет.

– На это есть какие-то особенные причины.

Генерал медленно, с трудом сглатывает. Кажется, что она борется с подступающими слезами. «Сущая нелепица», – Бен знает. Моргнув, Лея поворачивается к нему.

– Просто… наконец, поняла кое-что.

– И что же именно?

– Что потеряла сына много-много лет назад, – отвечает она. В её голосе звучит подлинное горе. – И что он может вернуться ко мне только сам.

– Мне нужно найти Рей, – помолчав, сообщает ей Бен, сам не зная, зачем. К чему эта честность, если ему не оказали той же услуги?

– Почему?

Бен хмурится.

– Она важна.

Для меня.

Генерал оборачивается к нему.

– Что тебе нужно для поисков?

– Корабль.

– Есть один. Ему как раз приварили обратно дверь.

Бен кривится от отвращения, и теперь Лея улыбается. Он смотрит на неё, и в нём вспыхивает что-то старое, давно забытое.

Она пропускает его волосы между пальцами – вьющиеся, непокорные, отросшие с тех пор, как она в последний раз их стригла.

– Просто сдайся уже, – кисло говорит маленький Бен.

Она нежно дёргает его за ухо и улыбается широко и счастливо.

– Хочешь быть похожим на дядю Чуи?

– НЕТ!

– Тогда я постригу тебя.

Он сердито насупливается…

– У меня есть кое-что, что принадлежит тебе, – произносит генерал, и воспоминание трескается и опадает осколками. – Из прошлого.

– Что это.

– Нечто старое, – сухо говорит генерал и продолжает ещё тише: – Нечто связанное с тяжёлыми воспоминаниями.

Бен выжидающе смотрит в ответ.

– Финн сказал, что ты спас ему жизнь. Это правда?

Он глядит на её скрещенные лодыжки, на колени, прижимающиеся к груди. Ты позаботишься о безопасности Финна.

– Это мелочи.

– Нет, не мелочи. Финн – хороший человек.

Генерал запускает руку в сумку на поясе (точь-в-точь такую же, как у него) и что-то вытаскивает.

Бену требуется целая секунда, чтобы понять, что за предмет лежит на её ладони. Он маленький, недлинный – чуть длинней отвёртки – и серебряный по цвету. Он кажется старым – несколько тёмных отметин марают его блестящую хромированную поверхность.

– Когда-то он был твой, – через силу произносит Лея. – Давным-давно.

Бен не сводит глаз с её руки, не может оторвать глаз от кнопки. Кнопки активации.

Он принадлежит мне!

– Раньше он был твоего дяди. Он отдал его тебе, когда ты закончил учиться, – генерал прижимает меч к груди и закрывает глаза. Проходит секунда, две. Бен отчётливо слышит, как шумит кровь в ушах и грохочет сердце в груди. – У меня совсем мало осталось от Люка. Но это, я надеялась, всегда было предназначено тебе.

Когда она открывает глаза, Бен ясно видит её слёзы. Генерал протягивает руку движением, полным невысказанного мучения. Под тяжестью оружия её ладонь чуть опускается вниз, запястье изгибается, рукоять соскальзывает ниже – так, что Бен легко может взяться за противоположный конец.

Он встречается с генералом взглядом. Выражение её лица – мешанина отчаяния, горя, надежды – заставляют его замешкаться.

– Возьми, – говорит она. – И верни Рей домой.

– Спасибо, генерал, – тихо отвечает Бен.

– Почему бы тебе не звать меня Лея?

Он поднимает руку, и меч безупречно удобно ложится в его ладонь.