– Ясно. Что-то ещё?

– Мастера Финна ожидают в казарме номер восемьдесят четыре для доклада.

Услышав своё имя, Финн, наконец, выныривает из прострации, в которой пребывал вот уже весьма продолжительное время. Он встряхивает головой, будто избавляясь от надоедливых мыслей, и делает шаг вперёд.

– Да, сейчас туда и пойду.

Финн бросает взгляд на Бена – взгляд, который моментально даёт ему понять, что тот думает о столкновении с Канджиклабом. Финн ничего не говорит, но медленно и неуверенно хлопает Бена по плечу прежде, чем отправиться восвояси.

Бен глядит ему вслед – озадаченно, но не обязательно в плохом смысле этого слова.

Кес прокашливается.

– Генерал со всем разберётся, – говорит он. – Идём. Я покажу, где гостевые комнаты.

Бен оглядывает бесплодную пустыню вокруг. Единственное, что нарушает однообразие песчаных барханов, – кучка глиняных хижин. И это Сопротивление, о котором он столько слышал.

– Пойдём, малыш, – произносит Кес уже тише и мягче.

В конце концов Бен кивает.

***

Кес отводит его на окраину базы к приземистой лачуге, едва способной защитить своего обитателя от скверного характера местной природы. Как только Бен переступает порог, Кес и дроид уходят, оставляя его наедине с самим собой, скромной обстановкой и тишиной – должно быть, худшей в его жизни.

***

Когда деревянная дверь открывается, Бену кажется, что он глядел на неё часами. Солнце превратилось в клонящийся к горизонту ослепительный диск, обрамлённый прямоугольником дверного проёма. Его заслоняет маленькая фигурка, стоящая на пороге.

Генерал.

Эта встреча с первых мгновений ощущается по-другому, не так, как её бессчётные визиты на Такодану. Те были краткими, и оба они почти не разговаривали, даже когда генерал оставалась на ужин и настаивала на беседе. Тогда в ней чувствовалась сдержанность, её спина была подчёркнуто прямой, а плечи напряжёнными.

Бен и сам не знает, чего ожидал, но уж точно не Лею Органа с графином вина в руке.

– Мне нужно пару минут, – говорит она, чуть неуклюже подходя к столу. Графин запотел от зноя, стоящего снаружи. В другой руке генерал держит ведро с подтаявшим льдом и два стакана. – Я подумала, что мы могли бы выпить вина.

– Я не пью, – отвечает Бен, не пытаясь смягчить раздражённый тон.

Лея искоса смотрит на него с очевидным недоверием, после чего качает головой и усаживается напротив. Молча, она наливает вино в стаканы, оставляя оба на своей стороне стола.

– Тогда сообщи мне, когда передумаешь.

Бен наблюдает, как её пальцы обхватывают стакан – глиняный, с выщерблиной на краю. Генерал не кажется скованной – вместо этого она обессилена, её кожа в полумраке комнаты выглядит почти серой. Он смотрит на неё, пытаясь что-то отыскать в её лице, – черты, которые совпадают, которые глядят на него из зеркала. После долгого разглядывания, которое генерал терпеливо пережидает, Бен приходит к выводу, что, наверное, это глаза. Могли бы быть. Трудно сказать. Непросто найти себя в незнакомке.

Или, возможно, подбородок.

Или вообще ничего.

– Бен, – впервые генерал смотрит на него с нежностью. – Как нам сделать это?

Его ноги слишком длинные и не умещаются под столом, руки, лежащие на столешнице, крепко сцеплены. Три года Бен ничего так не хотел, как ответов на свои вопросы – знать, кто он и что оставил позади. Но сейчас, сидя напротив человека, который может дать ему желаемое, Бен чувствует…

Пустоту.

Не ярость. Лишь холод.

– Почему бы нам не начать, – Бен поднимает взгляд, даже не пытаясь скрыть враждебность, – с имени.

Генерал прикрывает глаза и, качнув головой, отпивает из стакана.

– Хорошо, – снова делает глоток, вздыхает так громко, что Бен ясно различает звук в тишине. – Твоё имя Бен Органа, – подбородок женщины чуть заметно дрожит. Бен бы и не заметил, если бы не вглядывался в её лицо столь отчаянно. – И ты мой сын.

Всё в нём замирает. Он не слышит и не чувствует ровным счётом ничего – ни того, как вдыхает и выдыхает воздух, ни шума крови в ушах. Вместо этого Бен глядит в её лицо, пытаясь отыскать сходство. Глаза. Подбородок. Может быть, волосы.

Генерал смотрит в ответ. И что бы она ни увидела, это заставляет её снова поднести стакан к губам и отхлебнуть вина.

– Ты похож на отца, – наконец, шепчет она, разгадывая для него загадку.

Зелёный провод соединяется с голубым проводом. Голубой провод соединяется с красным проводом.

– Механика.

– Когда это было ему нужно.

Бен ощущает напряжение в шее от того, как крепко он стискивает челюсти. Он едва успевает пресечь внезапное и яростное побуждение швырнуть графин в стену и перевернуть стол. Его ноги начинают дрожать от желания поддаться безымянному, губительному чувству, растущему в стремительно несущейся по венам крови, в холоде, вдруг поселившемся в животе.

– Ты лгала мне.

– Да, лгала, – губы генерала складываются в бледную линию.

– Почему.

Она прижимается к спинке стула, будто пытается отпрянуть. Бен думает, что Лея Органа не из тех, кто прячется от трудностей, и этот невольный жест приносит ему горькое удовлетворение. Она тянет время, раздумывая над ответом, взвешивая каждое слово, и Бен вспоминает хроники, в которых говорилось, что, перед тем, как стать генералом, она была сенатором.

– Я не знаю, – одним духом выпаливает женщина, будто очертя голову бросается в омут. Ядовитое замечание замирает на губах Бена. – Я не знаю. Медики рекомендовали отправить тебя в изолированное учреждение на Мон-Каламари. Вместо этого я отослала тебя на Такодану.

Холод перерождается в нечто куда худшее. Что-то, готовое вот-вот лишить Бена крох самообладания и вытолкнуть за грань.

– Это скверно.

Генерал гневно выдвигает подбородок – подбородок, тот же подбородок, – но тотчас сдерживает себя. Душит злость, как пламя, на которое набрасывают покрывало.

– Я делала всё, что могла.

Бен с грохотом опускает кулак на стол.

– Лгунья!

Вместо того, чтобы вздрогнуть и начать оправдываться, генерал ощетинивается. Она медленно вдыхает, успокаивая себя, и неспешно произносит:

– Всё это было ради того, чтобы дать тебе второй шанс. Я хочу, чтобы ты знал это.

Бен саркастически усмехается.

– Второй шанс для чего. Ты позволила мне думать, что… – он трудно сглатывает. – Ты позволила мне думать, что я брошен. Три года.

– Ты не был брошен, – в голосе Леи прорывается боль, что-то куда более застарелое, чем то, о чём они сейчас разговаривают. – Я приходила каждый раз, когда появлялась возможность. Ты был с друзьями.

– Твоими друзьями.

– Да.

– Кем, например.

Генерал встречается с Беном взглядом. Её глаза испещрены кровеносными сосудами, но в них твёрдость и сила. Непоколебимость, напоминающая о чём-то далёком.

– Маз. И один из наших лучших агентов.

Эти слова складывают догадки в единое целое – как две детали, со щелчком соединившиеся в одну. Бен думает о кожаных куртках и старых бластерах, о проигрышах в карты и тепловатом эле за столиком бара.

– Кес, – мрачно роняет он.

– Да.

– Кто-то ещё.

– Нет.

– Они были рядом, чтобы следить за мной.

– Чтобы защищать тебя, – исправляет Лея с тихим отчаянием.

Бен не сводит пристального взгляда со стола.

– Что насчёт…

Потом ты вернёшься домой, Бен.

– Что насчёт Рей?

На мгновение лицо генерала превращается в бесстрастную маску. Выверенно безучастное выражение будит в Бене ярость. Та прошивает его, как заряд бластера.

– Джедай, – осторожно говорит Лея.

– Ты знаешь её, – произносит Бен с абсолютной уверенностью в собственной правоте. Кажется, холод, поселившийся в нём, жаждет, чтобы она начала противоречить.

– Да, – женщина наклоняется ближе. – Она была ученицей твоего дяди, Люка.

Он видит это во вспышке, вдруг промелькнувшей перед его глазами – лес, маленькие белые камни, летающие над его ладонью неровными кругами.