Они посмотрели друг на друга и страдальчески наморщили лбы, явно припоминая, где они уже могли видеть эту нестерпимо знакомую композицию. Хотя чего там было вспоминать: обычная заборная живопись - все пропорции оттуда...
Создание лежало, бесстыдно раскинув ноги. Василий взглянул и содрогнулся: выставленные напоказ тайные прелести были выполнены с анатомической точностью. Чувствовалось глубокое знание предмета.
Он нагнулся и с сосредоточенным видом прощупал истончающуюся конечность, пытаясь определить, есть ли там внутри кости. Что-то вроде прощупывалось, но как-то уж больно неопределенно...
- А вдруг это она?.. - замирающим шепотом произнес над ухом Ромка, и милицейская фуражка Василия шевельнулась вместе с волосами.
- Что "она"? - ощерившись, повернулся он к Ромке. - Ходила? Пугала?.. Совсем уже пробки перегорели?! - Василий схватил и подбросил четырехпалую бледную руку. Рука безжизненно шлепнулась на пол. - Это же кукла, понимаешь, кукла!..
Ромка зачарованно смотрел на громоздящееся у ног тело, и все время казалось, что вот сейчас оно пошевелит бледными пальцами и медленно-медленно начнет поднимать голое слепое лицо.
Василий встал и огляделся со злобой и отчаянием. Уж лучше бы это был труп...
- Надо же! - ядовито выговорил он. - Морды нет, зато... - Тут он, спохватившись, оглянулся на Ромку, но, сообразив, что все слова тому давно уже известны, назвал орган по имени. - Как нарисованная!..
Ромка смотрел на него с тоской и завистью: судя по всему, железный человек Василий был напрочь лишен воображения.
- Ладно, - словно сжалившись над впечатлительным спутником, сказал тот. - Бог с ней. В конце концов, не наше это дело... Пошли дальше.
Уже в дверях он бросил через плечо недовольный взгляд в сторону так и неосмотренного "предмета неправильной формы", даже поколебался, не вернуться ли. Не вернулся. Что-то подсказывало Василию, что впереди их ждет еще чертова уйма подобных, а точнее - ничему не подобных предметов...
И предчувствие не обмануло. Беззвучно вспыхивал свет, расплывались под ногами смутные тени, лезли в глаза какие-то уродливые то ли заготовки, то ли обломки: нечто вроде двуногой табуретки с шишковатым сиденьем, потом пригорок дурно пахнущего (если надавить) желтоватого ветхого поролона. И наконец койка.
Вернее это была даже не койка, а грядушка от нее с огрызком рамы. Вся какая-то вывихнутая, словно металл долго и тщательно выгибали, уродуя с любовью каждую деталь по очереди... Однако внимательный осмотр, произведенный Василием, показал, что все не так. Во-первых, грядушка и часть рамы представляли из себя как бы единую отливку. Во-вторых, никто ничего не уродовал - все говорило за то, что кровать была именно такой с момента изготовления. Прутья, например, при всем желании не могли бы идти параллельно, потому что расстояние между ними вверху и внизу было разное, как, впрочем, и длина самих прутьев.
Кроме того, создавалось впечатление, что недостающая часть койки была не отпилена и не отломана, а как бы отъедена, ну, скажем, личинкой насекомого - на эту мысль Василия натолкнули желобки и ямки, какие остаются обычно в бревнах после жучка-древоточца. Точно такая же резьба по металлу обнаружилась и на одной из уцелевших ножек. Иными словами, койку пробовали глодать и с этой стороны...
- Ни фи-га себе!.. - сказал Ромка в соседней комнате, и Василий встревоженно поднял голову. Судя по тону высказывания, ничего страшного за стеной найдено не было, но лучше бы, конечно, по комнатам не разбредаться...
- Ну что там еще? - недовольно спросил Василий.
Ромка появился в проеме, и в руках у него была... Василий моргнул и поднялся. Книга. Серый увесистый томик с золотым тиснением.
- Вот... - растерянно пояснил Ромка. - Валялась...
Василий взял книгу и тупо уставился на обложку. Лев Толстой. "Анна Каренина". Осмотрев и ощупав переплет, невольно покосился на вывихнутую койку. Та же история... Такое ощущение, что томик выпустили с чудовищным браком: крышка - пропеллером, корешок - вогнутый, даже толщина вверху и внизу - разная.
- Внутри... - почему-то шепотом подсказал Ромка.
Василий раскрыл томик на середине и вновь моргнул. Сначала показалось: что-то со зрением. Внезапная близорукость или что-нибудь еще в этом роде... Ни одной строчки прочесть было невозможно - буквы расплывались, как на промокашке, крохотными серыми пятнышками. В состоянии, близком к панике, Василий полез в начало книги. На первой странице значилось: "Глава 1. Все счастливые семьи счастливы одинаково. Все несчастные семьи несчастны по-разному. Все смешалось в доме Облонских. Стива проснулся..." Далее буквы теряли очертания, и строки шли бессмысленными полосками до конца страницы.
Василий принялся лихорадочно листать. Бумага была рыхлая и толстая, как блин, - увесистый томик состоял из каких-нибудь полусотни страниц. И на каждой - одно и то же... Лишь однажды серые пятнышки обрели очертания и сложились в ясную, вполне определенную фразу: "У Вронского была красная шея..."
- Ты что-нибудь понимаешь? - в недоумении спросил Василий - и вдруг умолк.
"Туп... туп... туп..." - негромко, но явственно отдавалось по гулким темным комнатам. Кто-то опять шел босиком - только походка на этот раз была другая: нетвердая, вроде бы даже пьяная...
Василий без стука положил книгу на пол и взялся за кобуру. Плохо, что этаж был сквозным, - шаги доносились как бы из трех проемов сразу.
Оба замерли, вслушиваясь, хотя, честно говоря, пора было уже не вслушиваться, а всматриваться.
Первым увидел Ромка. Зрачки его расплылись во весь раек, и он закричал, как подстреленный заяц.
Василий крутнулся волчком - и чуть не выронил пистолет. На его глазах из мрака, заполнявшего проем, вылепились вздутые переваливающиеся бедра, колышущиеся ядра грудей и бледный слепой отросточек головы. Качаясь с боку на бок, враскорячку, она с невероятными усилиями ковыляла к нему, призывно раскинув четырехпалые руки, одна из которых была явно короче другой. Истончающиеся от колен ножки вихлялись и гнулись под тяжестью чудовищного тела.
Заячий Ромкин визг пронзал перепонки. Чувствуя, что всего секунда отделяет его от безумия, Василий судорожно нажимал и нажимал курок, но выстрела (как и полагается в бреду) не было.
