– А кто вам о нем рассказывал, если не секрет? – спросила Ольга, чтобы только говорить с ним, слышать его завораживающий голос.

«Пора пришла, она влюбилась!» – вспомнила она.

– Секрет, Оленька! – пытался заинтриговать Оболенцев. – Но, если очень хотите, поделюсь им.

– Конечно! – подтвердила Ольга. – Можете мне доверить даже такую великую тайну, что вы – женаты! – не выдержала она. Выпалив эту для нее самой неожиданную фразу, Ольга густо покраснела и опустила глаза, стыдясь своего откровения.

– К счастью, разведен! – ответил Оболенцев, увидев ее заинтересованность.

– Почему к счастью? – не поднимая глаз, спросила Ольга. – Развод – это всегда трагедия, или драма, или…

Она замялась, и Оболенцев, смеясь, закончил за нее:

– …или комедия!

Ольга не выдержала и тоже звонко засмеялась.

– Это уж точно! – согласилась она с его утверждением. – Если брать мой случай: в суде, во время развода, мой муж был очень расстроенным, мне даже стало жаль его и немного стыдно. А вышел из суда и говорит мне: «Слушай, я проигрался на бегах, не одолжишь мне некоторую сумму? Выиграю, отдам!»

– Адам хороший был человек! – усмехнулся Оболенцев.

– А почему вы думаете, что Адам был хорошим человеком? – вздохнула Ольга. – Из рая-то его выгнали!

– Из рая его попросили, потому что Ева его подбила вкусить от древа познания, – пояснил Оболенцев. – Женщины – такой народ: на что хотите могут подбить мужчин – и на плохое, и на хорошее!

– Ну конечно! – возразила Ольга. – Как что, так сразу женщины виноваты! Но если бы Адам сам не посмотрел на сливы, Ева не соблазнила бы его яблоком. Своей головой думать надо.

Из дома вернулся Павел Тарасович, держа в руках большую эмалированную миску.

– Сейчас черешни нарву! – пообещал он Оболенцеву. – Вряд ли в столице такую отведаешь…

Ольга решительно забрала у него из рук миску.

– Я сама нарву! – И убежала. Скорина задумчиво посмотрел ей вслед.

– Золотой человек! – сказал он, когда Ольга скрылась в саду. – Докторша она… Все у нее, как надо, – и стать, и характер…

– Ну, характер у нее ершистый! – заметил, улыбаясь, Оболенцев.

– Не без того. Но без иголок кто, так наши щуки того мигом слопают и не подавятся… Золотой человек, говорю тебе! – опять перешел он на «ты». – А вот жизнь у нее не сложилась. За племяшом моим замужем была… Пустой оказался малый. Игрок!.. Развелась, а теперь вот одна. А ты это, сам-то как, семейный?

– Что? – рассеянно переспросил Оболенцев.

– Женатый ты, спрашиваю?

– Разведенный! – усмехнулся Оболенцев.

Павел Тарасович сразу же оживился, в глазах его заискрились огоньки. Он вновь налил вина.

– Давай выпьем за этого золотого человека! – предложил он и, стукнув своей кружкой по кружке Оболенцева, выпил залпом до дна. Правда, налил он и себе, и гостю понемногу.

Остатки – сладки!

– Так ты, того, не теряйся! – заговорщически произнес дед. – Я чего говорю-то, не подумай, гордая она… просто редко сейчас можно найти такую девку…

Ольга не слышала их разговора.

Схватилась она за миску, чтобы нарвать черешни, не только потому, что хотела помочь деду. Главное было для нее – разобраться, что с ней происходит.

Привычно обрывая с веток спелые ягоды, она автоматически складывала их в миску, а мысли ее были далеко.

«Пойдет он меня провожать или нет? – думала она. – А если пойдет и напросится в гости? Хватит ли у меня сил отказать ему или нет? А если нет, не поймет ли он это как доступность: если ему не отказала, значит, и всем другим не отказываю?»

Руки ее задрожали от одной мысли, что она останется наедине с этим мужчиной и…

О том, что может случиться дальше, она старалась не думать, миска с черешней сразу же становилась такой тяжелой, что приходилось удерживать ее уже двумя руками.

«А, ладно! – решила Ольга. – Что будет, то и будет! Зачем загадывать?»

И она вернулась к беседке, уже влюбленная по уши.

– О-о! – заметила она, глядя, как Павел Тарасович и Оболенцев допивают последние капли из кружек. – Пьянка в самом разгаре. А потом на сердце будете жаловаться? – улыбнулась она.

– А что на сердце жаловаться, – улыбнулся в ответ ей Оболенцев, – если «ему не хочется покоя»?..

– Это говорите вы или выпитое вами вино? – ехидно спросила Ольга.

– Это говорит мое сердце! – искренно ответил Оболенцев.

И его искренность понравилась Ольге.

– Что ж! – удовлетворенно заметила она. – Будем считать, что вино осталось в желудке и кровь доставила его в сердце лишь в незначительном количестве.

– Сразу видно – доктор! – одобрил Скорина. – Так мудрено, что я ничего и не понял. Стар стал, соображаю уже туго! – пожаловался он печально.

– Еще одну бутыль разопьете с гостем, совсем перестанете соображать! – укорила деда Ольга. – Вам уже нужно довольствоваться качеством, а не количеством. Ясно?

– Ясно, Оленька! Я же не каждый день! Гость редкий, из самой Москвы! Зашел, уважил! И человек какой! Ну, я и увлекся…

– Ладно уж! – сменила гнев на милость Ольга. – Раскаяние – первый шаг к исправлению…

Выпитое вино начало сказываться, и Оболенцев зашептал что-то на ухо деду.

Но выпитое вино начало сказываться не только на Оболенцеве, поэтому и дед перестал понимать сказанное шепотом.

– Не понял! – взглянул он пьяными глазами на Оболенцева. – Ты громчее!

Ольга расхохоталась, поняв его затруднения.

– Если вам туалет нужен, то, извините, все удобства за углом! Вон по той тропинке идите, не промахнетесь!

Оболенцев виновато улыбнулся и пошел по тропинке, Павел Тарасович закричал ему вслед:

– Погодь! Компанию составлю!

Скорина поднялся и поплелся вслед за гостем. Тот остановился, дожидаясь его. Ольга с улыбкой смотрела им вслед, хоть ей и было немного неловко.

– Знаешь, почему Майер хоть и жулик, но хороший человек? – неожиданно спросил у Оболенцева Скорина, едва поравнявшись с ним.

– Довольствовался… – начал было вспоминать прошедший разговор Оболенцев.

– Не только! – прервал его старик. – Майер никогда не хватал за глотку подчиненных. Нужно, например, дать приезжей комиссии, он вызовет всех и прямо так и скажет: «Кто сколько сможет!»

– С миру по нитке, голому – рубаха! – заметил Оболенцев, идя рядом с дедом.

– Это же копейки по сравнению с тем, что делается сейчас! – пьяно заворчал Скорина. – Одно дело пользоваться несовершенством правил торговли, другое – грабить все и вся.

Павел Тарасович долго еще высказывал Оболенцеву свои взгляды на новую администрацию, даже тогда, когда гость обживал уютный кирпичный домик, что служил деду не только туалетом, но и подсобкой, где можно было хранить садовый инвентарь.

И когда сам дед поменялся с ним местами, все равно его голос не умолкал.

«Соскучился старик по разговорам задушевным, – подумал Оболенцев, – вот и не может остановиться. Но все по делу говорит, это – не словесный понос, которым отличаются наши горе-руководители».

Ольга встретила их замечанием строгой воспитательницы:

– Руки, надеюсь, вымыли?

– Так точно, доктор! – вытянул руки по швам Скорина.

Но тут же покачнулся, и Оболенцев был вынужден подхватить его под руку, иначе старик грохнулся бы на землю.

– Ну-у! – протянула обеспокоенно Ольга. – Кажется, Павлу Тарасовичу пора в постельку! Кирилл, помогите мне отвести его в дом.

Скорина безмолвно дал увести себя и даже согласился лечь на диван. Когда он услышал, как Ольга стала прощаться с Оболенцевым, объясняя, что ей, пожалуй, надо уже уходить, чтобы домой попасть засветло, старик неожиданно решительно поднялся с дивана и заявил:

– Я пойду тебя провожать!

– Еще чего! – возмутилась Ольга. – А кто вас потом доведет до дома? Не иначе, мне придется, а потом вы опять пойдете меня провожать, и так до бесконечности.

– Павел Тарасович! – успокоил старика Оболенцев. – Я провожу доктора до самого дома. Она будет в полной безопасности.