Из их короткого разговора я понял: нам с Марселем нужно готовиться к худшему. Но всё же в глубине души надеялся, что никто из многочисленных друзей Елисеева не захочет приютить у себя двух лабрадоров. И тогда родственникам ничего не останется, как отказаться от поездки на эту чёртову свадьбу, будь она неладна. Не выгонят же они нас на улицу.

От этих мыслей настроение упало ниже плинтуса. Хм, а чего бы ему не упасть? Я только вернулся домой после долгих скитаний по Америке, а тут опять предстоит какое-то путешествие. Да сколько можно? Ну никак не дают родственнички мне спокойно пожить. Тяжело вздохнув и понуро опустив голову, я отстал от них и поплёлся сзади. Говорю же, что я с ними на одной волне – и с Елисеевым, и с Шурой. Заметив это, они тотчас остановились и обернулись на меня.

– Малыш, ты чего загрустил? – Александра присела передо мной, обхватила мою голову руками и чмокнула в нос. – Мы ещё пока никуда не едем. А если надумаем, то уедем ненадолго и только в том случае, если найдём, где вам пожить.

– Трисон, ты же знаешь, я не брошу тебя на произвол судьбы, – поддержал её Елисеев, он тоже присел рядом с нами и протянул мне руку. – Ты мне веришь?

– Ав, – ответил я и положил лапу на его ладонь. Я действительно верил ему, как себе.

– Ну и отлично. – Он подмигнул и потряс мою лапу. – Если Саныч отпустит меня, мы можем поселить вас в шикарную гостиницу для собак. Как тебе такой вариант?

Я тотчас вспомнил смешного пса по кличке Пьер Безухов, которого повстречал у родителей Елисеева в гостях. Кто читал книгу «Трисон покоряет Альпы», наверняка помнит, что он не случайно получил такую кличку. А если вы впервые слышите об этом, вкратце поясню: родственники на время отпуска отправили Пьера в гостиницу для домашних питомцев, где какой-то чокнутый доберман откусил ему ухо. Вспомнив эту историю, я замотал головой и категорично заявил:

– У-у-у. – В данном случае на моём языке это означало «ни за что на свете».

– Ну хорошо, – улыбнулся Макс и потрепал меня по холке. – Не хочешь в гостиницу, найдём другое жилье. Но в любом случае оно будет достойное.

Я облегчённо вздохнул, и мы пошли дальше.

В тот день, когда мы вернулись домой, я весь вечер провалялся в гостиной перед телевизором, но ни фига не видел фильм, который смотрели Шура с Максом. «Как такое возможно?» – спросите вы. Ещё как возможно. Просто я пребывал в раздумьях и мне было не до кино. В том, что родственники поедут на эту свадьбу, я не сомневался. Хм, да и о каких сомнениях может идти речь, если Шура этого захотела? Вот только куда они нас денут? Я вспомнил, как точно так же переживал, когда умер Иван Савельевич, и всё размышлял, кому теперь меня отдадут. Признаюсь честно, я испугался. Из разговоров инструкторов я не раз слышал, что среди слепых, впрочем, как и среди других людей, есть добрые и отзывчивые, а есть чёрствые и обозлённые. Но слава богу, мне повезло и меня отдали Сашке. Кто со мной давно знаком, наверняка помнит те события по истории «Радуга для друга». Но тогда я был собственностью школы по подготовке собак-поводырей, а теперь живу в семье, и меня успокаивало одно: если нам и предстоит поскитаться, то временно. Я вдруг вспомнил любимое выражение Анны Михайловны «Нет ничего более постоянного, чем временное», и мне стало не по себе. Но я тотчас выкинул эту мысль из головы, ведь был уверен: наши родственники не способны на предательство.

Первое время, пока я думы думал, Марсель носился вокруг меня и недоумевал, с чего это вдруг я вернулся с прогулки таким молчаливым. Я не хотел пока рассказывать ему о разговоре родственников. Мало ли, вдруг у них не получится поехать на свадьбу, тогда зачем раньше времени бередить его душу? Для домашних питомцев любая разлука с хозяином, пусть даже и недолгая, это серьёзный стресс. А мне не хотелось травмировать Марселя. Я хоть и не его отец, но всегда чувствовал за него ответственность. Оно и понятное дело, со дня появления его в нашем доме я принимаю активное участие в его воспитании.

Надо отдать ему должное, он быстро сообразил, что у меня нет желания играть в игру «Что? Где? Когда?», и, развалившись у меня под боком, какое-то время пялился в телевизор, а потом уснул. До чего же смешно было смотреть, как его глазные яблоки двигались под прикрытыми веками, губы подрагивали, а лапы куда-то бежали. Даже во сне этот непоседа не мог остановиться. Хотя родственники говорят, что я тоже часто бегаю во сне, а ещё иногда гавкаю и храплю. Когда мы с Елисеевым были в командировке в Израиле, мы жили в доме у его друга Лёвы и спать нам приходилось в одной комнате. В один из дней, проснувшись утром, Макс недовольно заявил:

– Трисон, я ни фига не выспался из-за тебя.

«Здрасьте, приехали. А я тут при чём?» – подумал я тогда, а он и сказал:

– Ты всю ночь храпел, как сивый мерин.

– У-у-у, – обалдев от такого обвинения, возмутился я. Ведь мерины не храпят.

– Ага, – усмехнулся он, – ещё скажи, что ты не гавкаешь во сне, не скулишь и не участвуешь в марафонах.

Вот тут я не смог ему возразить. О ночных эмоциях мне ещё Иван Савельевич рассказывал. Хоть я и не слышал собственного храпа, мне оставалось лишь поверить Максу на слово. Но, несмотря на это, меня терзали смутные сомнения. Действительно ли в его недосыпе был виноват я? Или нескончаемая израильская жара, или ящерица, проникшая к нам в комнату через открытое окно, которую мы ловили полночи?

За всеми этими мыслями и воспоминаниями я не заметил, как закончился фильм.

– Ладно, пацаны, дуйте в свою комнату, – поднимаясь с дивана, скомандовал Елисеев. – Всё, Трисон, каникулы твои закончились, завтра нам на службу.

Надо было только видеть Марселя. Он подорвался с пола, уселся на задние лапы и стал в непонимании озираться по сторонам.

– Уже утро? Пора завтракать? Идём гулять? – вопросы сыпались из него, как из рога изобилия.

– Да успокойся ты, – усмехнулся я, – ещё вся ночь впереди.

– А-а-а, – протянул он и, тяжело вздохнув, понуро опустил голову и поплёлся в наши апартаменты. Я пошёл следом.

Вот что значит молодость! Едва его голова коснулась кровати, он тотчас опять уснул. А я ещё какое-то время рассматривал замысловатые рисунки на обоях до тех пор, пока они не начали двоиться в глазах и я не уснул…

Каждый сотрудник отдела и правда знал о моём новом звании. Видели бы вы, как они встречали меня. Словно национального героя, не меньше. Нет, ну а что вы хотели? Покажите мне ещё хоть одну русскую служебную собаку, получившую значок специального агента техасской полиции? Уверен, я один такой. Поздравления посыпались ещё на улице. Стоило только нам выйти из машины и подойти ко входу в отдел, как несколько наших коллег, гробивших здоровье на ступеньках, тотчас отправили свои пагубные привычки в урну и давай трепать меня за уши. К подобному проявлению человеческой признательности я уже давно привык, и всё же оно меня раздражало. Думаю, вы бы испытывали то же самое, если бы при встрече ваши знакомые, например, ерошили ваши волосы, как делают любящие родители. Елисеев вот уже далеко не мальчик, но Анна Михайловна до сих пор так делает, когда встречает его. А я же вижу, что его это бесит. Он возмущается, а той – хоть бы хны. Она как трепала его кудри, так и треплет. Правда, когда так делает Александра, Макс млеет, словно муха на солнышке. Вообще я заметил, от неё он готов терпеть то, чего не терпит от других. Наверно, это ещё один верный признак большой любви.

– Трисоныч, ну ты красава! – восхищённо воскликнул один из сотрудников, он присел передо мной, схватил мою лапу и давай её трясти, как оголтелый. – Признайся честно, что такого ты сказал тому быку, что он аж убежал в стойло?

После его слов все дружно рассмеялись.

Ага, держи карман шире. Сейчас я перескажу тебе во всех подробностях тот разговор. Я нисколько не удивился, что моя слава докатилась и до нашей страны. То родео, во время которого я спас ковбоя от чокнутого быка по кличке Хай Стик и получил значок, показали все телекомпании мира. По крайней мере, так сказал Арни[4]. В данном случае мои «ав» и «у-у-у» не подходили, и я оставил вопрос коллеги без ответа.