Дело закрыли быстро, все улики были налицо, никакие адвокаты не смогли внести даже малейшего сомнения в правдивость этого чудовищного преступления. На машине в тот день отец разъезжал с самого утра — и на работе был, и домой возвращался, и около магазинов останавливался. На крышке багажника никаких других отпечатков, кроме его собственных, обнаружено не было.

Мать Тамары так и не смогла прийти в себя после этой трагедии. Долгое время она пролежала в больнице, рассудок ее помутился, она перестала узнавать людей, и доживать свои дни ее отправили в психиатрическую лечебницу.

Эти воспоминания я держал в самом дальнем, потайном уголке моего сознания, но время от времени они все-таки непроизвольно всплывали на поверхность, принося страдания и делая меня на какое-то время угрюмым и недоверчивым. Еще несколько лет назад у меня была навязчивая идея попытаться провести собственное расследование, но Алина встала передо мной на колени и взмолилась, чтобы я этого никогда не делал. «Я устала от потерь, — причитала она, — я не вышла замуж, не завела детей, потому что мне страшно, у меня нет сил переживать за близких. Понимаешь ты?» Я не хотел понимать, однако заверил ее, что ничего делать без ее ведома не собираюсь.

Потом она еще пожаловалась Виталию Ивановичу. «Ну и что мы можем? — сказал тот. — Попросить через связи достать из архива это дело? Так его уже, знаешь, сколько раз мы изучали. До дыр. К тому же, для этого основания нужны. Решение прокурора. Столько лет прошло, все возможное сделали, денег уложили уйму! На суде обвинитель сказал, что знакомые характеризовали его как человека вспыльчивого, ревнивого… Кто знает, может, этот факт тоже повлиял как-то. На мои слова, что это поклеп, никто даже внимания не обратил. Адвокат, правда, сказал потом, что это уже не повлияло бы на ход событий. Слишком все очевидным выглядело.

Витя познакомился с Тамарой случайно, — сказал Бородич, — в аэропорту Москвы, вместе ожидали задержавшийся рейс. Роман их был такой бурный и молниеносный, что мы и узнать про эту женщину ничего не успели. Да что узнать! Мы увидели впервые ее уже в морге, куда нас водили по одному на опознание. Никто из нашей компании ее никогда раньше не видел. И потом, мой тебе совет, не буди лихо. Как знать, откуда беду накличешь. Я вот, честно тебе скажу, не знаю, с какой стороны и подступиться».

Он тогда сильно рассердился. «Я старый уже, — увещевал он меня, — нет тех знакомств, не к кому обратиться за профессиональной помощью». По большому счету, он, конечно, был прав, но обида за отца осталась занозой в моем сердце.

Теперь, получается, и вовсе не до этого, теперь как бы самому не попасть в подобную ситуацию. Я с досадой стукнул кулаком по столу. Дверь в кабинет тут же распахнулась.

— Звали, Алексей Викторович? — в проеме двери показалось сердитое личико Кати.

Умница, улавливает настроение начальника. Нахмурив брови, я пронудил на одной ноте:

— Завари-ка кофейку, покрепче. Ну и сладенького чего. Есть у нас?

— Конечно, Алексей Викторович, — отчеканила, не моргнув глазом, Катерина и тотчас скрылась за дверью.

Я достал из стола блокнот, в котором хранил достаточно много всякой нужной и ненужной мне информации. Я так и не научился доверять всевозможным современным носителям и, как показал вчерашний вечер, это пошло на пользу. Никто меня к этому не приучал, привычка сформировалась сама собой, на каком-то, возможно, генетическом уровне. Пролистав несколько страничек, я нашел то, что искал. Подмазов Никита Романович, частный детектив. Как нельзя кстати его номер телефона сохранился. Теперь самое время встретиться с ним.

Когда что-то очень надо, судьба дает подсказку. Пару лет назад, одержимый идеей расследования дела отца, я искал себе помощника. Конечно же, хотелось настоящего профи. Куда и к кому конкретно обратиться за помощью, не знал. Но получилось так, что я стал невольным свидетелем разговора моих деловых партнеров, с которыми мы летели на презентацию в Мюнхен. Один из них интересовался, где можно найти хорошего детектива, чтобы проследить за своей любовницей. Второй упомянул фамилию Подмазова. Однако, заметил он, сыщик этот серьезный и будет ли заниматься бытовухой, еще вопрос. Меня это заинтриговало, и я решил попросить телефон детектива. «Так, — сказал я тогда, — на всякий случай».

Потом у меня была встреча с этим человеком. В первое мгновение он мне не понравился. Хмурый, немолодой человек, в глазах которого я не заметил той искорки любопытства, которая, на мой взгляд, должна была свидетельствовать о живом, пытливом уме профессионального сыщика. Одет был старомодно, в какой-то изрядно поношенный костюм, видавший не одну химчистку. Не заработал что ли? Когда я начал рассказывать ему свою историю, он, казалось, даже не слушал меня. Перебирал бумаги на столе, пару раз прерывался на телефонный звонок, затем кивал в мою сторону и снова копался в каких-то квитанциях, счетах, фотографиях. Когда я замолчал, он еще некоторое время занимался своими делами, затем поднял на меня ничего не выражающий взгляд.

— Я все понял, — изрек он. — Вы предполагаете, что отец ваш не виноват в убийстве той женщины.

— Что значит, предполагаю! — возмутился я. — Я знаю, что он ни в чем не виноват!

— Откуда? Он сам вам сказал?

— Почему сам?! Мне было всего десять лет. Что он мне мог сказать? Да мне даже не сказали, что его посадили. Я про все узнал уже после его смерти.

— То есть, со слов ваших родственников, он невиновен.

— Со слов моей тети и друга отца… — тут я запнулся. — Понимаю, что вы мне не верите, считаете все это сказками обиженного мальчика, которого лишили полноценного детства.

Я нахмурился и приготовился уходить. Сыщик неожиданно улыбнулся, и глаза его, тоже неожиданно, сверкнули молодым, озорным огоньком.

— Извините, это первое, что приходит на ум, выслушав вашу историю.

Я не выдержал и поднялся со стула.

— С другой стороны, — никак не прореагировав на мое телодвижение, продолжил он, — я вполне могу предположить, что отца вашего, как сейчас говорят, подставили.

Я смущенно вернулся на место, надеясь, что сейчас начнется разговор по делу, выработка плана действий, ну, или что-то в этом роде. Но лицо сыщика тут же вновь обрело хмурое, скучное выражение. Мне казалось, что он вот-вот начнет зевать. Мысленно я уже жалел, что обратился к этому человеку, кляня своих приятелей за такое знакомство.

— Можно, конечно, взяться за это дело. Но я хочу, чтобы вы прежде хорошенько еще раз подумали — стоит ли. Объясню почему, — надавил он на голос, очевидно предвидя всплески моих эмоций. — Такие убийства, как показывает опыт, не совершаются в порыве, а спланированы заранее, причем очень тщательно. С другой стороны, убийство могло быть совершено и под влияниями эмоций, то есть непреднамеренно, а это еще больше запутывает ситуацию. Такие преступления расследуются по горячим следам. Везде, как ни крути, нужно найти мотив. Даже улики здесь отступают на второй план.

Лицо Подмазова стало печальным, как будто улик у него куча, а мотивов — ни одного. Тем не менее, он продолжил:

— Прошло практически четверть века с того времени. Так ведь? Если сейчас разыскивать свидетелей дела, то не факт, что все найдутся, а может, не все живы. Дальше, учитывая, что отец ваш занимался бизнесом, это направление тоже следует тщательно изучить. Что касается всех следственных материалов и людей, которые вели это дело, то, сами понимаете, маловероятно, что сейчас они работают и с радостью пойдут на сотрудничество со мной. И это так, в общих чертах, всего сейчас не учтешь…

— Вы хотите сказать, что средства нужны большие, что это дорого обойдется, — перебил я. — Меня это не останавливает.

Подмазов с сочувствием кивнул.

— Да, это немалые деньги, и дело не в моих гонорарах, а в том, что придется привлекать к работе других людей.