Как-то мне совсем он вчера не понравился. И вся эта история с покушениями на нас обоих меня тяготила. Мы с ним вроде в разных параллелях обитаем, но как ни крути — в один вечер пострадали мы оба, к тому же произошло все в пределах одной территории и где-то в одно время. Я почему-то склонялся именно к версии покушения. Предположение о дружках Соловьева из прошлой его жизни меня никоим образом не устраивало. Слишком уж мастерски его стукнули — до потери памяти. Хотя, кто знает, сегодня дело могло пойти на поправку. Вчера у него был шок, не мог сообразить, что случилось, а сегодня, глядишь, все и прояснилось.

До поселка удалось добраться без гонок и преследований. На обочине я видел след от моего вчерашнего съезда в кювет. Метров на двадцать дальше, и я, скорее всего, врезался бы в дерево. Я старательно избегал мыслей на тему «кому это надо» и «кому я сделал плохо». Потому что все вариации на эту тему в моей голове были проиграны не одну сотню раз.

Подъехав к дому Бородича, я оставил машину у забора и вошел через незапертую калитку во двор. На площадке перед домом стояла незнакомая машина, а у крыльца Мария Егоровна и Сапрунов о чем-то негромко разговаривали с высоким седовласым мужчиной.

— Алексей? — удивилась моему появлению Мария Егоровна. — Что-то случилось?

— Здравствуйте, — сказал я, подойдя ближе. — Ничего не случилось. Приехал узнать, как у вас дела, что у Димы.

Сапрунов бросил на меня удивленный взгляд и кивнул на мужчину:

— Вот Виталий Иванович врача пригласил. Сергей Сергеевич.

— Очень приятно. Соболев Алексей.

— Здравствуйте, Алексей. Я здесь пытаюсь успокоить всех. Ничего с молодым человеком страшного не произошло, — пояснил он мне суть их разговора. — Нужен покой, постельный режим дней на пять. И все будет в порядке. Сотрясение мозга легкой степени.

— Это хорошо. Он уже вспомнил, что с ним произошло?

— Нет, Леша. Не помнит, — поморщилась Мария Егоровна, явно не разделявшая оптимизма эскулапа.

Я посмотрел на врача.

— Почему же не помнит? — возразил тот. — Все он помнит. Просто было темно, и он не разглядел нападавшего.

Мария Егоровна едва заметно махнула рукой и, попрощавшись, ушла в дом.

— Андрей, а Виталий Иванович у себя? — спросил я Сапрунова.

— Нет. Он с утра куда-то уехал.

— Ну что ж, — сказал врач, глянув сначала на часы, потом — на меня. — Я покидаю вас. Если что-то пойдет не так, Бородич вызовет меня. Мы так договорились.

Он направился к машине, а я пошел следом, глянув многозначительно в сторону Сапрунова. Возможно, для Бородича этот человек и представлял какую-то ценность, но меня он откровенно раздражал. По моим ощущениям это было взаимное чувство. Сапрунов, бросив короткое «до свидания», быстрым шагом направился в сторону ворот.

— Сергей Сергеевич, скажите, возможно, парню стоит сделать какое-то обследование, снимок хотя бы. Вы так не считаете?

Я произнес это подчеркнуто заинтересованно. Врач, уже сидевший в машине, улыбнулся и сказал:

— Если появится негативная симптоматика, я буду сам настаивать на этом. Поверьте, у вашего мальчика все в порядке. Я проверил все рефлексы. Он напуган несколько — это я вижу. Назначил успокоительные таблетки. Отлежится пусть, а потом для надежности можем сделать снимки. Сейчас я дал ему легкое снотворное, он спит.

— Спасибо вам.

— Всего доброго. До встречи, — он махнул ладонью и захлопнул дверцу.

Ворота были открыты — Сапрунов постарался. Я пошел вслед за машиной, чтобы закрыть ворота и калитку.

В доме меня уже ждала Мария Егоровна.

— Знаешь, Леша, мне этот доктор показался каким-то несерьезным.

— Солидный, вроде.

— А выводы у него несолидные, — сопротивлялась Мария Егоровна.

Глаза у нее были покрасневшие и подозрительно блестели. Ее переживания странным образом передались мне. Я положил руку ей на плечо и сказал:

— Хотите, я отвезу его в клинику и заставлю сделать обследование?

Она нахмурилась и замотала головой:

— Что ты! Виталий рассердится. Сказал, если врач не найдет ничего серьезного, чтоб лежал здесь. Вылечим, мол.

— Мария Егоровна, думаю, не стоит так переживать. Я не заметил даже тени сомнения у доктора. В конце концов, головой люди часто ударяются. И сознание теряют…

Я вдруг подумал про соседа Бородича.

— Сапрунов приходил сюда по делу или как?

— Андрей? — в задумчивости Мария Егоровна не сразу сообразила, что я от нее хочу. — Ах, да… Виталий просил его встретить врача на въезде в поселок, чтобы тот не плутал. С утра еще к Диме заходил. Переживает.

— Пойду тоже взгляну на него, — сказал я и направился в комнату.

— Давай, Леша. А я пойду, морс сварю ему из клюквы.

Дима лежал, отвернувшись к стене. В комнате был легкий полумрак, лишь тонкая полоска солнечного света из неплотно зашторенного окна разрезала комнату на две половины. Я присел в кресло. Соловьев повел плечом и вздохнул.

— Дима, ты не спишь? — тихо спросил я.

Он не ответил, лежал не шевелясь. Наверное, все-таки спал. Я поднялся и, осторожно ступая, пошел из комнаты.

— Соболев, — вдруг услышал я в спину, — спрячь меня.

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Дима смотрел на меня вполне ясным взглядом.

— Тебе вроде снотворное дали, — произнес я удивленно.

— Тс-с-с, — приложил палец к губам он и глянул на дверь. — Я прошу, Алексей Викторович, — прошептал он, — спрячьте меня где-нибудь.

Не знаю почему, у меня по спине пробежал противный холодок. Мне на мгновение показалось, что говорит он неосознанно — возможно, под воздействием снотворного. Но его ясный взгляд и сосредоточенное выражение лица меня переубедили.

— В чем дело, Дима? — спросил я тоже шепотом, подойдя к нему.

— Здесь небезопасно. Меня найдут.

Я склонился над ним и попытался успокоить:

— Дима, так бывает. Твоя тревога — это шок после вчерашнего. А еще лекарства…

— Какие лекарства! — зашипел он на меня и приподнял край подушки. — Вот они, все здесь. Не собираюсь я пить всякую дрянь и спать сутками.

Я выглянул за дверь комнаты. В доме было тихо, лишь с кухни доносилось позвякивание посуды. Я вернулся к Соловьеву.

— Дим, я не понял, а кого ты боишься?

Парень приподнялся на подушке и усмехнулся:

— Не догадываетесь?

Мне совсем стало не по себе.

— Дима, говори быстрее, в чем дело? Что ты такое знаешь, чего не знаю я?

Соловьев махнул на меня рукой, как на безнадежного тупицу.

— Да ничего я не знаю. К сожалению. Но боюсь того же, чего и вы.

— Как это? — я сел на край дивана и приблизил свое лицо к нему. — Чего я, по-твоему, боюсь?

— Серой машины, — выпалил он. — Форд-фокус, который вчера столкнул вас в кювет — это и есть наша с вами беда. Заметили такое?

Я отшатнулся от него. Грудь сдавило, сердце гулко забилось. Что происходит вообще…

— А ты каким боком к этому Форду? Видел, как меня вчера столкнули?

— Да, Алексей Викторович. Представьте себе, видел. И не просто видел, а пытался догнать эту сволочь.

Я схватился за голову.

— Господи, Дима, зачем ты это делал? Тебе жить надоело?! Теперь тебе точно угрожает опасность.

Дима с кислой миной смотрел в потолок, потом перевел взгляд на меня.

— Не знаю, зачем. Вначале мне хотелось поиграть в частного сыщика и телохранителя. Виталий Иванович лежал в больнице, переживал за вас, а времени у меня было достаточно, вот я иногда и ездил за вами. На расстоянии, конечно…

Вот же, свалился на мою голову защитничек! Теперь я понимаю Подмазова.

— Короче, вчерашняя погоня закончилась для тебя провалом. Как все вышло?

Дима кивнул:

— Если в двух словах, то было так: он заманил меня в темный проулок и резко остановился. Фары тоже выключил. Видно сразу, что поселок он знает очень хорошо. Я затормозил, объехал его спереди, чтобы он не смог развернуться, и тоже остановился. Решил, дождусь, пока эта гадина из машины выйдет, чтобы разглядеть его подлую рожу. Все вроде под контролем держал. А потом я даже не понял, когда и как он смог подобраться ко мне. Дверца внезапно распахнулась, он меня за секунду вытащил из машины и чем-то ударил. Все. Отключился.