Господи, но нас ведь никто не видел вместе с фотографом. На выставке мы даже близко не стояли друг с другом. И если предположить, что телефон Петренко могли прослушать и узнать о нашей встрече с ним, то, черт подери, с Костиком мы никогда в жизни не разговаривали по телефону. А в итоге еще одна смерть…

Это что ж получается — я приношу смерть? Мне стало совсем дурно от этой мысли. Надо было все-таки попросить Подмазова разобраться с этими фотографиями, не лезть самому. Теперь выходит, что я стал невольным соучастником убийства Радова.

Я поднялся и медленно побрел к машине той же дорогой, что и пришел сюда. Издали я видел, как вновь подъехала полицейская машина к подъезду фотографа, и люди начали быстро расходиться.

Эта самая Эля, про которую говорили соседи, оказалась моим спасением, еще одним ангелом-хранителем. А если бы я пошел туда первым и, не дай Бог, дверь оказалась не заперта, то шансы выйти из воды сухим были бы близки к нулю. И Подмазов хорош! Неужели до сих пор он не мог найти Костика. Ведь фото, которыми меня шантажировал Серега, он видел и даже взял один снимок себе. На память что ли? Идиот. Нет, явно с выбором сыщика я промахнулся. Расскажи я Алине про фотографа, думаю, она изменила бы свое мнение об этом Шерлоке в лапсердаке.

Нащупав в кармане ключи от машины, я щелкнул пультом. Мне хотелось поскорее отгородиться от всего случившегося, нырнуть в другое пространство. И действительно, едва я сел за руль и захлопнул дверцу, дышать стало как будто легче. Прикрыв глаза, я откинулся на сиденье. Куда теперь — домой, напиться с Усовым или к Алине? Увы, увы… Не подходит. Напиваться с утра можно только художникам, у них на то бывают свои, профессиональные, причины. У меня таких причин быть теоретически не могло. К тому же мое желание может не совпасть с настроением творца. К Алине тоже не могу — не получится скрыть раздрай в душе. Начнет пытать меня не хуже любого следователя, а сил изворачиваться и врать у меня, однозначно, нет.

Я вдруг осознал, что у меня нет друга, настоящего друга, которому я мог бы довериться в такой вот непростой ситуации. У отца был Виталий Иванович, у Алины тоже есть подруга. Не знаю, насколько она бывает с ней откровенна, но она есть. Я достаточно близок с Петром, но это сосед, и дружба наша чисто соседская. Времена наступили трудные, жесткие даже, поэтому, наверное, сейчас не друзья, а все больше сослуживцы и партнеры…

— Не подвезете?

Я вздрогнул и открыл глаза. В стекло негромко стукнул пальцем Подмазов. Вот же не зря говорят — помяни черта, он и появится! Я кивнул на место рядом.

— Здравствуйте, Алексей Викторович. — Сыщик медленно опустился на сиденье и захлопнул дверцу. Он выглядел уставшим и даже как будто приболевшим.

— Доброе утро.

— Не такое уж и доброе.

Он был серьезен. Я очень зол. На него, на себя, на весь мир. Ясно, что Подмазов уже в курсе случившегося.

— Считаете, что я виноват, — не спросил, а угрюмо констатировал я.

— Не знаю. Возможно.

Меня обдало жаром. В каком смысле «возможно»? Неужели он считает, что это я убил Костика?

— Отсюда лучше уехать. Трогайтесь с места наконец, — жестко приказал он. — Сдайте задом и выезжайте через тот проулок, — он показал пальцем туда, куда, собственно, я и собирался выезжать.

— Вы же не думаете, что я и в самом деле… — промямлил я, выехав уже на проспект.

— Я думаю, что вы лезете, куда вам не следует! Что вы делали сегодня утром в этом дворе? Кого хотели выследить?

— Почему вы решили, что я следил? — как последний двоечник начал я выкручиваться.

Подмазов, я почувствовал, внутренне просто кипел. Если бы я не был за рулем, то, вполне возможно, он бы меня с удовольствием ударил.

— Вот за этим домом с красной крышей поверните во двор.

— Сделаем.

Я остановился возле черной Мазды. Ах, да! Я вспомнил, сыщик свою машину оставляет во дворах подальше. Не светится в тех местах, где работает. Умно, ничего не скажешь.

— Итак, я жду ответ. — Он повернулся ко мне всем телом. Вид у пинкертона, надо сказать, был угрожающим. Глаза сверкали из-под нахмуренных бровей, по скулам ходили желваки.

— Я должен был встретиться с фотографом. Сегодня в 8 утра.

Подмазов отстегнул ремень безопасности. Я инстинктивно подался к дверце.

— Что значит «должен»? Кто вам сказал, что вы должны были это делать? Зачем — самое главное?

Я судорожно сглотнул. Во рту пересохло от всех этих утренних кошмаров.

— Он назначил мне встречу, — осторожно ответил я.

Подмазов нехорошо так усмехнулся:

— Что вы говорите? Прямо вот так взял и назначил?

— Никита Романович, ну какая разница? Я не пойму, честное слово! Он мне назначил или я. И вы ведь тоже там были, между прочим.

— Разница какая?

Он замолчал, какое-то время разглядывал мою физиономию, будто видел впервые. Точно хочет стукнуть…

— Алексей Викторович, разница очень большая. Если бы Радов назначил вам встречу, она бы состоялась. А если вы захотели этой встречи, вопреки желанию фотографа, то результат, сами убедились, весьма плачевный вышел. — Он отвернулся от меня.

Он был прав, на сто процентов прав! Но каким образом сыщик просчитал ситуацию? Кем я себя сейчас чувствовал, я не мог сформулировать даже сам себе. Господин Подмазов легко и просто размазал меня, как последнее ничтожество. И все бы ничего, но по моей вине, возможно, погиб человек. И с этим фактом уже не поспоришь. Теперь мне не оставалось ничего другого, кроме как рассказать, как все было.

— Он делал те фотографии, которые оказались у Сереги. Такие фото не могут гулять по рукам. Если их состряпал Костик, то для определенных целей. Вот я и хотел узнать, кому именно он их отдавал, по чьей просьбе он так смонтировал кадры, на которых мы с Авдеевой выглядим весьма двусмысленно.

Подмазов вытащил сигареты.

— Позволите?

— Да, конечно.

Он приоткрыл окно и закурил.

— Это мне понятно, — он глубоко затянулся и выдохнул дым на улицу. — Мне совершенно непонятно, зачем вы наняли меня.

— Ээ… — я замялся, затем пошел в наступление: — а почему вы не сказали мне, что тоже знаете про папарацци? Если бы вы больше рассказывали мне о том, как продвигается дело, то я сидел бы дома!

— Вам надо было нанять не сыщика, а напарника по розыску. Вот и занимались бы своим делом сообща. Черт бы вас побрал! — неожиданно гаркнул он в мою сторону и выбросил за окно сигарету.

— Я вам совсем недавно сказал, что цели у преступника убивать вас — нет. Этого мало, для того, чтобы сидеть спокойно дома, как вы выразились? Я думаю, что достаточно. Всем остальным буду заниматься я! И только я! И что мне говорить вам и чего не говорить — тоже решать мне. Или мы попросту расторгнем наш договор. Понятно?

Я не спешил с ответом. Может, правда расторгнуть? От этой мысли мне стало как-то совсем неуютно. Не заниматься же мне и в самом деле этим самому. Искать другого? Где гарантия, что он окажется лучше? Вообще я начинал приходить к выводу, что все они одинаковые. Как чиновники — хоть об стену головой бейся, а кашу с ними не сваришь.

— Да нет. Вряд ли это хорошая идея, — наконец ответил я. — Просто я не могу понять цели преступника. Поймите меня, я не могу просто сидеть сложа руки. Моя голова постоянно занята мыслями.

— Мыслительный процесс не возбраняется, — тут же прервал меня сыщик. — Думайте, анализируйте, советуйтесь со мной. В чем проблема? — развел он руками и глянул на меня. — Просьба одна — не делать телодвижений в этом направлении. И, само собой, ни с кем не контачить.

— Да, я понимаю вас, Никита Романович, — вынужден был согласиться я. — Вы считаете, что из-за меня погиб этот Костик.

— Да не из-за вас он погиб. Его бы все равно убрали. Только позже. Но шанс был. Похоже, что он сообщил кому-то о предстоящей встрече с вами. Хорошо хоть ума хватило не идти в дом.