— Как такое возможно? Рад бесконечно. — Я коснулся ее руки с видом, словно наконец ухватил птицу счастья за хвост.
Катерина удовлетворенно повела плечиком и кивнула:
— И я тоже.
Внезапно я почувствовал запах ненависти. Такой назойливо пыльный и серый по цвету. Кому-то может это показаться странным. Ненависть, оказывается, имеет цвет и запах. Я даже опустил глаза вниз, чтобы она не заметила чего-нибудь. Да и не в Кате дело вовсе. Мне сейчас ненавистна стала вся атмосфера, окружающая меня. Напрашивался вывод, что меня преследуют обстоятельства и люди, с которыми связаны трагические события. Перед глазами вновь всплыло лицо Петренко, растерянное и предательски глупое. И еще эти фотографии с Авдеевой, которыми он пытался сбить меня с толку. С какого боку их прилепить?
Я с едва скрываемым раздражением глянул на эту «дорогую» женщину. Красивые, густые волосы медного оттенка крупными локонами были уложены в незатейливую, но, похоже, тщательно продуманную прическу. Изумрудного цвета шелковая блузка хорошо подчеркивала ее светло-карие глаза. Мелькнуло едва уловимое ощущение, что Екатерина Авдеева испытывает сейчас ко мне похожие чувства — то ли напряжения, то ли страха. Однако тщательно скрываемого. С чего это? От любопытства, может. Сейчас начнет допытывать, как там все произошло, какой ужас… Трали-вали, в общем. К горлу подступила противная нервная тошнота.
— Как дела, Катя? — Я медленно опустился на стул и уперся руками в край стола. — Выглядишь неотразимо. А еще только утро…
Авдеева медленно потушила сигарету о край пепельницы, взяла в руки чашку с остывшим уже кофе и сделала глоток.
— Знаешь, — тихо, глядя в окно, произнесла она, — про утро это ведь ты неспроста, я думаю, заговорил…
— В смысле?
Катерина повернула лицо ко мне, совсем невеселое, даже постаревшее как будто. Грустно улыбнулась.
— Ты хотел сказать… точнее, спросить: что это я делаю здесь в такой ранний час.
— Вообще-то нет, совсем ничего такого… — я нервно заерзал на стуле, проклиная себя за то, что пришел сюда. — Хотя, действительно, был несколько удивлен. Госпожа Авдеева и это…
— И эта забегаловка, — закончила она мою неуклюжую тираду и рассмеялась. Неожиданно и весело.
Я окончательно растерялся. Оглянулся в сторону барной стойки. К счастью, там уже появился молодой человек, который тут же поймал мой взгляд. Я махнул рукой, и он резво метнулся к нам.
— Вот, решил зайти, немного скоротать время до работы, — зачем-то решил я отчитаться Авдеевой.
— Что желаете? — спросил подошедший юноша. — Может, яичницу с беконом? К сожалению, пока ничего другого предложить не могу.
— Нет, спасибо. Кофе.
Когда официант удалился, я нехотя вернулся взглядом к своей собеседнице.
— Так вот, эта кафешка теперь моя, — буднично сказала она и достала из пачки очередную сигарету.
Не люблю курящих женщин. Очевидно, я непроизвольно сморщился, она это заметила, и мелькнувшая было в ее руке зажигалка благополучно исчезла в сумочке.
— Это так сказать мое выходное пособие, — добавила она.
— Э-э… ты хочешь сказать, что Авдеев…
— Именно. Мы развелись. Инициатива была моя, поэтому… поэтому теперь вот так, — она описала руками большой круг в сторону зала, означавший, видимо, что это кафе ее единственное детище и — не дай бог! — пристанище.
— Скажу честно, не знал, — промямлил я с виноватым видом.
Авдеева снисходительно скривилась.
— Эка невидаль! Разбежались и разбежались.
— Давно?
Официант принес кофе. Я придвинулся ближе к столу и только сейчас заметил цветные папки с бумагами, лежавшие на краю стола.
— Да уж с месяц. Жду вот юриста, договорились, надо въезжать как-то в это дело, — пояснила она, перехватив мой взгляд.
Я почувствовал, как по моей спине поползли противные мурашки. Как странно получилось: все мы — я, Петренко, Авдеева — были буквально сцеплены звеньями жизненных обстоятельств, но при этом абсолютно не в курсе событий, произошедших с каждым из нас. И что характерно, весьма неприятных и достаточно громких событий. Серега мне совал под нос фотографии, не зная даже, что Авдеева уже вовсе и не жена олигарха… Шантажист хренов! Я не знал, что она в разводе. А Катя вообще ни сном, ни духом, что называется — про нас обоих.
— Соболев, впечатление, что ты подсчитываешь, до какой степени меня ободрал мой бывший. Чего угрюмый такой?
— Я? — Не зная, что сказать, я пожал плечами. — Да нет, не подсчитываю, что ты. Наверно, у тебя были серьезные причины плюнуть на все.
Мне было странно разговаривать на такие личные темы с этой женщиной, находившейся несколько на другой статусной ступеньке. Во всяком случае, совсем недавно это было так.
— Просто голова забита разными проблемами… Катя, можно вас спросить, — неожиданно я вновь перешел на вы. — Сергей Петренко — это имя вам о чем-нибудь говорит? — Мне вдруг пришло в голову, что я могу каким-то образом сейчас выйти к разгадке про связь Петренко с Авдеевым, а уж оттуда и ко мне тропинка, может, протопчется.
Она задумалась, подняла глаза к потолку, через мгновение уверенно произнесла:
— Абсолютно. Ни о чем. Разве нас что-то связывает? Кто это?
Я пожалел, что задал ей этот вопрос. Теперь надо выкручиваться.
— Нет-нет, ничего не связывает. Просто я вспомнил тот корпоратив, где мы танцевали вместе.
— Ах, это… помню, конечно. Я под большим впечатлением была, — игриво заметила Авдеева. И что? — Она все-таки достала зажигалку и прикурила очередную сигаретку.
— Тогда, если я не ошибаюсь, Петренко снимал нас. Фотоаппаратом.
— Да нет, ты путаешь, красавчик, — Катерина откинулась на спинку стула, прищурила глаза, подняла кверху пальчик с длинным белым ноготком. — Снимал весь этот балаган Костик. Фамилию не скажу, не знаю, но этот мальчик с камерой постоянно мозолит глаза на тусовках. Очень прилипчивый, надо заметить. Один раз ему аппарат об стену чуть не разбили. Влез куда не просили… Ой, Витюша! — Авдеева приподнялась из-за стола и радостно заулыбалась. — Адвокат мой прибыл, — сообщила она. — Очень толковый парень, между прочим. Если что — рекомендую.
Я обернулся. От входной двери к нам направлялся смуглый, подтянутый мужчина с барсеткой в руках. Мне казалось, что юристы должны непременно с портфельчиками ходить. Уже по походке и гордо откинутой назад голове я определил его в разряд прохвостов. Психолог из меня никудышный, это я понимал, но что-то мне сразу не понравилось в нем. Я бы на месте Авдеевой не слишком доверял подобным типам.
— Что ж, рад был повидаться, — я посмотрел в глаза Катерине, пытаясь мысленно донести до нее свои сомнения, и поднялся.
Смуглый мужчина подошел к столу и с интересом посмотрел на меня.
— Доброе утро, — пробасил он. Тембр голоса, надо сказать, меня несколько обескуражил. Густой, как смола. В таком захлебнешься и утонешь в один момент. С его лоском и самовлюбленностью — а это было написано огромными буквами у него на лбу, — скорее, гармонировал бы мягкий баритон.
— Познакомься, это Алексей Соболев. Мой старинный друг, — сказала Катерина.
Кто бы мог подумать, что госпожа Авдеева запишет меня в свои друзья, еще и старинные. Снизошла. А может, оправдывалась перед этим щеголем.
— Очень приятно. Рощин Виктор, — адвокат протянул руку и пронзил колючим взглядом.
— Взаимно, — коротко ответил я и пожал его холодную, сухую ладонь.
Опять что-то не так. Почему бас, а пальцы холодные? Должны непременно быть горячими. Я уверен в этом, черт подери!
— К сожалению, вынужден вас покинуть, — развел я руками и одарил каждого персональной улыбкой. — Рад был познакомиться, — это уже конкретно юриста касалось.
В салоне машины я устало откинулся на спинку сиденья, нервно зевнул, не открывая рта. Что за напасть такая, почему меня окружают не люди, а куклы, и обстановка кругом кроме как декорацией не назовешь… Да, Соболев, тут одно из двух: либо ты псих конченный, либо дела твои действительно из рук вон плохи, так плохи, что интуитивно ты подвергаешь анализу все подряд. Да, кстати, про анализ — он как раз показывает, что Петренко для Авдеевой, как неоткрытая галактика. Что есть, что нет. Ни холодно ни жарко, как говорится. Но это еще хоть как-то объяснить можно. А вот шантаж Сереги, как выяснилось сейчас, ни в какие ворота не лезет. Если он был настолько далек от самого Авдеева, что даже не знал о его разводе, то каким образом собирался передать ему фотографии? Просто подкинуть? Возможно, переслать. От имени доброжелателя, разумеется. Ага… но это ведь мерзко, это настолько мерзко, что я в это не верю. Я понимаю, конечно, что верить никому нельзя, зарекаться тоже дело неблагодарное, и все равно Петренко не мог этого сделать даже под давлением обстоятельств. Но зачем-то же раздобыл он эти фотографии… Я задумался. Вариант ответа крутился где-то рядом.