В кармане зажужжал телефон.

– Да.

– Приехали? – голос Моисея был ровным и спокойным. А меня прямо подбрасывало от злости. Я стал сильнее щелкать пальцами, стараясь не заорать.

– Моисей, ты вроде серьезный человек. Казино, банк, ювелирный завод, в нефть рвешься. Где ты нашел этих клоунов? Я просил помощи, а не у*бков!

– Не понял…

– Ты давно смотрел на своих парней? – я закурил, наблюдая, как из машин высыпает народ.

– Скала, ты точно договоришься! Что случилось?

– Я просил людей! А ты мне прислал эхо прошлого. Кто вам сказал, что бритоголовые братки до сих пор в моде? Виктор Викторович, Вы меня разочаровали.

– Скала, а ты уверен, что хочешь ко мне? Потому, что я отрезаю языки и за менее дерзкие разговоры.

– Моисей, ты тоже не нарывайся! Я не один из твоих шестерок! – зарычал я как можно тише, чтобы не привлекать к себе внимание. – Я не посмотрю, что ты самая «выпуклая» шишка региона. Со мной никто так не говорит!

– Хорошо. Олег! Найди мою дочь!

– Главный кто?

– В смысле?

– Среди твоих быков главный кто?

– Буба…

– Черт! Буба… Бубенчик, – я убрал телефон в карман пиджака, затянулся и снял солнечные очки.

Около машин стояло человек пятьдесят, как только я повернул голову в их сторону, из толпы вышел гориллообразный бульдог. Его лысина сверкала на солнце, несмотря на жару на нем были кожаная куртка и ботинки на толстой подошве. Я откинул голову, поднимая глаза к чистому небу. Не понимаю, как до них не доходит, что, находясь в тени, можно совершать великие дела. А когда ты похож на озлобленного неудовлетворенного бульдога, которому недавно выдали пушку, шанс остаться незамеченным тает прямо на глазах.

– Ты, что ли, главный?

– А ты кто? – «бульдог» закурил и улыбнулся, демонстрируя неправильный прикус, его нижняя челюсть довольно сильно выпирала, делая сходство с собакой неоспоримым.

– А ты кто? – я следил за ним боковым зрением, не поворачивая головы. Толпа за его спиной стала двигаться, отпуская нервные смешки. Двор у административного здания опустел, пропали даже грузчики.

– Я тебе вопрос задал! Мы с друзьями приехали помочь тебе, потому что Моисей сказал, что ты не справляешься, – прохрипел он и поставил ногу на колесо моей машины.

– Ты процитировал?

– Не понял…– парень рефлекторно прошелся пятернёй по лысому черепу.

– Ладно, проехали! Это твои друзья? – я сел, внимательно рассматривая толпу клонов.

Они все как один были одинаково одеты, отличаясь друг от друга только длиной волос. Те, кто помоложе, не были гладковыбритыми, а вот гости из девяностых сверкали блестящим скальпом. Классика жанра. Их нужно в музей сдать, как достояние прошлого.

– Ага. Это лучшие! Я тщательно выбираю друзей, – прошептал он и, издав отвратительный гортанный звук, харкнул.

– Придурок! Нужно тщательно выбирать не друзей, а врагов, – я дернул ногой, цепляя «бульдога» под колено и потянул вверх, лишая опоры.

Тучное тело стало заваливаться назад, он рухнул на землю, поднимая сухую пыль в воздух. Я присел на корточки рядом, сильно придавливая коленом грудь очумевшего парня, и внимательно наблюдая за толпой, которая застыла на месте, они не понимали, как реагировать. Если я еще не валяюсь в луже собственной крови, то он не главный. Я надавил еще сильнее, осознав, что это просто выскочка, поверившая в свои силы, терпеть не могу наглых «шестерок». Тишина давила, казалось, что даже товарные составы перестали отчаянно стучать по рельсам, толпа переминалась с ноги на ногу, я отчетливо слышал звук песка под их армейскими ботинками. «Бульдог» раздувал ноздри и нервно оборачивался на парней, ища поддержки. Он не пытался вырваться, только судорожно старался успокоить сбившееся дыхание. Перед толпой резко затормозила черная Мазда, из которой выскочил темноволосый коротышка.

– Сизый! Я говорил не нарываться, – коротышка подбежал и замер. Его глаза бегали то по раскрасневшемуся лицу «бульдога», то по мне. – Бурханов Саня.

– Олег, – я протянул ему руку и встал, отпуская здоровяка. – Значит, ты Буба?

– Черт! Что тут у вас происходит? – из подъезда выскочил Лазарев. – Буба?

– Нормально все, парниша упал, а я ему помогаю, – я наклонился и протянул руку здоровяку, который до сих пор лежал на земле. – Выбирай врагов!

Он встал на ноги и, чуть пошатываясь, направился к своим, изредка оборачиваясь через плечо. Ссыт. Придурок! Думает, что нападу со спины? Этого боится только тот, кто сам способен на подобную подлость. А я привык получать удовольствие от эмоций, написанных на искаженном от страха лице.

– Буба? Что за *уйня? – как только «бульдог» отошел достаточно далеко, я схватил коротышку за рукав, он покраснел и засунул руку за пояс.

– Буба? Тебе мозг отбили, что ли? – Серега встал между нами, предотвращая назревающую потасовку.

– Лазарь! Не ори…

– Это ты стволом тут не размахивай! Отморозки! – Серега стал растирать ладонями лицо, словно хотел прийти в себя. – Значит, так! Берешь своих парнишек и заглядываешь во все щели! Вот тебе список составов, которые нужно прошерстить в первую очередь, пока они не ушли!

Лазарев дал ему свернутый список и пачку денег.

– Скала, – Буба едва кивнул мне и побежал к толпе.

– Черт! Цивилизация прошла мимо этого городка? – я сел в машину и снова закурил. – Пока не применишь силу, они не понимают?

– В августе убили Козыря, он держал их. При нем все было проще! А папе некогда, он в бизнес окунулся. Бубе не хватает авторитета, чтобы требовать дисциплину и субординацию.

– Это он осматривал здание универа?

– Да, – Серега сел в машину и закрыл дверь – Вчера на станции была авария. Отключали электричество, поэтому они грузятся только сейчас! За сегодня отправлен только один состав. Он остановится в Михайловке через два часа, до этого остановок не будет! Если закроем глаза на светофоры, то успеем, поезд стоит семь минут.

– Черт! Неужели ты ее разговорил? – рассмеялся я и завел машину.

– Я знаю один секрет, как понравиться женщинам, – Серега открыл окно и закурил.

– Поделишься?

– Ага… Чтобы понравится женщинам, нужно писать им много любовных записок… – он затянулся, выдерживая театральную паузу. – Много записок… Очень много «ванильных» записок на стодолларовых банкнотах!

– Ну, точно, Мачо!

Яна

Ту-тух-ту-тух…

Я устала плакать. Просто сидела, прислонившись к стене, да и силы покинули меня, чтобы хоть как-то пытаться выбраться. Я прислушивалась к звукам, надеясь, что не одна в этом вонючем вагоне. Потому что мысль о том, что я совершенно одна, была страшнее. Когда слезы высохли, повязка намертво присохла к коже, теперь я даже не видела узкую полоску света. Я снова и снова старалась вспомнить, как могла очутиться здесь. Помню, как поехала в институт, по пути купив огромный стакан моккачино. Помню, как помахала охраннику и пошла в библиотеку, а больше ничего не помню! Даже не знаю, сколько я здесь. Мне очень хочется есть, а во рту пересохло, от чего язык прилипал к небу. А еще хочется в туалет, аж до рези в животе, но сама мысль о том, что придётся обмочиться, вызывала приступ тошноты.

Как ни странно, страх прошел, осталась только боль по всему телу. Голова безвольно болталась, сотрясаемая движением поезда. Вдруг резкий скрип колес заставил вздрогнуть. Пол под попой стал дрожать. Из глаз снова брызнули слезы. А вдруг сейчас тишина обернется против меня? Кому я нужна? Папа! Папочка! Я зарыдала. Собственные всхлипы раздражали перепонки. Я стала снова биться в истерике, стараясь сбросить повязку с лица.

Незнакомый звук скрежета просочился сквозь рыдания. Я замерла, понимая, что абсолютно обессилена.

– Привет…

В тишине послышались шаги, глухие, но в то же время такие устрашающе громкие. Шаг… шаг… шаг… Тишина. С лица слетела повязка, я зажмурилась, боясь, что в глаза ударит яркий свет.

– Я, кажется, поздоровался! – отвратительно резкий голос прозвучал над ухом.