Проходят дни и недели, Рождество остается позади, и постепенно преподавание становится более естественным и приятным. Если в начале практики я не спал ночами, разрабатывая подробный сценарий каждого урока, теперь знаю, что смогу обойтись базовым планом и больше не прописываю в нем, что обсуждение темы будет проходить с 11:03 до 11:08. Я научился быть свободнее и проще: если дискуссия идет хорошо или кто-то задал интересный вопрос, продлеваю ее, и прерываю, если дети молчаливы, что бывает нередко.

В начале января нам сообщают, что дадут выходной, чтобы мы поучаствовали в мероприятии «По пятам за учеником». Каждого из нас прикрепят к ученику с особыми образовательными потребностями, и мы должны будем следовать за ним целый день, ходить по урокам, чтобы понять, что представляет собой его школьная жизнь. Меня приставили к девятикласснику Джо. У него дислексия, и ему сложно общаться с другими людьми и воспринимать, что ему говорят.

Первый урок – математика, и рядом с Джо учебный ассистент. Она находится неподалеку, пока он рассчитывает вероятность. Ее задача – убедиться, что Джо понимает смысл задачи, но не мешать ему самостоятельно делать расчеты. Она помогает ему записывать домашнее задание и проверяет, знает ли он, какой урок следующий в расписании.

Дальше идет музыка, и Джо обходится без ассистента. Она помогает ему только на английском, математике и некоторых других уроках. Ученики слушают «Планеты» Холста[7], и Джо присоединяется к обсуждению, но, когда остальные дети начинают выполнять письменное задание, я замечаю, что ему становится тяжело. За музыкой следуют география, физкультура, химия и немецкий. Джо идет впереди, а я тащусь за ним. Поскольку координатор мероприятия не хотел, чтобы Джо чувствовал себя неуверенно из-за меня, он не знает, что я делаю и, наверное, гадает, зачем какой-то странный парень повсюду за ним ходит.

К концу дня я настолько изможден, что едва могу говорить, а ведь я просто наблюдал. Это еще раз напомнило мне о том, как много всего приходится делать детям за день: слушать о тектонических плитах, учить немецкие глаголы и отрабатывать лучшие техники передачи мяча в футболе. Джо ходил на занятия к шести учителям, у каждого из которых свой подход и ожидания от учеников. Все они беспокоятся о выполнении домашнего задания, грядущих контрольных и прогрессе учеников. Джо должен соответствовать определенному уровню по этим и другим предметам. Это серьезная нагрузка для всех, не говоря уже о ребенке с особыми образовательными потребностями. Учителя всячески стараются поддержать его, но их возможности ограниченны, ведь в классе еще двадцать девять других учеников. Для меня это бесценный опыт, поскольку я вижу детей только на своих уроках и могу легко забыть, какая нагрузка лежит на них в течение дня, не говоря уже о неделе.

Если кто-то говорит, что сегодня учиться в школе легко, имейте в виду: этому человеку не стоит доверять. Взгляд на учебный день глазами ребенка стал для меня откровением.

Я сижу в учительской и пишу эссе, которое нам задали в университете. Вдруг одна из учительниц просовывает голову в дверь и спрашивает, не могу ли я недолго присмотреть за ее учениками. Она говорит, что это замечательные дети, и мне нужно лишь несколько минут побыть с ними, пока они тихо работают. Ей же необходимо отойти по срочному делу.

Войдя в класс, я не вижу прилежных учеников, старательно выполняющих задание: практически все разговаривают, некоторые громко. Несколько детей стоят группами и замечательно проводят время. Ни один ребенок не пишет. Я представляю, как их учитель вернется и увидит, что я не могу контролировать один из лучших классов в школе.

«Райан, – говорю я сам себе, – пришло время действовать. Покажи им, кто здесь главный».

Будто со стороны я слышу собственные слова:

– Что здесь вообще происходит? Думаю, вам пора прекращать.

Дети незамедлительно замолкают, и я поверить не могу, что мне удалось так быстро восстановить порядок в классе. Может, я прирожденный заклинатель детей?

Однако моему самодовольству приходит конец, когда один из учеников говорит:

– Сэр, наш учитель здесь.

Чувствуя, как колотится сердце, я смотрю в направлении его указательного пальца и вижу руководителя департамента, который приоткрыл рот от удивления и нахмурился. Он явно не понимает, почему практикант, сам едва вышедший из подросткового возраста, ворвался в его класс и сорвал урок, который шел как по маслу. Я что-то бормочу о том, что мне нужно вернуться в учительскую, и пристыженный иду к двери, слыша, как кто-то кричит вслед: «Такси для одного!»

Я захожу в соседний класс, где дети работают в полной тишине, и размышляю, как бы больше не встречаться с тем учителем.

Я учусь на учителя литературы средних и старших классов, поэтому буду работать с детьми в возрасте от одиннадцати до восемнадцати лет. Однако во время практики мы обязаны отработать неделю в начальной школе, где учатся дети четырех – одиннадцати лет. Именно так я оказался этим прохладным весенним утром на крошечном стульчике в окружении очень маленьких людей. Все они смотрят на меня: кто-то с любопытством, а кто-то с нескрываемым неудовольствием.

Я помогаю детям с таблицей умножения и понимаю, что семь на девять – это слишком сложно для них. Затем играю роль приглашенного судьи во время упражнения «Покажи и расскажи». После рисую вместе с шестилетними детьми, и мой рисунок оказывается среди самых неудачных. Больше всего меня впечатлило то, насколько громкими могут быть маленькие дети.

Некоторые учителя качают головами и говорят: «Понятия не имею, как вы справляетесь со старшими учениками», но то же самое я думаю о них. Хотя наша работа называется одинаково, по содержанию она совершенно разная. Во-первых, учителя начальных классов преподают все предметы, поэтому должны быть одинаково компетентны в науке и искусстве. Если вы считаете, что они не обучают ничему сложному, рекомендую ознакомиться с экзаменационными заданиями для выпускников начальной школы. Лично я не смог сходу ответить, сколько вершин у квадратной пирамиды. Во-вторых, если мы переключаемся между разными классами, они весь год работают с одним. Это помогает хорошо узнать каждого ребенка, но если попался сложный класс, работа превращается в настоящий кошмар.

Вдруг я замечаю, что слева от меня кто-то шагает. Это одна из шестиклассниц, с которыми я работал в тот день. Ее зовут Марта, и ей недавно исполнилось десять. Ее волосы заплетены в косички, и, наблюдая за ней на занятиях, я понял, что она веселая и разговорчивая. Я спрашиваю ее, куда она идет.

– Я иду к вам домой, – отвечает она.

Я смеюсь, думая, что это неудачная шутка.

– Куда ты идешь на самом деле? – спрашиваю я.

– Я хочу пойти к вам домой, – повторяет она без намека на улыбку.

Перед глазами красной лампочкой мигает инструкция по защите детей. Это классический сигнал, указывающий на то, что ребенок пытается стереть границы между учеником и учителем. Я твердо отвечаю, что она не может пойти ко мне домой. Пока я внутренне поздравляю себя с тем, что мне удалось профессионально выйти из неловкой ситуации, она говорит:

– Если не разрешите мне пойти с вами, я скажу учительнице, что вы меня трогали.

Больше всего меня шокирует спокойствие, с которым она это сказала. В этой новой и страшной для меня ситуации у нее есть власть, и она это понимает.

– Боюсь, что твои слова совершенно неуместны, и мне придется поговорить с директором, – с трудом отвечаю я.