– Ну как, нравится?

Я закивала – что за вопрос! – а мама усмехнулась.

– На такой кухне не сваришь акпле и не взобьешь фуфу[15], – заметила она, проводя рукой по сияющей столешнице островка.

– Ну почему же, акпле спокойно готовят на плите. А внизу есть кухня для взбивания фуфу в ступе. Или можно воспользоваться специальной машинкой, которая лежит в шкафчике под раковиной, – сказал Ричард из другого угла комнаты, клацая по белой панели на стене. Тут из вентиляционного отверстия над ним ударила струя прохладного воздуха.

– Даже пальмовый суп не приготовишь, – продолжила мама, словно Ричард и рта не раскрывал. – Вообще, на такой плите ничего не пожаришь, масло тут же все заляпает. Представляешь? – Она повернулась ко мне.

– Эта плита такая же, как любая другая, Афино, просто нужно ее протирать начисто после каждой готовки, – уверил ее Ричард, затем схватил мой чемодан и потащил по короткому коридору. – Идемте, покажу остальное.

В квартире находились еще три комнаты: одна гостевая и две с прилегающими ванными. Мы занесли вещи в самую большую спальню, обставленную довольно скупо, на мой взгляд. Позже я выяснила, что в спальне не так уж нужны комод, шкаф, обувница и прочие предметы интерьера, к которым я привыкла. На белоснежных стенах четко выделялись две коричневые двери, одна вела в гардероб, способный вместить целую кровать, а другая – в белую ванную комнату с джакузи и душевой кабинкой со стеклянными дверьми.

– А где вещи фо Эли? – спросила я, открыв шкаф и не обнаружив ни одного клочка ткани. В квартире явно никто не жил.

– Здесь он ничего не хранит. Ты же знаешь, в Аккре у него несколько домов, – быстро проговорил мой шурин, словно готовился к этому вопросу.

– И в каком доме он хранит свои вещи?

– В нескольких. Уверен, скоро и сюда что-то привезет. – Ричард вернулся в коридор.

– Но… – начала я, однако мама ущипнула меня за руку, заставляя замолчать.

– Не страшно, – громко сказала она, чтобы Ричард услышал. – Разве плохо владеть несколькими местами, где можно прилечь? Это скорее даже знак Божьего благословения.

Затем она грозно взглянула на меня. Очевидно, тему развивать не стоило.

Квартиру к нашему приезду подготовили: холодильник забили всем, что можно вообразить, застелили кровати, развесили полотенца на крючках, полили растения в горшках на балконе.

– Кто все это сделал? – спросила я Ричарда, пока он ждал лифт.

– В здании есть специальные люди. Вы их увидите.

Я кивнула. Что за люди? Работают ли они здесь постоянно? Поливают цветы и покупают рыбу людям, которых никогда не встречали? Они и дальше будут все делать или нам надо самим ходить на рынок? А где он и как до него добраться?

Словно прочитав мои мысли, Ричард сказал:

– В конце недели я пришлю водителя, который отвезет вас за покупками. – Затем он протянул мне хрустящую пачку банкнот. – Купишь все, что захочешь.

Я неуверенно потянулась за деньгами. Подарки от Ганьо обычно поступали мне через маму.

– Спасибо.

Я привезла с собой все сбережения, спрятав их в сумочке, и думала, как быть, когда деньги закончатся. Теперь Ричард давал мне целую пачку наличных. Интересно, на месяц? Хотелось знать, сколько и как часто будут давать денег, чтобы правильно распланировать бюджет. Однако я не стала тратить время на эти вопросы, а вновь спросила о муже, пользуясь маминым отсутствием.

– Он вернется на следующей неделе, – ответил Ричард.

– И приедет ко мне?

– Э-э, в некотором роде… Посмотрим. Пока отдыхай.

Он вошел в лифт и, обернувшись, широко улыбнулся. Я еще долго стояла перед серебристыми дверями. Опасения вновь затмили радость, как в день свадьбы. Вот бы Ганьо перестали секретничать, ограничиваясь крупицами информации, и наконец в подробностях объяснили мне происходящее. Мама, вероятно, не согласилась бы со мной, но, по-моему, им следовало заранее сообщить мне, что меня поселят отдельно от мужа. А вообще, он должен был сам мне все объяснить – в конце концов, я теперь его жена. Но нет, меня засунули в эту квартиру и вручили карманные деньги, как школьнице. И что теперь прикажете делать? Сидеть на месте, сложив ручки, и ждать у моря погоды?

Мама рассердилась на меня, когда я поделилась с ней недовольством. Назвала меня неблагодарной и заявила, что не понимает, зачем я хочу все знать.

– Эликем Ганьо – твой муж. Разве этого не достаточно?

Раздраженная, я ушла в свою комнату и позвонила Мавуси.

– Не представляю, чтобы я вышла замуж и не жила с мужем в одном доме! По-моему, надо расспросить Ричарда, когда он придет в следующий раз, – встревожилась сестра.

– Сказала же, он ничего не объясняет, только юлит.

– Говори с ним твердо, и он поймет, как серьезно ты настроена. Пусть уяснят, что ты не какая-то девочка, которой можно помыкать.

– Ага, звучит все просто. Но вдруг тетушка разозлится, если узнает о моих расспросах? Что тогда?

– Хм-м…

– А я не пытаюсь устроить скандал, просто хочу разобраться. Как мне стать хорошей женой, если рядом нет мужа?

Мы с мамой постепенно привыкли к новому распорядку дня: ранний подъем не позднее шести, затем чистка и уборка каждого уголка в квартире. Я прогнала горничных, которые заявились на следующее утро после нашего приезда.

– Мы убираем все квартиры, мадам, – объяснила одна из них, но я оставалась непреклонной. У нас никогда не водилось слуг, даже при отце. Мне просто неуютно с чужими людьми. Кроме того, мы и сами справлялись.

– Может, Ганьо тебя проверяют, – сказала мама, волоча швабру по кухонному полу, в то время как я протирала окна синим раствором, который взяла у уборщиц.

– В смысле?

– Ну, хотят поглядеть, какая из тебя жена. Станешь ли сидеть, сложив ручки, пока другие за тобой ухаживают.

– Хм-м. – Я задумалась на мгновение. – Но ведь тетушка меня уже знает. Кроме того, проверять следовало до свадьбы, теперь-то какой толк?

– Молодая ты еще, чтоб понимать такие вещи. – Мама неодобрительно покачала головой – этот жест, вкупе с опущенными уголками губ, предвещал очередную порцию нотации.

За несколько дней до свадьбы Ричард навещал нас в Хо, и мы с мамой попросили его рассказать о той женщине. Он сообщил, что Эли с ней познакомился, когда впервые поехал в Либерию. Он недавно окончил университет, факультет философии (не по собственному выбору), и его старший брат Фред, работавший в то время национальным секретарем правящей партии, отправил его на цементный завод, который он открыл с группой инвесторов.

– Ты станешь там моими глазами и ушами, – сказал Фред брату, провожая его в аэропорт.

Ему сняли квартиру в столице, в Монровии, и назначили служебную машину. Эли с радостью взялся за работу: далеко не каждый выпускник без опыта получает такую возможность. Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к особенностям страны: к другому акценту, к потреблению в пищу листьев, которые он считал несъедобными, к полуразрушенным зданиям, изрешеченным пулями и заросшим мхом из-за многолетней войны и проливных дождей; к толпам безработной молодежи с ожесточенными лицами, которые терзались мыслями о тяжелом прошлом и безнадежном будущем. Эли сопереживал людям и их вынужденной суровой жизни. Однако работа ему быстро разонравилась: он должен был заглядывать работникам через плечо и докладывать обо всем в Гану, что не вызывало симпатии к нему у коллег. Неприятно, когда при твоем появлении люди мрачнеют и сгибаются над столами. К тому же он чувствовал, что способен на большее.

Эли внимательно изучал окружение и прислушивался к разговорам новых друзей. Из полученной информации он извлек вывод, что в Либерии множество возможностей заработать. Войны разрушили страну, а значит, теперь ее нужно создавать заново. Требовалось строить дороги, реконструировать школы, возвращать электричество, импортировать детские подгузники и инвалидные коляски, бурить нефтяные скважины и добывать золото. И все это возлагалось на плечи богачей, у которых имелись деньги для финансирования новых предприятий и пополнения банковских счетов государственных чиновников, которые выдавали лицензии, разрешения и выбирали тех, кому выделить гранты.