Дара спала в изножье кровати. Навен почувствовал, как хитрюга осторожно устроилась там, когда решила, что он проснется только утром. Не потревожив бестию, Навен поднялся, набросил плащ и вышел вон.
«Раз Дара поселилась в нашей каюте, ей нужно собственное место», – подумал он.
Матросы всячески демонстрировали свое презрение обманщице. Кто-то бросил узел с ее барахлом под дверь. И выглядел тот узел так, точно его хорошо приложили ногой, если не гнали сюда пинками.
В зыбкой предрассветной мгле Орсо казался косматым облаком, зацепившимся за борт. Ветер трепал густую сизую гриву.
– Занятный тип наш командор, – без предисловий начал кот. – Ночью он выбросил за борт почтовую птицу.
– Что значит «выбросил»? Отпустил с посланием?
– «Выбросил» значит в точности то, что я сказал. Свернул бедняжке шею, а тушку бросил за борт. Едва ли птицы доставляют послания, как бутылки. Еще был он расстроен и зол, насколько я могу судить. После заперся у себя и пил.
– Угу, занятно, – нахмурился Навен. – Получил неприятное известие, значит.
– От кого? Мы в открытом море вторую неделю, третью? Я со счета сбился.
– От кого-то крайне влиятельного и неприлично богатого. Это была не просто какая-то почтовая птица, раз нашла адресата, нарочно скрывающегося ото всех. Вот зачем ее убивать, то действительно стоящий вопрос. Варианта два. Первый – чтобы избавить себя от необходимости отвечать. Второй – чтобы на том конце решили, будто письмо не дошло, раз птица не вернулась.
– А может, мы оба усложняем. У командора есть почтовые птицы. Самые обычные. Вдруг эта чем-то не угодила. Нагадила на любимую шляпу. Нечего строить теории заговора на пустом месте.
– Это верно. Но… на всякий случай, давай не будем бросать каюту без присмотра.
– Все еще думаешь, что Ромо приказано убить Айвена?
Навен кивнул. Не желая выслушивать доводы против, он поспешил сменить тему:
– Видел что-то интересное этой ночью?
– Кроме Ромо, убивающего птиц?
– Кроме.
– Хм… Пожалуй что видел. Мы изящно обогнали небольшой флот. Плавучий дворец, в сопровождении военных судов. По сравнению с тем кораблем гизрийская «Арамера» выглядела бы дырявым корытом.
В памяти очнулся порт Хоринга. Навен и Орсо часами бродили там, как записки читая сигнальные флаги.
– Кто это был?
– Без понятия. Кормовой флаг черный. Даже не так. Золотые полумесяц и крест на черном поле. Рискну предположить, что это штандарт правителя. Хотя принадлежность страны я разобрать не сумел. На военных кораблях кормовые флаги были алыми с каким-то белым символом. К нам такие не заходили.
– Что-нибудь еще?
– Ничего, кроме того, что на всех кораблях сигнальные флаги несли одно и то же послание: «Не приближайтесь, или мы атакуем».
– Сурово.
После рассказов Орсо Навен заложил бы душу Балнару, чтобы только одним глазком взглянуть на бумаги командора. Неприятное предчувствие ворочалось в животе. Едва ли птица рассталась с жизнью за обосранную шляпу.
Следующие несколько дней Навен незаметно присматривался к Ромо и его команде. Корладские вояки или глубоко уважали своего командира, или до смерти его боялись. Сам гизриец производил впечатление человека простого и сердечного. Ромо взял манеру приглашать Навена разделить с ним трапезу, а за столом развлекать рассказами о дальних странах и увиденных там чудесах.
Орсо проникся к командору глубокой симпатией, охотно веря тому, что Ромо старался показать. Навену же этот человек более всего напоминал Крысиного Короля из Хоринга. Недаром те двое были дружны. Вся эта отеческая забота и доброта вызывали у Навена желание копнуть глубже. Как корка на едва поджившей ссадине вызывает у мальчишек желание немедленно ее содрать.
Раз или два Ромо прямо интересовался состоянием Айвена. В остальное время позволял себе беззастенчиво шпионить за всем, что происходит на «Чайке». Навен в шутку говорил, что старик таким образом «метит территорию». Про себя же он был твердо уверен – Ромо почувствовал настойчивый интерес к своей персоне и, как человек азартный, решил сыграть с новым партнером партию-другую в игру «не суй свой нос в дела старших и более опытных». Правила игры плавали на поверхности, и Навен всерьез планировал… проиграть. Зачем? Ничто так не усыпляет бдительности, как уверенная победа.
Он с неподдельной заинтересованностью слушал болтовню командора, восхищаясь в нужных местах. Если это действовало на Сиятельство, подействует и на Ромо. Хотя стоило признать, что истории будоражили воображение.
Дара почти не расставалась с Орсо. Узнав их тайну, бестия крепко привязалась к обоим братьям. По вечерам она взяла в привычку просить сказок про магию и далекие земли. Навен с удовольствием рассказывал Даре о своих родных местах. Беседы отвлекали от неприятных мыслей о заточении и толкали вспоминать Хоринг снова и снова.
День ото дня воздух теплел. Чем дальше оставался удушливый север, тем быстрее улучшалось состояние Айвена. Когда из лазурных волн «Чайку» приветствовали дельфины, он уже махал им в ответ с палубы единственной целой рукой.
Айвен, по сути, мало чем отличался от своего младшего брата Леннарта. Однако был он куда прозорливее и опытнее. Навен ловил себя на мысли, что из Айвена вышел бы властитель как в легендах.
Чем лучше становилось самочувствие принца, тем больше тот бодрствовал. Лекарь искренне наслаждался обществом благодарного пациента. Сам же Айвен цеплялся за дружбу, как за спасительную соломинку. Стоило тому остаться одному, как строгое благородное лицо омрачала печаль. Они делили общую тоску – тоску по дому. Хоть мысли их занимали совершенно разные дома.
Айвен мог часами рассказывать о Корладе с его густыми лесами, полноводными реками и неприступными крепостями, надежно укрытыми среди белоснежных гор. Но более всего на свете тосковал он о своей единственной радости, о сыне.
Не только печаль объединяла Навена и Айвена, но и общая любовь – книги. Бывший наследник трона обладал весьма широкими взглядами для рыцаря, какими их привык видеть Навен. Как и он, принц читал все, что мог достать. Не чурался даже книг, запрещенных алым духовенством. Потому говорить с Айвеном было приятно и легко.
Чем крепче становилась дружба, тем сильнее росла в Навене тревога. Он был готов насмерть драться с любым, кто поднимет оружие против опального принца. А если бы завтра Айвена объявили королем, Навен присягнул бы, не задумываясь. Теперь он понимал Леннарта, любившего брата даже в монстре.
В один прекрасный день принц почувствовал себя настолько здоровым, что решил размяться, не размениваясь по мелочам.
На залитой солнцем палубе командор и Айвен затеяли шуточный поединок. Лишившись правой руки, принц не желал становиться беспомощным. Он усиленно старался довести до совершенства владение левой. С каждым взмахом сабли Ромо Навен безотчетно напрягался. «Ну, не станет же он убивать Айвена вот так», – уговаривал внутренний голос.
Маясь временным бездельем, Дара заплетала Орсо косички, сидя у него на спине. Вдруг мокрая тряпка прилетела словно из ниоткуда и звонко шлепнула ее в ухо! Матрос-шутник грубо хохотнул. Орсо повернул к нему голову, прижал уши, оскалился и зашипел. Шутник вздрогнул и попятился.
– Эй, жрец, прикажи своему коту… Эй! Пусть не трогает меня!
– Во-первых, он тебя не тронул. Пока. Во-вторых, вам тоже приказывали не цепляться к девке. Вы послушали?
Матрос сделал вид, что его что-то страшно заинтересовало у противоположного борта. Навен фыркнул. Лязг стали о сталь оборвался. Поединок завершился.
– А ты еще помнишь мои уроки, – улыбнулся командор.
– И не откажусь от новых, – поклонился принц. – Но взгляни! Моему лекарю не по душе наше занятие. Я прав?