– Знаю-знаю, – закатывая глаза, говорит Глобиночка. – У нас в детском саду одна тоже всё время устраивает концерты на блок-флейте, это жутко раздражает.
– Даёт концерты, – смеясь, откликается Вируся. – Это называется «давать концерт». Когда кто-то играет на музыкальных инструментах, а другие слушают.
– Вот как, – говорит Глобиночка. – А что же тогда такое «устраивать концерты»? Звучит противно.
– Противно и есть, – бурчит Резус. – Особенно, когда их устраиваешь ты.
– А вот и нет! – негодует Глобиночка. – Я такого вообще никогда не делаю!
– Ты уверена? – спрашивает Резус. – Ты же даже не знаешь, что это значит.
– Ну и пусть! – топает ногой Глобиночка. – Я не даю концерты и не устраиваю! У меня вообще нет никаких концертов! Потому что все они фу-у-у! Правда, дедушка?
– Да, – смеюсь я. – Ты совершенно права, устраивать концерты – это фу-у-у.
Сергей во всех подробностях излил мне своё горе по поводу затратных прихотей Павловой.
– С Йети бы у тебя таких проблем не возникало, она очень скромна, – сказал я. – Она стоит за дверью. Давай я вас познакомлю.
– Скромная прима-балерина? Это и правда что-то новенькое! – рассмеялся Сергей. – Ну, давай её сюда!
Открыв дверь, я подал Йети знак. Она вошла в кабинет, застенчиво потупив взгляд.
– Э-э-э… – шепнул мне на ухо Сергей, – ты уверен, что она танцовщица? Скорее уж напоминает танцора. Танцора из цирка. Очень волосатого танцора из цирка.
– Я так и знала, – вздохнула Йети, обладавшая, по-видимому, тонким слухом. – Это бессмысленно.
Повернувшись, она собралась было выйти из кабинета, но я остановил её.
– Да подождите же вы! – сказал я и с серьёзным видом повернулся к Сергею. – Дай ей шанс. Ты должен посмотреть, как она танцует. Лучше всего прямо сейчас.
– Ну ладно. – Взгляд у Сергея был скептический. – Только ради тебя. Пойдём на сцену, там сейчас никого.
Я взял Йети за руку, она дрожала, и мы пошли вслед за Сергеем.
– Нам нужна музыка, – сказал он, указывая на другой край сцены. – Поможете мне выкатить на сцену репетиционный рояль?
– Оставьте, – сказала Йети. – Я сама.
Подойдя к роялю, она подняла его обеими руками над головой, пронесла через всю сцену и опустила у ног Сергея.
– Для балерины вы очень сильная, – поразился Сергей. – Под какую музыку вы хотели бы танцевать?
– Под сюиту «Щелкунчик», пожалуйста, – сказала Йети.
Одобрительно кивнув, Сергей сел за рояль. Йети встала в позицию на середине сцены, всем телом вибрируя от волнения. Но стоило раздаться первому звуку, как Йети дрожать перестала. Она мгновенно очутилась в своём мире, там, где не важно, как она выглядит и какой её видят другие, там, где она – танцовщица, не больше и не меньше. Лучшая танцовщица всех времён.
Она танцевала и кружилась, прыгала и крутила пируэты, и глаза у Сергея округлялись всё больше. Один раз он даже немного сфальшивил.
Не успела прозвучать последняя нота, как Сергей, вскочив, громко зааплодировал.
– Это… это было… это было совершенно сенсационно! – восторженно восклицал он. – Тело подтянуто! Идеальная техника! Эта негаданная лёгкость! Обаяние! Грация! Браво, мадам! Снимаю шляпу! Вы поистине уникальны!
– Спасибо, – смутилась Йети. – Очень мило с вашей стороны.
– Это не мило! – возразил Сергей. – Это чистая правда! Вы рождены для танца! И для сцены! Для моей сцены! С этого момента у вас ангажемент! Мы устроим дополнительный спектакль! Утренний! Утреннее представление «Щелкунчика»! В ближайшее воскресенье! Что вы об этом думаете?
В ответ Сергею раздался страшный грохот – без всякого предупреждения Йети опрокинулась навзничь, лишившись чувств.
– Ой, бедняжка! – ужасается Вируся. – Она не ушиблась?
– Нет, не беспокойся, – заверяю я. – Йети очень крепкая.
– Я тоже стану примой-балериной, – заявляет Глобиночка. – Я ведь тоже здорово танцую!
Забравшись на стол, она принимается яростно скакать по нему туда-сюда. Она неистово дрыгает руками и ногами, подпрыгивает в воздух, крутится и… потеряв равновесие, падает со стола. Я бросаюсь к ней и едва успеваю её поймать. Уф-ф-ф, обошлось!
– Если кем и станешь, то примой-падалиной, – с усмешкой комментирует Резус.
– Было весело! – хихикает Глобиночка. – Ещё раз!
– Лучше не стоит, – со вздохом облегчения отзываюсь я. – Сядь, пожалуйста, на место. Я же должен вам рассказать, что было дальше.
Время до утреннего представления мы с Йети провели в прекрасном Париже. Днём Йети репетировала свой главный выход, а когда заходило солнце, мы гуляли по городу. Я показывал Йети все достопримечательности, ночью мы тайком залезли на Эйфелеву башню, через чёрный вход прокрались в Лувр и вместе ели мороженое на Елисейских Полях.
Сергей развесил повсюду в городе афиши, на которых Йети анонсировалась как Йетина Карамазова, сенсация из Санкт-Петербурга.
Не сказать чтобы Йети это особо радовало.
– Но это же враньё, – сказала она Сергею. – Это не моё имя, и я не из Петербурга.
– Ах, да ведь это никому не известно, радость моя, – возразил Сергей. – Просто публика охотнее принимает русских танцовщиц. Вы же хотите, чтобы билеты на представление раскупили, да? У нас уже сейчас зарезервировано больше ста мест.
– О, так много? – спросила явно взволнованная Йети. – Они все придут, чтобы на меня посмотреть?
– Они придут, чтобы посмотреть на новую сенсацию из Петербурга, – подмигнул Сергей. – Вы говорите по-русски?
– Нет, ни слова, – ответила Йети.
– Не страшно, – махнул рукой Сергей. – Примы-балерины не обязаны разговаривать. Если кто-то станет вас о чём-нибудь спрашивать, говорите просто «ничего» или «авось», в России это правильные ответы на все вопросы.
Йети внимательно рассмотрела афишу.
– Но на ней же нет моего изображения, – констатировала она. – У Павловой на афише всегда её портрет.
– Но Павлова не весит триста килограммов и не выглядит как длинношёрстый белый медведь, – возразил Сергей. – Спокойно предоставьте рекламу нашего утреннего спектакля мне, моя радость, я знаю, что делаю.
– Да, но не будут ли люди чувствовать себя обманутыми, если в воскресенье на сцене предстанет не стройная-престройная и бесшёрстная русская, как обещала афиша?
– Ах, не забивайте себе этим вашу упрямую головку, – сказал Сергей. – Увидев ваш танец, они тут же позабудут обо всём, что написано в афише. Поверьте мне, дорогуша, всё будет чудесно, и вас ожидает большой триумф!
– Похоже, ничего другого мне не остаётся, – вздохнула Йети.
А потом наступил этот великий день. Погода, к сожалению, намечалась прекрасная, и поэтому мы отправились в театр ещё до восхода солнца. Тем не менее мы пришли не первыми, нас уже ждал Сергей. Он встретил нас в гримёрной Йети в сопровождении пяти человек в белых халатах.
– А, вы ранние пташки, вот и чудненько! – сказал он. – Значит, времени нам хватит!
– Хватит на что? – спросил я.
– Ну, на преображение косматого белого медведя в приму-балерину, – обернувшись к пятерым мужчинам, Сергей хлопнул в ладоши: – Можете начинать!
Каждый из пятерых тут же схватил ножницы. Они придвинулись к Йети.
– А-а-а-а! – прыгнув мне на руки, в ужасе завопила она. – Помоги, Влад! Это парикмахеры!
Как ни наслаждался я близостью Йети, но больше трёх секунд удержать её на руках не мог. Я осторожно опустил её на пол.
– Они… они хотят остричь мою шерсть, – боязливо сказала Йети, пытаясь спрятаться за моей спиной.
– Ты же не серьёзно, да? – спросил я Сергея. – Что всё это значит?
– Ты о чём? – изобразил невинность тот. – Это для её же блага. Когда всю шерсть удалят, она наверняка приобретёт более-менее презентабельный вид. Мы же не хотим перепугать нашу публику, правда?
Я впервые спросил себя, с какой стати дружу с Сергеем – он явно не хороший человек.
Йети заплакала:
– Но тогда это буду уже не я, – рыдала она. – Я думала, главное – танец, а не моя шерсть. Большего я никогда и не хотела. Просто танцевать.
– И вы будете танцевать, – решительно сказал я. – И именно такая, как есть, с вашей прелестной шерстью.
– Не будет, – сказал Сергей. – Это мой театр. Здесь по-прежнему я решаю, кому танцевать на этой сцене, а кому – нет. И будь она действительно лучшей примой-балериной в мире, в наши дни этого недостаточно. Чтобы стать звездой, нужно большее. Больше красоты, больше харизмы, больше очарования. И в любом случае меньше шерсти. Я мог бы сделать из неё звезду. Или пусть уходит. В таком виде она у меня ни за что выступать не будет.
Йети разразилась громкими рыданиями, а я в ярости подступил к Сергею. Я остановился так близко от него, что мы почти соприкасались носами.
– Она будет здесь выступать, – прошипел я ему. – И именно сегодня, как заявлено. А если ты не позволишь ей станцевать, то я кое-что из тебя сделаю, что тебе наверняка не понравится, – я сверкнул клыками. – Ты меня понимаешь? – выразительно спросил я.
Судорожно сглотнув, он молча кивнул.
– Вижу, мы друг друга поняли. А теперь исчезни и своих бесстыжих махателей ножницами забери!
