— Согласен, — как и положено военному Николай Николаевич принимал решения быстро, оценивая все плюсы и минусы. — С одним условием.
— Каким? — настороженно спросил Михаил II.
— Возьму с собой часть офицеров из управления генерал-инспектора кавалерии.
— Не возражаю. Отправлю указания Сахарову, — согласился император. — Тогда и у меня просьба.
— Какая просьба? — теперь настал черед Николая.
— Размести свою ставку в Порт-Муравьеве.
— Зачем? — удивился Николай. — Я думал о Владивостоке или о Харбине.
— Полагаю, будет нелишним показать всем, что уходить из Кореи мы не собираемся. Да и оборона Дальнего Востока более от флота зависит, чем от армии. Так что подыщи себе хорошего товарища от флота. Я бы тебе Сандро порекомендовал…
— Подумаю, — уклонился от прямого ответа Николай. Сразу решив, что Александра Михайловича с собой не возьмет даже под угрозой расстрела. Зачем ему под боком этот настойчивый мореман. «Самотопы»[4] вообще должны были, по мнению Николая Николаевича подчиняться армейскому командованию...
Еще примерно четверть часа они обсуждали, что необходимо сделать в первую очередь. После чего расстались, внешне весьма довольные друг другом. Недовольна итогом аудиенции была лишь Анастасия Черногорская, которой совершенно не хотелось покидать Санкт-Петербург. Впрочем, и онав итоге смирилась с отъездом НикНика в эти дальние дикие места.
Решив проблему с одним из своих родственников, Михаил в этот день больше никого не принимал. Ему хватило работы с бумагами, так что засиделся он в своем кабинете до самого вечера. Уже начало темнеть, когда он наконец добрался до доклада вице-адмирала Скрыдлова. Командующий расположенной в Порт-Муравьеве[5], что располагался на месте бывшей деревни Фу-чжи-на-фань, крейсерской эскадрой адмирал писал:
«Мы должны войти в Корею… и пройти через нее от начала и до конца, то есть до самого южного ее побережья, так как именно и только здесь мы «выходим на тот берег Великого океана, на котором Россия приобретет подобающее ей господство на Восточноазиатском континенте. Именно поэтому разумеется, наша главная база должна быть выдвинута к самому южному побережью Кореи: она должна быть не иначе, как в Мозампо».
Оценивая занятый в 1899 году Порт-Муравьев и описывая его недостатки, вице-адмирал снова указывал на Мозампо и лежащий рядом с ним остров Каргодо:
«В бухтах острова Каргодо и соседнего материка могли бы укрыться флоты всего мира. Географическое положение острова необыкновенно выгодное. С устройством передовой базы флота на Каргодо внезапная высадка десанта в Фузане станет немыслимой. Каргодо будет сторожить японский порт Такесиху и германскую базу в Сасебо, запирающие входы в Корейский пролив, и явится связующим звеном между главными портами Амура и Манджурии. Каргодо значит ключ к Корейскому проливу, в который державы ныне преградили России доступ, — писал Скрыдлов. — Каргодо это будущий порт, выход из которого нельзя будет запереть. И который, благодаря своей относительной близости к вероятному театру военных действий на Дальнем Востоке, будет чрезвычайно удобен как для операций русского флота, так и для передвижения русских крейсеров».
Пожав плечами, Михаил отложил доклад в сторону, начертав на обложке папки: «Рассмотреть на заседании Государственного Совета с участием управляющего военно-морским министерством». Учитывая, какие деньги были вложены в постройку Порт-Муравьева и строительство железной дороги до него от Николаевска-Уссурийского, он полагал, что большинство будет против дополнительного порта и, значит нового расхода вечно недостающих в бюджете денег. К тому же расположение базы флота столь близко к Японии может быть опасным, решил Михаил. Ничто не может помешать тем же германцам, японцам или имеющим базы в Нагасаки и Вей-Хай-Вее англичанам скрытно сосредоточить в ближайших японских портах достаточные силы и нанести внезапный удар. Впрочем, Михаил тут же решил, что его знаний для утверждения о возможности таких действий недостаточно и что надо поговорить об этом с моряками, хотя бы с тем же Александром. Которого, как уже ему стало понятно, НикНик с собой не возьмет. На этот случай Михаил решил отдать под командование Александра Михайловича эскадренный броненосец «Сисой Великий», который после встречи с кайзером у Бьерке отправиться на Тихий океан. Так что НикНик напрасно думает, что за ним некому будет присмотреть. Сандро с этим отлично справится, даже командуя кораблем. Надо заметить, что эту хитрую комбинацию Михаил придумал лично, без подсказок от жены и очень ей гордился.
— Ну вот, бр-р-р, все готово, — отложив в сторону еще одну бумагу с нанесенной резолюцией, удовлетворенно проворчал Михаил. Потянулся и еще раз взглянул на дневник. В котором лежал листок с напоминанием о необходимости завести личного секретаря. Однако пока подходящего человека он найти не мог. Но очень хотел, несмотря на все возражения мамА. Которая опасалась, что такой секретарь сможет влиять на его решения, делая в бумагах акцент на нужные ему сведения. Михаил с этим соглашался, но о необходимости иметь кого-то, кто сможет сделать экспозе[6] из пришедших документов и сократить время на работу с бумагами, думал уже давно. Осталось только найти такого человека. Что оказалось самой трудной частью всего этого замысла.
А ведь Михаилу, как императору приходилось постоянно читать и анализировать «пухлые» доклады, журналы и мемории. «Читал до обеда, одолел отчет Государственного совета. Вечером окончил чтение отчета Военно-Морского министерства — в некотором роде, пожалуй одолел слона», — записал он в дневнике. После чего еще раз, с удовлетворением от хорошо проделанной работы, осмотрев стол и рассортированные документы, император встал, потянулся и отправился в личные покои. По пути предупредив дежурного офицера. А перед сном они с Викторией в два голоса читали «Три мушкетера» в русском переводе. И были спокойны и счастливы…
Зато на следующий день в Гатчину приехали великие князья Владимир и Сергей. Просто, как бы по-родственному. Пришлось Михаилу с ними встретиться.
Первым разговор начал Сергей Александрович.
— Михаил, я вчера неожиданно узнал о принятом тобой решении назначить Николашу наместником Дальнего Востока. Извини, что мы с Владимиром вмешиваемся в твое решение, но ты, Мишкин, не прав. Николай — военный, а не статский управленец. Он, может быть, и хороший военный… Но статские, и, особенно, дипломатические обязанности, которое без всякого сомнения потребуется выполнять в этом сложном районе империи нашей, он одолеть не сможет. Могу дать в том мое честное слово. И эти мои убеждения разделяют и присутствющий здесь Владимир и отсутствующие сейчас Павел и Константин. Мишкин, поверь, мы хотим лишь отговорить тебя от ошибки, которая может дорого обойтись империи нашей и нашей Семье, — настаивал Сергей Александрович. — И даже твоя матушка — императрица с нами согласна.
— Но, mignon oncle[7], — ответил ему Михаил, — решение уже принято. И менять его я не буду. Помните, дядя Серж, что сказал по этому поводу Наполеон: «Ordre, contre-ordre, desordre[8]».
— Мишкин, — вступил в разговор Владимир Александрович. — Пойми, это не военные маневры и даже не реальный бой. Это серьезнейшее государственное дело. Назначь на это место дядю Сергея или даже кого-нибудь из тамошних губернаторов и ты получишь куда лучший результат, чем сейчас. Я Николай Николаевича Младшего весьма ценю как военного и не поставлю на него ни гроша, как на политика. Подумай, дядя Сергей имеет гигантский опыт управления не самым спокойным городом Империи. Он, по моему мнению, и с трудностями на посту наместника Дальнего Востока справится. А Николаю Николаевичу самое лучшее место будет на должности командующего Варшавским округом. Заодно и намек Вильгельму будет знатный, с учетом предпочтений Николая. Подумай Мишкин, — добавил он тоном учителя, разговаривающего с капризным и невежественным гимназистом.
— Я вас услышал, — спокойно сказал Михаил. После чего столь же спокойно добавил тоном, от которого могли замерзнуть даже эскимосы. — Но решения своего менять не собираюсь. И критики его, предупреждаю, слышать не желаю.
