Крейсера типа «Виктория Луизе» оказались хорошими мореходными кораблями, несколько уваливавшимися на подветренный борт, но легко входившими на волну, с хорошей маневренностью и управляемостью. При незначительной килевой качке бортовая качка бывала довольно значительной, хотя и плавной. С увеличением скорости хода возрастала вибрация корпуса, особенно в районе кормы.

Превосходил своего русского однокашника — бронированный крейсер «Рюрик» по вооружению, уступая в водоизмещении, дальности плавания и максимальной скорости при почти равной толщине брони (для модернизированного (альтист.) «Рюрика» — 4-229 мм, 12 -120 мм и 8-47 мм орудий, бронепояс 102-203 мм, дальность до 7500 миль на 10 узлах, а максимальная скорость 20 узлов).

Два корабля — «Виктория Луизе» и «Фрейя», вместе с бронепалубными крейсерами «Кайзерин Августа» и «Ирене», малыми крейсерами «Газелле» и «Ниобе» составляли основные силы участвовавшей в «Манильском инциденте» Восточно-Азиатской эскадры Германии под командованием контр-адмирала Альфреда фон Тирпица.

Именно 24-см пушки и броня этих крейсеров заставили адмирала Дьюи отказаться от вооруженного столкновения с немецким флотом.

И король, нахмуривший брови,

Проходил без пажей и слуг.

И в каждом брошенном слове

Ловили смертный недуг

А. Блок,

«Потемнели, поблекли залы»

Санкт-Петербург встретил Петра полузабытым запахом зимы и легким морозцем. После Рождества и Нового года прошло уже много времени, но на улицах еще сохранились кое-где праздничные украшения. Но прохожие уже привычно не обращали на них внимания, озабоченные новостями из Ялты. Кто побогаче, ловили мальчишек-газетчиков, кто победнее — собирались у тумб с наклеенными афишками последних сообщений о здоровье Государя. К огорчению большинства верноподданных, его величество, которого успели уже наградить народным прозвищем Добрый, заболел во время обратной дороги из столицы в Ялту. И сейчас пребывал, если судить по сообщениям, в болезненном состоянии без признаков улучшения. Отчего, естественно, о бывшем адъютанте царя и наблюдателе при испанском флоте лейтенанте Анжу не то чтобы забыли, но и не вспоминали. Вообще, большинство несрочных дел замерло в тревожном равновесии вместе с их исполнителями. Ожидавшими, затаив дыхание, чем же закончится печальное происшествие с его величеством. А что дела… дела могут и подождать. А то ведь решишь какое-нибудь дело, а потом окажется, что на престол взошедший после своего брата царь Михаил и его окружение имеют на это дело совершенно другой взгляд. И решение твое не одобряют вплоть до отставки без пенсиона. Вот и тянут время чиновники и сановники, находя все новые и новые оправдания для затягивания порученных дел и выжидая, чем закончится болезнь императора. Но надо признать, эта ситуация оказалась для Петра совсем неплохой. Поскольку приказ на назначение его командиром «дестроера» или, как сейчас стало модно говорить, «истребителя миноносцев» «Бравый» уже подписан, но пока официально не озвучен, у Анжу образовалось нечто вроде отпуска. Официально числясь прикомандированным к Гвардейскому Морскому Экипажу, какими-либо обязанностями, как и ежедневным посещением службы, Петр был не обременен. Образовавшееся свободное время Анжу тратил на походы в театр, Дворянское собрание и на визиты к знакомым, а также на чтение. Все же за время походов по морю он изрядно отстал от культурной жизни и сейчас боролся с этим отставанием, читая все новое, что успели издать за время его отсутствия в стране. Скучать было просто некогда. Вот и сегодня он собрался в гости к Трубецким, навестить вернувшегося в прошлом году с Дальнего Востока Владимира.

Родители Владимира в Петербург не приехали, оставшись в своем имении под Ялтой, так что встретил Петра сам «виновник торжества» лично.

— Кого я вижу! — деланно удивился он, одновременно и улыбаясь, и озорно подмигивая. — Наш испанско-американский путешественник! — они дружески обнялись. — Проходи и ничему не удивляйся, — шепнул князь.

Удивиться Анжу все-же удивился, потому что кроме жены Владимира, Елены, в комнате неожиданно оказались еще и Дима Максутов с женой.

— Елена Михайловна, Наталия Васильевна, разрешите представить вам нашего лучшего друга, лейтенанта Петра Ивановича Анжу, — представил друга женщинам Трубецкой.

— Весьма рад знакомству, — целуя дамам ручки, говорил Анжу. Пытаясь одновременно понять, отчего у него вдруг испортилось настроение. Пока он размышлял о своем состоянии и настроении, в гостиной завязался общий светский разговор. Как обычно, начали с погоды, потом перешли на смешные случаи из жизни на кораблях. Вспомнили, конечно, и о здоровье его величества и некоторых слухах о свете и великих князьях. Вспомнили про великого князя Павла Александровича и его попытке жениться на бывшей мадам Пистолькорс. И тут неожиданный ажиотаж вызвало нечаянное признание Петра, что он лично знаком с Ольгой Пистолькорс и даже танцевал с ней однажды на придворном балу.

— Расскажите, расскажите! — насели на него Елена с Наталией. Оказалось, что скандал с внезапным «для всего света» разводом и попыткой заключить новый брак жены бывшего адъютанта великого князя Владимира и блестящего конногвардейца Пистолькорса еще до сих пор у на слуху. А по популярности не уступает слухам о здоровье государя.

Как бывший придворный, о подоплеке этого дела Петр знал много больше своих друзей.

Ольга Карнович в девятнадцать лет вышла замуж за гвардейского офицера Эрика Пистолькорса и родила ему трех детей: сына Александра и дочерей Марианну и Ольгу. Этот брак долго считался удачным, а Ольга входила в число уважаемых полковых дам. Она была умной, обаятельной и умевшей располагать к себе женщиной. Она для каждого находила нужное слово, была с ними внимательна, пела арии из опер, неплохо играла на фортепиано, была в курсе литературных новинок. Ольга быстро сблизилась с другими офицерскими женами и даже сумела втереться в доверие супруги главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа великого князя Владимира Александровича. В результате расположенная в Красном селе дача Пистолькорсов стала популярным местом встреч гвардейских офицеров расквартированных поблизости полков. К тому же великий князь Владимир Александрович не столько командовал гвардией, сколько имел «склонность к изящному», в том числе и к «изящному полу». Особенно ему нравились живые и раскованные молодые дамы, к числу которых принадлежала и Ольга Пистолькорс. Ходили слухи, что в конце концов она стала любовницей великого князя. Но как только Владимир Александрович попал в немилость, Ольга переключилась на великого князя Павла, часто бывавшего в гостях у Пистолькорсов вместе с офицерами Гродненского гусарского полк. Постепенно Павел Александрович, жена которого, греческая принцесса Александра, умерла в 1892 году, пленился Ольгой. В высшем свете скоро об этом узнали и были уверены, что оборотистая дамочка просто окрутила великого князя. Надо заметить, она это и не слишком скрывала. Иметь в любовниках великого князя Владимира — это хорошо, но еще лучше выйти замуж за вдовца, который самому императору Всероссийскому приходился дядей. Породниться с царствующей семьей, как говорили, было заветной мечтой Ольги, и она ее почти достигла. У великого князя Павла тоже были свои принципы. Соблазнить жену своего гвардейского товарища — это противоречило его понятиям о чести. Он долго колебался, хотя Ольга и уверяла его, что у них с Эриком «все кончено», и они фактически перестали быть супругами. Лишь после долгих раздумий и колебаний Павел все же решился признаться ей в любви. Со временем, презрев условия высшего света, они стали появляться вместе на публике. На приемах и балах она блистала в роскошных драгоценностях, в которых знающие люди с изумлением узнавали украшения покойной императрицы Марии Александровны, которые унаследовал ее младший сын Павел. Все это служило темой бесконечных пересудов, но не вызывало никаких нареканий, так как вдовец Павел мог завести роман с любой женщиной, даже замужней, если он не переступал установленного законом порога. Роман Ольги с Павлом был настолько очевидным, что не только в свете и при дворе о нем знали. Даже солдаты гвардии, как говорят, распевали: «Нет судьбы на свете горше, чем у Павла с Пистолькоршей». Все чаще Павел с Ольгой стали выезжать за границу, где они по-семейному жили вместе, не скрывая своих отношений.