— К-куда? — удивился Петр.
— Куда-нибудь на улицу, мне срочно нужно на свежий воздух, — попросила незнакомка. — Мне… нехорошо… Я сегодня напилась, как сапожник, в зюзю, нах… Прошу меня простить за мой иностранный… Пойдемте же отсюда…
Петр аккуратно развернулся. Одновременно перехватив соскочившие с плеча руки и готовясь к тому, что собеседница не удержится на ногах. Однако барышня устояла, еще раз удивив мичмана. Потому что перед ним стояла невысокая, ладно сложенная девушка, совсем еще ребенок на вид. Вот только выглядывающие из лифа высокая грудь и нездорово покрасневшие щеки и кончик носа, да отдающее перегаром дыхание, доказывали, что она старше и эмансипированней, чем выглядит на первый взгляд.
— Извините, мадмуазель, не имею чести быть вам представленным…, — попытался внести ясность Анжу.
— Фи! Между прочим, мадам, — обиженно нахмурила брови женщина. — Какой вы скучный! Наверное, вы недавно вернулись в Петербург и редко бываете в свете?
— Прошу меня простить, мадам, — только и смог ответить Анжу, неожиданно обнаруживший, что они уже покинули зал и идут каким-то неизвестным ему коридором. — Азия-с. Только недавно по морю ходил, от береговых нравов отвык-с
— Оно и видно, — пьяно усмехнулась прелестница. — Но пойдемте же скорее, мне действительно нехорошо. Сейчас я немного похвастаюсь съеденным, и мы поедем, мон амираль.
— Куда? — снова удивился Анжу.
— Фи! И еще раз фи! Неужели вы столь недогадливы? — деланно удивилась незнакомка. — А говорят, моряки никогда не теряются и весьма умны. Ко мне, разумеется… Я вам покажу свой будуар. Ручаюсь, такого вы еще не видели, мон амираль.
— Польщен вашим предложением, сударыня… но, быть может, ваше желание уехать со мной обманчиво?
Незнакомка усмехнулась, совершенно неожиданно для Петра, язвительно, тонко и в тоже время умно…
— Вы не поверите, мон амираль, но я после Института перевидала столько разных мужских причиндалов, сколько вы морских волн не видели! И уж как-нибудь в них, могу вас уверить, я разбираюсь… Скажу вам прямо. Вы не похожи на обычного столичного хлыща… Вы настоящий мужчина, воин, офицер и моряк. Карета за углом, так что едем скорее… Я уже вас хочу…
Сопротивляться столь откровенному предложению Петр оказался не в силах. Тем более, что они уже вышли через неизвестную ему боковую дверцу в переулок.
А потом была карета, незнакомый дом, недлинный коридор...
Через пару часов Петр лежал на спине и бездумно смотрел на высокий расписной потолок. Ни на что другое сил уже не было, даже дышать было тяжело. Ныл натруженный «рабочий инструмент» и побаливала покрытая засосами грудь. Но, как ему показалось, реноме настоящего морского волка Анжу не уронил. Поскольку незнакомка, явно удовлетворенная и утомленная не меньше мичмана, спала с улыбкой ангела на лице.
Внезапно в дверь спальни негромко постучали.
— Жорж, вы? — сонным голосом задала вопрос незнакомка. — Вы же знаете, что вам всегда ко мне можно. Входите же…
— Кто? — только и успел задать вопрос Петр. И даже получил на него парадоксальный ответ.
— Муж…
— Кх-х-то? — только и успел прохрипеть Анжу, когда в спальню, не чинясь, вошел пожилой представительный мужчина в домашнем халате, напоминающий своим видом о царствовании незабвенного Александра II Освободителя.
— Лежите, лежите… Прошу меня извинить, что я вот так по-домашнему, — вежливо склонив голову, поприветствовал он лежащих в постели любовников. — Еще раз примите мои извинения, ежели я вас фраппировал своим поведением,- обратился он к недоумевающему Анжу. — Мы же даже не представлены… Дубровский, Гавриил Иудович, полковник по Адмиралтейству. Честь имею.
— Анжу Петр… Иванович, мичман, — выдавил ответ Петр.
— Мой муж, — притворно потупив глазки, добавила раскрасневшаяся незнакомка, которую все происходящее явно веселило. И только Петр никак не мог понять свою роль в этой комедии дель арте[3].
— Очень приятно-с, — еще раз кивнул Петру Гавриил Иудович. — Знаком-с, знаком в вашим дедом, Петром Федоровичем[4]. Но что это я… совсем заболтался. Как ты себя чувствуешь, Мари? Тебе хорошо?
— О, да, мне очень хорошо, у меня все прошло. И голова не болит, но кое-что другое побаливает… гхм-гхм…, —прелестница притворно закашляла, одновременно стреляя глазками в лежащего в позе смирно Анжу.
— Тогда я удаляюсь. А вас, Петр Иванович, приглашаю на утренний чай, — еще раз куртуазно поклонившись, полковник вышел из спальни.
Через полчаса умытый, освеженный и слегка опомнившийся Петр сидел столовой и поглощал великолепные пирожки с не менее отлично заваренным чаем.
— Так уж мы привыкли, Петр Иванович, — очередной раз оправдывался Дубровский за свой, скудный, по его мнению, стол.
Они уже успели обсудить сложившуюся комическую ситуацию. Анжу узнал, что Мария Андреевна вышла замуж за пожилого полковника сразу по окончании Смольного института благородных девиц. А поскольку, как выразился полковник, «старый конь глубоко не вспашет», то мудрые супруги дали друг другу вольную. Которой, как можно было понять, пользовалась прежде всего Мари. Ибо полковнику, столоначальнику в одном из департаментов Морского Министерства, препятствовали как возраст, так и служебные обязанности.
— Но вы бы знали, как трудно найти подходящего мужчинку. Одни грубияны, болтуны и бугры[5]! — возмущалась Мари. — А вы… такой нежный, такой… надежный…
В общем, ситуация для Петра не только прояснилась окончательно, но и оказалась весьма выгодной. Ибо заиметь знакомство в морском ведомстве даже потомку адмирала было не слишком просто...
Поговорив о низменной стороне бытия в виде необходимости для молодой жены иметь постоянные и желательно необременительные любовные отношения и подкрепившись, полковник пригласил мичмана в кабинет. Мари же, извинившись, отправилась «по своим женским делам» на Моховую. Где, как невольно узнал Анжу, располагалось модное ателье Анны Гиндус, у которой «одеваются все, кто ценит в нарядах утонченность, шарм и легкую смелость».
Оставшись тет-а-тет, Гавриил Иудович предложил Петру не стесняться, угостив ароматной кубинской сигарой и не менее ароматным французским коньяком «Курвуазье». И предложил общаться по-простому, без чинов.
— … Я, конечно не адмирал Чихачев и даже близко к нему не вхож, — задумчиво заметил Дубровский, — но некоторый вес в ведомстве имею. А вам, Петр, надо до следующего чина еще почти год выплавать. При этом, учитывая, как вы сошлись с Мари, мне бы очень хотелось, чтобы вы служили где-нибудь неподалеку и могли с ней… встречаться, хотя бы время от времени. Иначе у нее болит голова. А что такое мигрень у недовольной женщины, вы, по молодости и холостяцкому образу жизни и представить себе не можете… служба страдает, не говоря уже о личном моем здоровье. Знаете что… на миноносцы пойдете? С посещением Минных курсов?
— Конечно, Гавриил Иудович, с превеликим удовольствием, — невольно согласился Петр. Подумав про себя: «А старичок-то не промах… впрочем, какой еще, черт побери, старичок? Опытный канцелярский боец… Внимательный, осторожный, очень и очень себе на уме… такой при необходимости и человека самолично завалит. А уж карьеру сломает запросто и без моральных мук…»
— Вот и отлично, — обрадовался Дубровский, разливая собственноручно еще по одной порции коньяка. — Служить будете неподалеку и сможете с Мари встречаться при сходе на берег… Не возражаете?
Петру в альфонсы не слишком-то и хотелось. Но возможность плавать, да еще на миноносце, плюс заветные лейтенантские погоны… К тому же Мари была женщиной раскованной и приятной в любви, что избавляло от необходимости искать утешения в домах терпимости. И эти соображения не могли не перевесить.
— Значит, жить будете в Гельсингфорсе, с командировками в Петербург, — констатировал Дубровский. Они еще немного побеседовали на разные темы. Между прочим, Дубровский рассказал, что прототип пушкинского Дубровского — его дальний родственник, владевший в восемнадцатом веке селом неподалеку от имения Пушкиных. Вспомнили и деда Анжу, с которым, как оказалось, тогда еще прапорщик по адмиралтейству Дубровский встречался в Кронштадте.
