За расширением кругозора через крысявкины воспоминания я и коротала время путешествия. Питала мозг знаниями, облагораживала тело вынужденной диетой из овсяной каши, которую местный кок отчего-то очень любил, и считала дни. До Эйссы, судя по ответам стражников, оставалось лететь около недели, когда дирижабль замедлил ход и пошел на снижение. Узнать о последнем было проще простого: если закладывает уши и пол начинает уходить из-под ног, ответ напрашивается сам собой.

«Заходим в очередной порт», – так прокомментировала крысявка. Стоянка длилась не больше часа и была бы ничем не примечательна, если бы не одна деталь: прежде чем дирижабль вновь поднялся к облакам, я обзавелась соседом, поселившимся в каюте через стенку.

О новом постояльце сообщил сначала скрип половиц, а потом – надсадное пение несмазанных петель и уважительный комментарий старпома:

– Располагайтесь, крауф.

Нам с напарницей стало любопытно, с кем так почтителен пройдоха гном?

Нет в мире силы, способной противостоять женскому любопытству. Спустя три часа, в течение которых из-за стены не доносилось ни звука, я занималась тем, что выколупывала из доски сучок. В ход пошли умыкнутый однажды во время ужина столовый нож и шпилька из собственной прически.

Когда же в углу каюты появился глазок, и я прильнула к нему, чтобы узнать, кто же этот таинственный крауф, меня ждало потрясение.

На кровати на животе лежал, раскинув черные крылья, мужчина. Но даже не это поразило меня больше всего. Из здоровенной рваной раны на его боку сочилась кровь, пропитавшая уже всю простыню.

Поначалу мне даже показалось, что этот крауф мертв, столь неподвижен он был. Да и сама поза (рука вывернута под немыслимым углом: еще немного, и лучевые кости выскочат из сустава) свидетельствовала о том, что не просто так нежится на ложе крылатик. Но пригляделась повнимательнее и поняла: таки живой. Едва заметно дышит.

Первым порывом было помочь. Хотя бы позвать тех, кто перевяжет рану истекающему кровью. Но я волевым усилием заставила себя отринуть малодушные мысли о помощи ближнему. Научена уже горьким опытом. И если совесть, которая потом непременно меня будет грызть, еще можно накормить благими намерениями, как милостыней нищего (а не держать впроголодь, чтобы уж совсем заела), то отнимать у Смерти положенное ей по праву… Не всякая костлявая взятку возьмет, вдруг попадется неподкупная?

Крыса же, до этого момента составлявшая мне компанию, куда-то убежала, едва ее любопытный нос сунулся в мой глазок. Местом, в которое дезертировала компаньонка, оказалась соседняя каюта. Я наблюдала, как крысявка, ловко перебирая лапами и используя хвост как оплетку, взобралась по ножке кровати, устроилась в изголовье и стала внимательно разглядывать крылатого.

Хозяин каюты то ли почуял на себе пристальный взгляд, то ли просто от боли застонал, но, так или иначе, крыса посчитала за лучшее смыться.

Пока она шустро мела хвостом по направлению к крысиному лазу, я рассматривала соседа. Руки. В них чувствовалась сила. С чуть выступающими прожилками вен на запястьях, обвитые сетью нательных украшений: коричневых рун и белых жгутов застарелых шрамов. Последние были тем виднее, что рассекали смуглую кожу. Черные волосы, разметавшиеся по подушке. Под стать им и перья на крыльях, в которых, казалось, поселилась сама тьма.

Широкая спина, которая не привыкла склоняться. Крепкие плечи. Тренированные мышцы воина, застывшие под кожей. Чуть пульсирующая жилка на шее, где тоже красовался рунический знак. Лицо мужчины было наполовину скрыто подушкой. Оттого я смогла лишь заключить, что крылатый – обладатель прямых бровей, упрямого широкого лба и римского, чуть с горбинкой, носа.

Я бы не сказала, что по канонам нашего модельного мира он идеален. В нем не было ни капли гламурной красоты, которая является скорее результатом титанического труда визажистов, стилистов и фитнес-тренеров, чем даром от рождения. Зато от него буквально веяло силой. Как сказала бы моя коллега, секретарша Леночка: «Столько тестостерона, что в нем можно если не утонуть, то захлебнуться – так точно».

Раненый еще раз пошевелился, перекатившись. При этом крылья, оказавшиеся снизу, начали уменьшаться, складываясь в валики, а потом и вовсе стали втягиваться в спину. От исследования физиологических процессов крылатых мужчин путем наблюдения меня оторвал крысиный писк: из разведки вернулась Энжи.

Я на всякий случай вставила выковырянный до этого сучок обратно в дерево. Мало ли?

– Будь осторожна, – начала фамильяр, усаживаясь на задние лапы, а передними остервенело растирая мордочку. Не помогло, крысявка все равно расчихалась.

Была у нее такая особенность: аллергия на пыль. У крысы! Как оправдывалась сама Энжения – не на всякую, а с доброй долей магической составляющей, но сути это не меняло. После того как собеседница прочистила нос столь немудреным способом, как чих, она продолжила:

– Я разглядела вязь на его запястье. Род Вердэнов. Плохо.

– А чем плохо? – не поняла я.

– А… да ты же не знаешь, – махнула лапой крыса. – Все забываю, что ты не от мира сего. Это один из пяти человеческих родов, который способен претендовать на престол. Чаще всего Вердэны по мужской линии – это дипломаты, военачальники, советники… В общем, опасные личности, приближенные к трону. Но вот что странно – этот раненый, хоть и принадлежит к роду Вердэнов, человек лишь наполовину. И это притом, что наследники древних династий никогда не мешали кровь! А если учесть, что на предплечье у нашего соседа еще и знак урбороса – змея, поедающего свой хвост – то и вовсе тоскливо.

В этот раз вопросов я задавать не стала, лишь пристально посмотрела на крысу. Она ответила мне взаимным недовольным взглядом: разжевывай-де глупой хозяйке.

– Это символ. Его носят сумеречные гончие.

– Шпионы?

– Ну да, – удивилась моему непониманию крыса.

– Зачем, если ты агент, носить на себе метку, всем и каждому говорящую о твоем ремесле? – пояснила я свой вопрос.

– А ты думаешь, что ее ставят любому шпику, который только поступает на службу? – ехидно осведомилась крыса. – Это знак отличия, медаль. За заслуги, так сказать. У моего прошлого хозяина такая же была. Но сумеречные гончие не носят наград поверх мундиров…

– И все же зачем? Любая случайная девка, с которой провел ночь…

Крыса тоненько засмеялась, обхватив лапами хвост:

– Любая девка… Сдается, наш новый знакомец не из тех мужчин, что привыкли щеголять нагишом где ни попадя, и нам лишь по чистой случайности удалось лицезреть его нательную живопись.

Тут мне вспомнились слова капитана о том, что он пассажиров не берет… Значит, об этом знал и крылатый, раз не ожидал, что за ним могут подсмотреть. Кстати, а почему этот-то раненый тут оказался?

Энжения думала недолго и предположила, что скорее всего капитан был вынужден подчиниться закону Трейгора: оказать помощь агенту при исполнении. Это одно из условий, при котором частному дирижаблю дозволяется летать по просторам империи.

Я заинтересовалась этими самыми условиями и законами в целом, да и самим капитаном, и разговор с раненого соседа перешел на вещи более обыденные. Со слов Энжи выходило, что нелюдей в империи не то чтобы притесняют, но относятся строже. А как иначе? Власть крепка тогда, когда нация едина. А лучше всего народ объединяют две вещи – трагедия и ненависть. Первая – кратковременная, а вот вторая… Но мудрый политик не станет разжигать ее до фанатизма, а будет умело направлять, закручивая гайки.

Так вышло и с капитаном. На первый взгляд, эльфам, как, впрочем, и гномам, и драконам, и оркам, в империи все дороги открыты. Но дополнительные налоги с нелюдей (как же – живут дольше, болеют меньше), возможность только платного обучения (задарма у себя дома в священных рощах обучайтесь! И не важно, что у вас там гражданская война. Имперцам-то какое до этого дело?), отметки о месте пребывания, пошлина на вступление в брак… Вроде права такие же, как и у людей, но это юридическое равноправие эмигрантов напоминало скорлупу протухшего яйца. Пока не коснешься, оно такое же, как и все соседние, но стоит чуть треснуть – и от вони в носу еще долго щипать будет.