3. Что касается нашей третьей категории, то есть людей равнодушных к искусству, то они-то как раз и участвуют на завершающих стадиях внедрения новизны в жизнь, в непосредственном создании ценностей, едва обозначенных творцами и «запроектированных» любителями. Это, во-первых, а во-вторых, нельзя с уверенностью утверждать, что искусство не оказывает на них никакого воздействия. Это воздействие, – если не непосредственное, то опосредованное в той или иной степени самой обстановкой жизни, в которую искусство может быть вплетено самым неожиданным образом. А потом, и это, в-третьих, можем ли мы быть уверены в том, что к категории так называемых равнодушных мы не относим людей неравнодушных к искусству, людей, имеющих в душе позыв любви к искусству, но так еще и не сумевших осуществить этот позыв, наполнив его соответствующим содержанием.
Но здесь нам следует снова вернуться к нашей первой категории и отметить одну характерную особенность общества в отношении его к творцам искусства. К сожалению, следует признать одну глубочайшую несправедливость: роль искусства как бы не замечается и замалчивается, а порою и игнорируется нашим ханжеским обществом. Игнорирование творческой и, по сути дела, всеопределящей роли искусства в развитии Культуры и Цивилизации является, скорее всего, психологической компенсацией неспособности основной массы общества участвовать в указанном развитии не столько на уровне создания самих произведений искусства, сколько на уровне генерирования идей и мыслей в сферах, относящихся к научной, социальной, моральной, культурной и т. д. жизни общества.
Получив, благодаря воздействию искусства, – и непосредственному и опосредованному – множество материальных, душевных и духовных благ, мы закрываем глаза на то, что эти блага были бы невозможны без искусства. Более того, наша наглость простирается так далеко, что мы только самим себе приписываем и инициативу, и творческую роль, и привилегию создания этих благ. Происходит это, скорее всего, потому, что обыкновенному человеку, не увлеченному искусством, – а таких подавляющее большинство – свойственно преувеличивать роль собственной персоны в обустройстве общества, а без этого преувеличения он может быть и не согласился бы участвовать в столь хлопотливом проекте под названием жизнь. Но Природа-то знает, кому и какая роль отведена в этом проекте и даже на разных стадиях его осуществления. И от этого никуда не уйдешь и ничего не поменяешь. Творец закладывает свои эстетические идеи в произведения искусства, созерцатель обнаруживает эти идеи и «материализует» (то есть трансформирует) их в идеи, мысли, парадигмы, концепции и т. д. в сфере науки, техники, моральной и общественной жизни, люди же «непричастные» тем или иным образом к искусству внедряют идеи созерцателей, а, следовательно, и творцов, в жизнь. Искусство, как и всякое природное явление, строго иерархично в своем влиянии на человеческое сообщество, как строго иерархично, положим, построена система естественного отбора в животном мире.
Итак, мы показали, что интерес к искусству и знакомство с ним опосредованным образом влияет на продуктивность нашего мышления в различных сферах деятельности, что свидетельствует, скорее всего, о том, что идеи искусства каким-то непонятным нам образом усваиваются и понимаются нами, хотя и не на сознательном уровне.
Б. Второй наш аргумент в пользу «понимания» идеи произведения основан на экстраполяции на случай с произведением искусства засвидетельствованной нами – в случае с анекдотом и инсайтом – причинно-следственной связи между достижением понимания и возникновением интеллектуального чувства удовольствия
Мы уже указали на принципиальное сходство процессов восприятия анекдота и инсайта с процессом восприятия произведения искусства. И это убедило нас в том, что наличие указанной причинно-следственной связи в первом случае вполне обоснованно можно распространить на второй случай. А потому, если мы не отрицаем того, что произведение искусства все же воздействует на нас посредством как бы непонятно откуда возникающего интеллектуального удовольствия, то имеем ли мы основание отрицать, что это чувство является следствием «понимания» той идеи-новизны, которая заложена творцом произведения?
Чувству интеллектуального удовольствия просто неоткуда больше взяться как от «понимания» объективно-интеллектуальной новизны. Как мы показали ранее, субъективная интеллектуальная новизна не способна возбудить наше интеллектуальное чувство удовольствия. Что же касается чувственной новизны, новизны от движения (переживания) наших чувств, положим, в процессе восприятия спектакля, книги, поэтического или музыкального произведения, то она также связана – через чувства – с «пониманием» объективно-интеллектуальной новизны, то есть идеи воспринимаемого нами произведения искусства.
Но здесь нам придется отметить еще одну отличительную особенность анекдота и инсайта в дополнение к тем, что нами даны в Разделе 2.1.
И сделаем мы это не столько для того, чтобы нам легче было понять отличие их воздействия на нашу психику и интеллект от воздействия, оказываемого произведением искусства, сколько для того, чтобы увидеть то положение, в котором мы оказались в конце (на пределе) нашего анализа произведения искусства. И особенность эта заключается в следующем. Понимание смысла анекдота или оформленной инсайтной идеи уже через некоторое время отбивает у нас всякую охоту повторно услышать этот понятый и усвоенный нами на сознательном уровне анекдот или снова обратиться к той мысли, которую мы получили в результате обработки инсайтной идеи. О чем это говорит? А говорит это о том, что понимание и усвоение сознанием встреченной нами новизны (идеи, мысли) в сильной степени снижает нашу потребность в повторном общении с тем новым, что мы недавно усвоили и, наверняка, заложили в память в результате некоторого общения с уже понятой нами идеей, мыслью.
Таким образом, усвоение сознанием идеи является достаточным основанием для того, чтобы не испытывать удовольствия от того, что мы уже поняли. Поэтому вполне естественно, что мы не испытываем желания вновь к ней вернуться. Чувство удовольствия было приманкой к тому, чтобы мы усвоили нечто для нас новое и необходимое для расширения наших познаний в интересующей нас области. Итак, понимание сформировавшееся в бессознательном и вытесненное в сознание, усвоено последним, в связи с чем отпадает необходимость в желании снова к нему вернуться. С этой точки зрения интеллектуальное чувство удовольствия достаточно прагматично: оно выполнило свою роль и удалилось со сцены нашей психики. И никаким усилием воли мы уже не способны вернуть его обратно (хотя бы только для того, чтобы его испытать).
Удовольствие это монета, которой заплачено за понимание идеи (смысла) на сознательном уровне. Не плати нам Природа (физиология) такой монетой, вряд ли мы согласились бы развивать в себе способность понимания объективной интеллектуальной новизны.
Но что же с нами происходит в случае общения с понравившемся произведением искусства? Почему Природа так много нам платит, если принять во внимание тот неоспоримый факт, что мы способны достаточно долго испытывать притяжение того или иного произведения искусства, ощущая неизменным чувство наслаждения, но все же не достигая при этом понимания сути произведения на сознательном уровне?
Можно было бы, конечно, предположить, что достаточно частое и длительное общение с произведением сопровождается постепенным и достаточно незаметным пониманием его идеи на уровне сознания. Но это маловероятно, поскольку, как мы ранее показали, сознание способно постигнуть только ту объективно-интеллектуальную новизну, которая представляется ему в целостном и готовом виде, в виде однозначно понимаемой идеи. А потом, как бы долго мы не узнавали произведение искусства, мы не можем сказать, что степень нашего сознательного понимания идеи зависит от длительности и частоты нашего с ним общения. Мы можем лучше узнать его «внешнюю» сторону, сторону доступную как восприятию наших чувств, так и пониманию нашим сознанием (например, сюжетика, символика и т. д.), но внутренняя его сущность, его идея и новизна в «чистом» виде остается загадкой для нашего сознания. Другое дело, если постепенное постижение «внешней» атрибутики произведения искусства способствует постепенному узнаванию его внутренней сущности, как, положим, накопление наших познаний в какой-либо сфере способствует интенсификации иррациональной деятельности нашего интеллекта.
