Зайна пыталась понять, по какой причине её могли оставить одну в джунглях в бессознательном состоянии. Почему коллеги бросили её и не вернулись? Волнение, граничащее с отчаянием, не давало думать.
Одно проводник знала наверняка. Ей нужно найти путь обратно. Но всё-таки что-то было не так… Зайна никак не могла понять, сколько сейчас времени. Её внутренние часы дали сбой, а стрелка воображаемого компаса исчезла вовсе.
Зайна бросила попытку что-либо разглядеть. Ей было страшно и холодно. Проводник не узнавала эти места. Это были не те джунгли. Не её джунгли.
Только сейчас Зайна осознала, что до сих пор она не уловила ни единого звука: ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни даже шуршания листвы под ногами.
Зайной окончательно овладел ужас. Она начинала осознавать, что из этого места, где бы она сейчас ни находилась, выхода нет. Видимо, ядовитое жало восьминогой твари отправило её слишком далеко. Настолько, что обратного пути уже нет.
«Но я же жива…»
В этот момент Зайна услышала Голос.
Голос, которому никогда и ни при каких обстоятельствах не следует отвечать, – шёпот коварного незнакомца, убеждающего ребёнка открыть дверь.
Утраченное шестое чувство на мгновение вернулось. Оно немыслимым образом прорвалось из мира живых, чтобы в последний раз помочь своей хозяйке. Предостеречь её, прежде чем окончательно сгинуть. Оно возопило что есть мочи и бессильно кануло в бездну, поверженное чьей-то могучей волей. Но теперь проводник знала – Голос пришёл за ней. И она в опасности. Она в страшной опасности.
Тем временем Голос повторил:
– Приветствую тебя, Номер Четыре.
«Не отвечать, не отвечать».
Зайна не могла найти иного выхода из ситуации. У неё не осталось других средств защиты, кроме как…
– Приветствую тебя, Номер Четыре.
«Не отвечать, нельзя отвечать».
У Зайны отняли всё. Жизнь, тело, даже её интуицию. Остался лишь страх. Ощущение огромной опасности. Но Голосу, она понимала, необходимо сожрать всё до последней крошки.
Он всегда голоден…
– Приветствую тебя, Номер Четыре.
«Что угодно… только не отвечать. Не отвечать…»
Но она ответила.
Не сразу…
Прошло время. Много времени. Очень много: столько, что Зайна уже начала забывать, по какой причине твердит одни и те же слова. И, когда время и пространство стали для неё единым целым, а движение и состояние покоя перестали иметь различие; в тот момент, когда чернота представилась Зайне чем-то обыденным, привычным и абсолютно нормальным, а память утратила даже малейшее представление о том, что с ней было, и о чём бы то ни было, вновь прозвучал Голос:
– Приветствую тебя, Номер Четыре…
Номер пять
На подходе к заброшенному поселению рав-серен[1] Армии обороны Израиля Хаим Кац передал по рации, что необходимо снизить скорость и продвигаться крайне осторожно. По последним разведданным, где-то здесь находятся туннели террора, пролегающие глубоко под землёй, – сеть бункеров и коридоров, по которым незаметно передвигаются террористы. Задачей отряда Хаима Каца было найти такие туннели и уничтожить их.
Хаим жестами показал солдатам занять боевые позиции. Сам укрылся за полуразвалившейся каменной стеной, которая осталась от некогда жилого здания. Рав-серен проверил оружие. Убедившись, что оно находится в боеспособном состоянии, спецназовец перетянул штурмовую винтовку таво́р со спины на грудь. Сняв автомат с предохранителя, Хаим двинулся вперёд.
Хаима окружали занесённые песком руины. Здесь и на много миль вокруг на поверхности не осталось практически ничего живого: лишь редкие кустарники, несколько видов особо ядовитых скорпионов и их добыча.
Всё было спокойно.
Отряд во главе с командиром рав-сереном Кацем, который исполином возвышался над остальными, миновал былое поселение. Перед военными вновь простиралась голая пустыня: одинокая и бесконечная, обрывающаяся лишь у линии горизонта.
Хаим ощутил тревогу. В голове заработал древний механизм – чутьё, доставшееся ему в наследство, по мнению военного, от неандертальцев, которым оно было необходимо для выживания в диком мире.
Рав-серен не мог с точностью определить, что именно вызвало ощущение беспокойства, но чутью он привык доверять. Не теряя времени на сомнения и раздумья, Хаим жестами указал отряду занять позиции. Спецназовцы моментально стали искать укрытие среди руин. Рав-серен бросился к ближайшей стене. Как только его тело скрылось за каменной кладкой, раздались выстрелы.
Интуиция вновь не подвела, но времени гордиться этим не было.
Зашипела рация, Хаим схватил её и поднёс к уху.
– Глыба, приём! Говорит Опоссум! Как слышно?
Рав-серен подтвердил связь.
– Хамасские крысы устроили засаду! – проскрипел голос друга из рации. – Видно, ждали, пока мы пройдём. Суки! Чтоб их… Всегда нападают со спины. Путь к отступлению отрезан! Связь с базой отсутствует…
«Вот тебе и интуиция», – подумал Глыба и усмехнулся. Только в этом смешке не было ни единого намёка на веселье. По всей видимости, он и семеро его боевых товарищей уже никогда не выберутся из этого места и станут новыми жителями этого славного города мёртвых.
– Приём, говорит Глыба! Как слышно? Отзовитесь каждый!
Из рации стали по очереди доноситься голоса. Когда все члены отряда откликнулись, Хаим продолжил.
– Туннели террора точно где-то здесь, иначе нас не смогли бы атаковать сзади. Начинаем зачистку территории. Задача – найти и уничтожить туннели. И… не подставляйтесь!
– Не переживай, брат, – ответил через рацию Опоссум. – Нас точно никто не грохнет. С этим можем справиться только мы сами!
– Не занимать волну! – отчеканил рав-серен, но улыбка тронула его лицо.
Тем временем звуки выстрелов становились всё чаще и громче: боевики приближались. Рав-серен услышал, как несколько пуль попали в стену, служащую ему укрытием.
Хаим закрыл глаза и глубоко вздохнул. «Восемь, семь, шесть», – шёпотом начал считать Глыба. На счёт «один» рав-серен вступил в бой.
* * *
Хаим Кац не мог точно сказать, сколько времени длилась перестрелка. В какой-то момент всё резко стихло. Хаим выглянул из укрытия. Никого. Встретившись взглядом с Опоссумом, Глыба увидел, что тот даёт сигнал – впереди чисто.
Короткими перебежками, прикрывая друг друга, отряд продвигался в глубь разрушенного городка. По пути рав-серен видел растянувшиеся на земле тела террористов. Хаим подумал, что каждое его появление знаменуется смертью.
В какой-то мере рав-серен был прав. Смерть уже давно нашла себе убежище внутри могучего тела человека-гиганта. Она выглядывала из его глаз, вылетала из дула его автомата, пряталась в раковых клетках, о которых Хаим пока и не подозревал.
Смерть ещё при жизни одарила своего избранника тем, что остальные получают лишь на закате дней: болью и одиночеством. Хаим служил в армии не из-за того, что испытывал патриотические порывы или чувство долга перед своей страной. Всё это было чуждо Хаиму, как и вообще любое состояние привязанности. С детства он не был сильно зависим от родителей. Он не был женат и никогда никого не любил по-настоящему, по крайней мере, в границах его представлений об этом чувстве. Хаим легко сходился и расставался с друзьями… Если он вообще мог так называть тех людей.
Единственными близкими для него становились сослуживцы. Но и их жизнь уносила в разные стороны подобно тому, как ветер разносит по земле сухие листья. А смерть тем временем через глаза своего носителя отмечала суженых и, когда наступало время, уводила их в свои тихие и мрачные покои. Хаим узнавал об этом по-разному. Иногда видел лица умерших друзей в новостях. Порой ему приходили печальные письма. Несколько раз звонили общие друзья. А спустя время он и их имена встречал в некрологах.
Смерть уже давно заняла просторные апартаменты в душе великана. Он чувствовал это, но не страшился. Безразличие, с которым Хаим воспринимал смерть, обесцветило его глаза, губы и волосы, придало коже серый оттенок и сделало её грубой, толстой и шершавой.
