Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Это ничего не значит, и не суди меня по внешнему виду. Есть ещё что-нибудь? – задал новый вопрос унитаз.

– Да много чего… э-э. Ну вот, например: как-то я одевался и сначала взял коричневые носки, потом увидел зелёные и поменял коричневые на них. А когда стал натягивать первый зелёный носок, он порвался прямо на пятке. Охуеть? Я снова взял коричневые носки, оделся и вышел из дома. А пока шёл, то подумал, что коричневые носки прокляли зелёные, потому что я их поменял на те, вот они и порвались. И если они прокляли зелёные, то либо коричневые носки тупые, либо им похуй, либо они круче зелёных и не боятся, что проклятие вернётся в троекратном размере. Улавливаешь мысль? Я к тому, что у носков тоже есть свои авторитеты. И если ты когда-нибудь решишь на педальку натянуть носок, натягивай коричневый. Он и крутой, и в цветовую гамму впишется.

– Ха-ха-ха-ха, – засмеялся унитаз и случайно булькнул: – Ой.

– А-а… – мне вдруг стало казаться, что я сейчас наговорил унитазу много бесполезной хуйни, отчего я почувствовал себя неловко. – И-и-и-и… Я ещё всегда всем желаю говна, много матерюсь, дрочу и… и… люблю извращения, ещё я некрофил, – попытался я снова убедить унитаз в том, что я долбоёб и гондон по жизни.

– Некрофил? – не поверил мне унитаз. – Поподробнее, пожалуйста.

– Я дрочу на мёртвых тёлок.

– Ха-ха-ха-ха, – унитаз истерично засмеялся и снова булькнул.

– Знаешь, сколько порномоделей дохнет? Да они пиздец какой вымирающий вид. А ведь среди них немало пиздатых, фильмы с которыми до сих пор смотрятся на одном дыхании. Мне кажется, если ты дрочишь на умершего человека, это отдаёт некрофилией.

– Это смешно, – ответил унитаз.

– Писяпопа – смешно, – сказал я немного раздражённо.

– В смысле? – не понял унитаз.

– У тебя никогда не бывает такого, когда ты постоянно повторяешь какое-нибудь слово или словосочетание очень быстро до тех пор, пока оно тебе не начинает казаться бессмысленным и очень смешным?

– Нет. Например?

– Например, пися и попа, – сказал я. – Я часто повторяю эти два слова вместе, будто это одно слово, и постепенно ускоряюсь, пока мне не начинает казаться, что писяпопа – это какой-то невероятный мифический персонаж из Древней Греции.

– Ха-ха-ха, – унитаз снова засмеялся.

Я замолчал.

– Нет, у меня такого не бывает, – подвёл итог унитаз.

– В детстве меня постоянно распирало от слова «колёса», – признался я и быстро проговорил: «Колёсаколёсаколёсаколёса», – в этот раз до смешного не дошло. Наверное, мало проговорил.

– Я могу ошибаться, но мне кажется, от колёс не одного тебя распирало и не только в детстве, – предположил унитаз.

– Да-да, подъёбывай, – махнул я рукой. – Хуй чего тебе ещё расскажу.

– Да ладно, мужик, не обижайся! Спасибо, что развеселил. У каждого же в голове какие-нибудь пауки трахаются. У тебя такие, у кого-то другие.

– Да знаешь, если так рассуждать, то справедливости ради стоит заметить, что у меня в голове человеки-пауки трахаются.

– Пусть будет так, как скажешь, – легко согласился унитаз. – А можно тебе задать нескромный вопрос?

– Валяй, – кивнул я, не понимая – какой нескромный вопрос может задать унитаз?

– Сколько у тебя было в жизни унитазов, в которые ты срал?

– Хе-хе. Я не знаю, – растерялся я. – Что это за вопрос? Количество унитазов, в которые ты срал, влияет на коэффициент нормальности, что ли?

– Нет, я просто так спросил.

– Надо подумать.

– Подумай.

– Горшки считать?

– Нет.

– Любые другие места?

– То есть?

– Улицы, подъезды, тазики…

– Ты что, в подъезде срал? – удивился унитаз.

– Ну… был разок. Самый экстремальный просёр в моей жизни, на меня в тот момент можно было посмотреть из трёх глазков, – сказал я и понял, что начинаю краснеть, гордиться тут было нечем.

– Под дверь, что ли, кому-то срал? – хохотнул унитаз.

– Нет. Я не мог терпеть до дома и насрал там, куда донёс. Я забежал в ближайший подъезд, снял штаны и навалил кучу, придерживая входную дверь рукой, чтобы не зашли с улицы. А ещё я молился, чтобы в тот момент никто не вышел из какой-нибудь квартиры. Если бы меня спалили, мне бы настал пиздец.

– А чем подтёрся? – пожалуй, унитаз проявлял профессиональный интерес.

– Ничем! У меня же не было времени почитать газетку. Как ты себе это представляешь? Да я до сих пор вспоминаю это с ужасом. От меня потом воняло говном. И мне стыдно.

– Ладно. Улицы и подъезды не считаются. Тазики тоже.

– В общем, не так много, – я начал считать.

– Тазик, – заржал унитаз. – С бельём?

– Нет, без. И не надо про меня думать хуй знает что! Я никогда никому не срал специально. И в тазик срал по необходимости – обстоятельства заставили. У меня есть несколько знакомых, кто любит заниматься подобным говном – мстить говном. Одного уволили с работы, он выяснил, где живёт директор, насрал в банку, пришёл к нему домой и измазал его дверь своим говном. Другой насрал из мести в сковородку в хате своего знакомого и спрятал её в духовку у него на кухне. А третий возглавляет хит-парад – откинул глину втихаря на учительский стул в кабинете русского и литературы, когда учился в шестом классе, потому что училка его пиздецки бесила. А потом всем распиздел, что это сделал какой-то пятиклассник.

– Хе-хе, ужас! Подставить пятиклассника, учась при этом на год старше – небывалое свинство. Но я бы всё-таки на вершину твоего хит-парада поставил вторую позицию. Всё-таки навалить в сковороду, а потом спрятать её в духовку – недурственное говнецо.

– Срать, – я пожал плечами. – В смысле, похуй.

– Знаешь, – унитаз продолжал, – мне ещё кажется, что мы с тобой уже настолько сблизились, что ты, когда захочешь мне рассказать в следующий раз, как разбил чей-то велосипед, насрал в подъезде или до усрачки испугался писипопы, можешь смело ко мне обращаться со словами «Дорогой дневник».

– А мне почему-то кажется, что, когда твой лучший кореш – унитаз, испугаться до усрачки совсем не зазорно. И ещё мы бы могли замутить с тобой джаз-банду, назвать её «Единство», ебашить злой рэп и выступать на Международном дне инвалидов.

– Хах! Заманчивое предложение. Ну так что, посчитал?

– Считаю, – сказал я. – Ну, может, около двадцати, – прикинув, озвучил я цифру. – Да, не более двадцати пяти – точно.

– Гм, маловато, – унитаз меня как будто хотел пристыдить.

– Да что-то мне как-то, прикинь, стремновато срать где попало, и, думаю, не мне одному, – попытался я оправдаться перед унитазом. Хотя зачем? Я ведь его даже не знал.

– В тебе непозволительно много комплексов для твоего возраста, – раскрыл мою сущность унитаз.

– О-о! – сделал я удивлённое лицо. – Из этого следует вывод, что у тебя офицерский чин.

– Борись с ними! – дал дельный совет унитаз.

– Да, вот как раз и начну, с тобой только допизжу и начну, – завёлся я от его показного спокойствия, как от прикуривателя. – Не буду бедным и закомплексованным, ага.

– Не надо нервничать, могу посоветовать один способ.

– Не обижайся, если я начну смеяться, – я готов был начать сразу же, как только унитаз заговорит.

– Можно попробовать одно упражнение, – пока я годил со смехом, унитаз продолжал советовать. – Взять хотя бы меня, ну или любой другой унитаз, представить, что я – все твои комплексы, и посрать на них.

– Да я и не ждал чего-то сенсационного, – я решил не смеяться, всё-таки унитаз пытался помочь.

– Не обязательно срать в унитаз…

– Можно срать в рот, – перебил я его. – Полагаю, удовольствия будет побольше, особенно если оно будет обоюдным. Имею в виду и того, кто откроет рот для принятия говна.

– Можно заниматься сексом с девушкой, также представив, что она – все твои комплексы, которые ты, сам понимаешь, ебёшь, допустим, в рот или жопу. Можно куклу, мож…

– Ну понятно, да. А дальше что? Каков итог у замысла-то? – я решил избавить унитаз и себя от остальных сравнений своих комплексов с кем-то или чем-то.

5
{"b":"795058","o":1}