Хлеб получился золотисто-коричневый. Мы с Пеппой ели его горячим, а Ингрид еще положила на свой кусок немного сыра, чтобы он расплавился.

Ингрид оказалась права. Пошел снег, и вечером мы сидели у огня, завернувшись в одеяла, а вокруг шел снег, и в свете костра он казался желто-оранжевым. Мы ели хлеб с сыром и пили чай с сахаром, но без молока. Пеппа рассказывала, докуда дочитала «Похищенного».

Героя звали Дэви, и все произошло в 1751 году. Его дядя не хотел, чтобы после смерти отца Дэви получил его большой дом, хотя на самом деле он был наследником. Поэтому дядя сначала попытался убить его, заставив в темноте карабкаться по дырявой лестнице. Дэви спасла молния — она осветила лестницу, и он понял, что дядя хочет его убить.

Потом дядя отправил его в Эдинбург к нотариусу, но заплатил капитану корабля, чтобы тот похитил Дэви, увез его в Америку и сделал рабом. Я думала, что только чернокожих из Африки делали рабами в Америке, но Пеппа сказала, что в книжке написано, что шотландцев тоже. Так что я узнала что-то новое.

Короче, на корабле капитан, его помощник и все остальные все время пьянствовали и до смерти замучили мальчика по имени Рансом, а Дэви приходилось носить им всем еду и выпивку. А потом они попали в туман, налетели на какую-то лодку, а в ней сидел шотландец по имени Алан Брек Стюарт, который сказал, что он король и везет кучу денег своему вождю, и Алан все время говорил всякие шотландские слова. Капитан был очень плохой, хотя Дэви решил, что он хороший, когда познакомился с ним в Эдинбурге. И тогда капитан и его вечно пьяная команда решили убить Алана и украсть его деньги, а Дэви подслушал их, и он подружился с Аланом, и была большая драка в какой-то корабельной рубке, и Дэви застрелил одного матроса, и еще избили мужика по имени Шуам, который убил мальчика, так что он тоже умер.

— А что такое виг? — спросила Пеппа.

— Имя такое, — отозвалась Ингрид.

— Нет, — не согласилась Пеппа, — что-то другое. Сол?

Я не знала. И «Википедии» у меня не было.

— Ладно, — сказала Пеппа, — Алан Стюарт сказал, что все виги мрачные.

Мы с Ингрид посмотрели друг на друга, нахмурились и пожали плечами.

— А сколько лет Дэви? — спросила я.

Пеппа решила, что лет тринадцать или четырнадцать.

— А он убивал людей, — сказала я.

— Ага, — согласилась Пеппа. Он же правда убивал, защищая Алана.

Пеппа выучила кучу немецких слов, пока я ходила ставить силки и охотиться на фазанов. Я спустилась к реке и поставила на ночь две лески с червями — на угрей. Рядом с лагерем я нашла кроличьи норы и кроличьи следы на снегу. Там я расставила силки.

Когда я вернулась, Пеппа как раз учила немецкие слова для разных частей тела. Тыкала себе в локоть и говорила: «Ellbogen», а потом в ухо — «Ohr» и в глаза — «Augen». Палец был «Finger», а рука «Hand», только произносилось это с «т» на конце. Потом она ткнула себя в задницу и сказала «ARSCH».

Мы собрали как можно больше дров, потому что они кончались, а Ингрид поведала, что у нее от таскания дров спина болит и вообще она старая.

Все вокруг было белым-бело от снега, снег покрыл кусты и деревья, а ночью небо было ясное-ясное и становилось очень холодно. Ингрид сшила Пеппе шапку, и Пеппа ее таскала. Шапка была с мехом внутри, козырьком и закрытыми ушами. Пеппа говорила, что шапка уютная. Ингрид хорошо шила и мастерила всякие штуки, а по ночам она сидела у огня и резала ножом деревяшки.

Однажды вечером, когда мы поели угрей с рисом, я спросила:

— Ингрид, а сколько вам лет?

Она улыбнулась и ответила:

— Семьдесят пять.

Потом она рассказала нам о своей жизни и о том, как попала в лес.

* * *

Она родилась в Германии, в Берлине, в 1940 году, во второй год Второй мировой войны. Ее отец был немецкий солдат, а мама приехала из Латвии, это такая страна рядом с Россией. Они познакомились еще до войны, когда оба служили в богатом доме. Ингрид сказала, что они жили в маленькой квартире на первом этаже в бедном районе Берлина, заселенном фашистами. Там везде висели их флаги. Ее отец не был фашистом, но ему все равно пришлось пойти в армию, и, когда Ингрид был год, он погиб вместе с полным самолетом немецких солдат где-то над Польшей.

Ее мама получала деньги от правительства, потому что ее муж погиб на войне, но, поскольку и на еду, и на квартиру денег не хватало, ее мама нанялась убираться в конторах и богатых домах. Дома Ингрид говорила по-латышски, а в яслях — по-немецки. Маму она называла латвийским словом mate. По-немецки мама будет mutti.

Британцы и американцы бомбили Берлин, и Ингрид с мамой приходилось сидеть в метро, которое по-немецки называется u-bahn. В яслях дети пели песни про Гитлера и победу Германии и не знали, что русские уже победили и движутся на Берлин. В парке рядом с их домом стояли огромные пушки, которые по ночам стреляли в самолеты. Все окна и двери на улице были заложены мешками с песком.

Однажды ночью мама Ингрид встретила в метро старика, с которым подружилась, а потом он стал ее любовником. Старик приходил в их квартиру и оставался на ночь. Он приносил еду, а иногда вино и бренди для мамы, а Ингрид купил куклу и ленты для волос. Его жену убило, а двое его сыновей погибли в России.

Район, где они жили, постоянно бомбили и обстреливали. У них не было еды, потому что все магазины в округе взорвали, вокруг валялся мусор, а дома лежали в развалинах. Ингрид с мамой оставались в своей квартире. Иногда мама уходила и приносила хлеб и рис, если могла их найти. У них не было ни газа, ни электричества, так что они жгли костер во дворе, чтобы греться и готовить. Нацисты убегали и прятались, потому что на Берлин уже шли русские солдаты, которые бы их всех перебили.

Старик, любовник мамы Ингрид, перестал приходить и приносить им еду, и они голодали. И все люди вокруг тоже. Мама Ингрид постоянно плакала. Целыми днями они просто сидели в квартире и слушали, как рвутся бомбы. Все ближе и ближе…

Потом пришли вражеские солдаты. Они заходили во все дома и квартиры и насиловали немецких женщин. Трое солдат ворвались в их дом и изнасиловали маму Ингрид, пока Ингрид пряталась в буфете. После этого у мамы Ингрид наступила депрессия, она просто лежала целыми днями, и искать еду и воду приходилось Ингрид.

Потом бомбежки прекратились. В родном районе Ингрид поселились русские. Они заняли все дома и квартиры, а посреди улицы поставили огромную палатку. Некоторые русские были хорошие, они давали Ингрид сигареты для мамы и хлеб. Почти весь Берлин разбомбили, куча домов развалилась, везде валялся мусор и кирпичи, ничего не работало, воду приходилось брать из труб на улице и носить домой в ведрах.

Русские солдаты говорили, что Гитлер умер, что Россия выиграла войну, Берлин теперь часть России, и Ингрид станет русской, а не немкой. Очень многих немцев угоняли в Россию работать на заводах, даже стариков. Ингрид с мамой тоже отправили работать, они вместе с другими женщинами разбирали горы камня и кирпичей, расчищая место. Их кормили в уличных кухнях. Каждый день они стояли в очереди за хлебом и супом.

Мама Ингрид нашла себе нового парня, русского офицера по имени Илья. Он был огромного роста и бородатый. Он приходил к ним, и Ингрид сидела в кухне, пока ее мама была в постели с этим офицером. Но вообще он был милый и приносил им еду — колбасу, шоколад и печенье. А маме Ингрид он приносил водку, и иногда они напивались, и тогда Ингрид уходила на улицу и играла среди развалин.

Тогда очень много ребятни играло на улицах и в разбомбленных зданиях. Они все были как Ингрид. Отцы у всех погибли. Лето стояло жаркое, и иногда дети находили в домах мертвые тела. По запаху. Везде стояли разбитые немецкие танки и старые помятые машины.

Однажды дети впятером играли во дворе среди куч щебенки и песка. У них нашелся кусочек мела, и они решили поиграть в дочки-матери. На земле нарисовали дом, Ингрид была ребенком, две девочки постарше — мамой и папой, а еще один мальчик — младшим братом. Пятая девочка бегала по двору и споткнулась о кучу мусора. Там оказалась бомба, которая взорвалась. Ингрид отбросило через весь двор, как куклу, и она ничего не видела из-за дыма и пыли в воздухе. Она обожгла щеку, и по лицу текла кровь. Все остальные дети погибли.