Потом мы снова полезли вверх по другой оленьей тропе и увидели что-то вроде выступа над рекой.

— А вот и мой лагерь, — объявила Ингрид.

Шалаш стоял довольно далеко от края. Он был больше нашего. Полукруглый вход она завесила зеленой тряпкой. Рядом сохла большая поленница дров, закрытая крышей из еловых веток. Чуть подальше высился каменный купол, сложенный на сухую, как забор в деревне. Перед шалашом темнел выложенный камнем очаг с треногой над ним. С треноги свисал чайник. Очаг прикрывал навес вроде того, что соорудила я. Хороший был лагерь, в общем.

Пеппа посмотрела на все это и крикнула:

— Сол!

Потом побежала за шалаш, где из камней бил родник и стекал в маленький прудик. За лагерем склон снова круто шел вверх. Там валялись большие камни и росли березы и рябина. Землю покрывали кусты ежевики и засохшие колокольчики.

Ингрид развела костер.

— Вам нравится? — спросила она.

— Очень круто, — ответила Пеппа. — А в пруду можно плавать?

— Я в нем моюсь и беру оттуда воду для питья, а стираю в ручье ниже по течению. Летом у пруда можно посидеть и освежиться.

Я достала компас и села поближе к огню. Лагерь был обращен на юг, чтобы его освещало солнце, а в шалаш не попадал северный ветер. Скорей бы утро. Тогда я увижу, какой отсюда открывается вид на реку и лес. Тут нас никто не найдет.

Пеппа подошла к костру, который уже разгорался. Рядом с ним стало тепло и светло.

— У меня есть хлеб и сыр, — пробормотала Ингрид и полезла в шалаш.

— Нас тут не найдут, Сол, — сказала Пеппа.

— Не найдут, — согласилась я. — Утром нужно будет осмотреться, но тут точно лучше, чем на прежнем месте. Дальше от дороги.

— Ингрид сумасшедшая, — решила Пеппа.

— Да. Но она милая, и мы ей нравимся.

Ингрид вернулась с тремя тарелками, огромной буханкой хлеба, маслом, большим куском сыра и банкой маринованных овощей.

— Ешьте, — велела она.

Я была очень голодная, а хлеб оказался мягкий и вкусный, и от него пахло дымом. Сыр был твердый и соленый, и он отлично пошел с овощами. Мы молчали. Пеппа все очень быстро умяла, и Ингрид спросила:

— Яблоко будешь?

— Ага.

— Ложитесь спать в шалаше, а я посплю у костра, посторожу, — сказала Ингрид.

Она вскочила и вытащила из шалаша большую циновку, спальник и одеяло. Циновку она кинула у костра, залезла в спальник и еще одеялом накрылась.

— Тут тепло.

— Ингрид, а как ты нас нашла? — спросила Пеппа. — Как ты узнала, что мы там?

— Почувствовала ваш костер. У меня очень хороший нюх. Я гуляла по пустоши и поняла, что кто-то жжет костер. Костер уже гас, так что я спустилась на него посмотреть. И увидела спящую девочку.

Меня этот вопрос тоже занимал. Ингрид показала пальцем на свой нос.

— Я чувствую запахи издалека. Могу учуять собаку, машину, а иногда даже людей, если ветер подходящий. Я по запаху определяю, что скоро пойдет снег или дождь. У меня отличный нос.

— Тогда Сол лучше не пукать, — сказала Пеппа.

— Ну мало ли, — откликнулась Ингрид, — все пукают. Я вот тоже.

— И Сол, все время, — обрадовалась Пеппа.

— Вы почувствовали запах полицейских машин? — спросила я.

— Нет. Ветер дул в другую сторону. А теперь давайте спать.

Она устроилась в своем спальнике, а мы подкинули в костер дров, чтобы она не замерзла, и пошли в шалаш.

У нее там была лежанка вроде нашей, из еловых веток. На плоских камнях располагались аккуратно сложенные одеяла и пледы и стояли пластиковые контейнеры с крышками. Из очищенного от коры ствола она сделала вешалку. Там висели куртки и платья — на плечиках, прямо как в шкафу. Там даже был китайский жакет с драконами, елками и рыбами, вышитыми золотыми и красными нитками. А вдоль стенки стояла обувь. Высокие сапоги, «мартинсы», высокие голубые ботинки на шнуровке, «конверсы» и две пары армейских берцев.

— А она любит всякие туфли, — заметила Пеппа.

Мы залезли в спальник. Лежанка была мягкая и очень удобная. Я так устала, что не смогла даже ничего рассказать Пеппе, но она тоже быстро заснула.

Глава десятая

Лагерь

Жить с Ингрид было здорово. У нас всегда была еда, и я могла охотиться в лесу. Там жили фазаны. Вообще-то, фазаны в Шотландии не водятся, их сюда привозят, чтобы всякие богатые люди могли на них охотиться за деньги. Их очень легко подстрелить. Они жутко шумят и вообще не умеют прятаться, а иногда просто сидят, пока ты к ним вплотную не подойдешь. Кто угодно справится с фазаном. Наверное, его даже из рогатки убить можно. Я убила двоих в первый же день у Ингрид.

Пеппа и Ингрид остались в лагере, постирали шмотки и развесили их сушиться, а потом Ингрид решила попробовать сделать что-нибудь нормальное из изрезанных Пеппой шкурок. Становилось холоднее. Днем было ясно, а ночью — морозно. Пеппа читала свою книгу, а Ингрид сидела у костра, резала шкурки и примеряла кусочки Пеппе на голову, а потом сшивала их. Одновременно она учила Пеппу немецким словам. Начали они с ругательств. Ингрид была уже старая, но ей было пофиг, и она сразу сказала Пеппе, как будет по-немецки «дерьмо», «дебил», «трахаться» и «задница».

— Это самые интересные слова в любом языке, — пояснила она. — Не бывает плохих слов.

Пеппа сразу спросила, как будет по-немецки «херня», «яйца» и «хрен».

Когда я вернулась с фазанами, Пеппа сказала, что по-немецки чучело называется popantz, лифчик — büstenhalter, то есть держатель для сисек, а член — schwänz. Я ощипала фазанов, и Ингрид велела оставить длинные хвостовые перья для украшения. Правда, она сказала «декорации».

Я выпотрошила птиц, мы их посолили и поджарили на палочках над огнем. Ингрид сварила рис в большом чайнике, и мы пообедали рисом и жареным фазаном. После еды Ингрид достала из ящика яблоки. Они лежали там, завернутые в бумагу, и оставались красными и сладкими.

— Завтра построим вам шалаш, — решила Ингрид, — мой мне скоро понадобится, потому что дня через два пойдет снег.

Утром мы проснулись пораньше, пока еще было совсем холодно, и я пошла в лес за жердями для шалаша. Мы выстроили его прямо рядом с шалашом Ингрид, так что вход оказался совсем близко от очага. Из камней я сделала основание для лежанки. За жердями для нее пришлось снова идти в лес, а за еловыми ветками — лезть наверх. Ингрид и Пеппа пока начали связывать жерди паракордом.

Мне пришлось забраться совсем высоко, где виднелись темно-зеленые верхушки елей. Их там оказалось восемь штук. Я срезала охапку веток, перевязала их куском паракорда и потащила за него вниз, как за ручку. Мы привязали брезент к получившемуся каркасу и закрыли его еловыми ветками, как черепицей. За ними пришлось ходить еще два раза, потом мы выложили весь шалаш до самой земли и прижали края веток камнями, чтобы в шалаш не задувал ветер. Вход мы сделали большой, полукруглый. В центре шалаша я почти могла встать в полный рост. Потом Ингрид велела нам сгрести сухие листья и положить их сверку на ветки, чтобы дополнительно изолировать шалаш. От еловых веток и сухих листьев очень хорошо пахло. Мы застелили лапником весь пол, как ковром, и лежанку тоже.

Ингрид делала что-то вроде свечек из плотно свернутой березовой коры и смолы, которую собирала с сосен. Еще она изготовила непромокаемые миски и кувшин из той же коры, залив смолой все швы, чтобы они не протекали. У Ингрид была большая банка смолы, и она разогрела ее и показала, как та хорошо горит. Она объяснила, что смолу можно использовать как клей, склеивать куски дерева, а еще смола оказывает антисептическое и противовоспалительное действие и убивает бактерии в ранах, так что из нее можно делать примочки и повязки.

Мы замесили в большой металлической миске тесто для хлеба из муки, воды, сухих дрожжей, соли и масла. Ингрид показала, что делать, и велела на час оставить тесто у огня, чтобы оно подошло. Потом мы добавили туда еще муки и замесили тесто снова, Ингрид скатала из него большой шар, положила на плоский камень и оставила еще на час. Затем Ингрид разожгла печь. Это был большой купол, сложенный из камней. Сверху лежал плоский толстый камень. В стенке оставался небольшой проход, и Ингрид впихнула внутрь сухой травы и разожгла ее палочкой из костра. Потом добавила туда дров побольше, так что внутри получился настоящий костер. Пол печки был сделан из плоского камня, и когда костер прогорел и остались только горячие угли, Ингрид сдвинула их к краям и засунула в печь тесто.