Всё было, как он и думал: не поцелуй, а один долгий укус, больше напоминающий попытку полностью подчинить себе другого.

Но им так и надо. Какая охота без азарта? Какая война без подчинения?

Они одинаковые. И связь у них тоже есть. Такая же сильная, но осознанная и понятая только сейчас.

Артемида вцепилась ногтями в запястье Ареса, думая отбросить. Но ей не больно: Бог чувствовал, что все силы Андреа брошены лишь на то, чтобы сильнее сцепиться языками. Мокрый звук разорвавшихся на миг губ прозвучал почти оглушающе. Грудь Богини поднялась от учащённого дыхания и соприкоснулась с телом Ареса.

Вниз, к солнечному сплетению, прибила волна жара, способного сжечь заживо.

Но Боги продолжали гореть. Друг для друга.

— Так и знал, что тебе непросто жить со своим целомудрием, — шепнул Арес и крепче сжал шею девушки. Посмотрел на её лицо: помимо помады смазалась и тушь. Из-под прикрытых век на него смотрели чёрные, как смоль, глаза, и искры в них летали такие же мрачные.

Воин такого за все жизни свои не видел.

— Замолчи, — приказала ему Артемида и притянула к себе снова. Двумя руками схватила лицо Ареса и с жадностью, будто задыхалась без его губ на своих, впилась снова. Бог прижался ближе, сталкиваясь с ней бедренными косточками; Кэмпбелл соприкоснулась ягодицами со стеной.

Пальцы скользнули по скулистым щекам Бога, прошлись по шраму, уродующему левую половину лица. И Ареса будто ледяной водой окатили. Прикосновение к шершавой коже, которая всегда одним даже присутствием будет напоминать об его предназначении, оказалось слишком личным. Намного интимнее поцелуя их, напоминал своей отчаянностью животный, и всех последующих действий в перспективе.

Он хотел оттолкнуться, но Артемида оказалась проворнее. Руки её сжали шею Ареса в действии, зеркальном касанию Бога, а сама Кэмпбелл прошептала, от губ жёстких не отсоединяясь:

— Не смей… стесняться. Шрамы тебя украшают.

Чёрт возьми…

Арес чувствовал, что начинает уступать ей. Что равный их поединок за контроль друг над другом становится совсем неравным. А допустить он этого не мог, даже если бы Артемида только на его лицо, изуродованное собственным предназначением, смотрела.

Арес заткнул ей рот, обхватив подбородок ладонью. Сам, наоборот, спустился ниже, обхватил губами венку, колышащуюся на шее Богини. Прижался к ней, втянул тонкую кожу, чуть перекатывая её между зубами.

Она такая терпкая… Её кожа. И сама Артемида такая: как самое лучшее вино Диониса, сносящее голову. Андреа заскулила ему в ладонь, но всхлип Богини оказался заглушен, больше напомнил стон.

Арес понимал, что подходит к грани собственного контроля, за которой его ждало бы полное безумие. Такое, с каким не справиться, какому можно лишь поддаться.

Артемида попыталась уцепиться за выступ на стене, чтобы не сползти на пол, но на ровной поверхности ничего не нашла. Так и царапала бетонную стену, проверяя на прочность чёрные ногти, и пыталась укусить пальцы Ареса.

В тот миг они отдались разврату, что накрыл их, как цунами, но Бог хотел это видеть. Наблюдать, как закатываются глаза непорочной Артемиды от его касаний, как раскрывается в стоне её рот, как белеют костяшки собственных пальцев, сжимающиеся на талии Андреа.

И желание это оказалось даже сильнее необходимости задрать юбку девушки и взять её прямо сейчас, у стены, как последнюю блудницу.

Вместо того Арес подхватил её на руки, обхватывая пальцами ягодицы. Андреа послушно развела ноги, обвила Бога войны за талию. Жар лона девушки сводил с ума. Он направился дальше по коридору, уже не боясь быть пойманным каким-нибудь официантом или затерявшимся победителем. Плевать, если их и поймают.

Это лучше, чем ощущать стыд за собственную тягу к Артемиде.

Богиня таяла, сгорала в руках Ареса; он это чувствовал. Её губы, так же как и его минуту назад, скользнули к шее. Девушка прикусила кожу, обтягивающую выпирающий кадык, поставила свою метку на теле Бога. Он едва сдержался, чтобы не рыкнуть в волосы Артемиды. Не видел почти ничего перед собой, но шел всё дальше, пытаясь найти уборную комнату.

Когда, наконец, мимо промелькнула табличка «WC», Арес рванул дверь на себя. Туалет небольшой, с одной кабинкой, и был пуст, что не могло не радовать. Бог поставил на ноги Артемиду, толкнул её в сторону раковины, а сам закрыл на замок не самую крепкую дверь.

Развернулся и сразу же оказался прижатым к стене. Артемида, словно обезумевшая от страсти и похоти, предприняла очередную попытку захватить контроль. Губы её искусанные прижались ко рту Ареса, заглушая его удивлённо-возбуждённый вздох, а руки Богини подняли запястья мужские вверх.

— Не шевелись, — приказала ему и снова поцеловала, но так, словно пыталась больно сделать. Бог войны замер, сам не понимая, почему поддался, но языком с Артемидой сплёлся. Вырывая и поглощая сразу же её стоны, которые оба уже и не скрывали.

Богиня провела кончиками пальцев вдоль его предплечий, локтей, мускулов. Ткань рубашки не особо плотная — стала казаться тяжёлой, жаркой. Артемида, будто почувствовав, принялась расстёгивать пуговицы одну за другой, освобождая сантиметр за сантиметром бледную кожу Ареса.

Он был готов проклясть её за эту неспешность и неожиданную ласку, которая никак не сочеталась с их поцелуем. А вместе с Андреа и себя загубить, ведь Арес едва ли не с ума сходил, будучи прижатым к стене Богиней целомудрия.

Как Бог войны себе это позволить может?..

Артемида подошла ещё на шаг. Хотя куда уж ближе?.. И почувствовала, как натянулась ткань брюк Ареса на уровне ширинки. Усмехнулась, но сама закрыла глаза на то, что ткань нижнего белья уже сырая.

Для Ареса это было пощёчиной, да такой сильной, от которой, наверное, мог бы разойтись шрам на щеке.

Больше не позволил себя раздевать. Снова схватился за шею Артемиды и двумя большими шагами припёр её к раковине. Развернул к себе спиной, чтобы оба они смотрели в зеркало.

И тогда Арес увидел в круглой отражающей глади то, что хотел увидеть. Он стал свидетелем явления похоти, которая поселилась в их телах, глазах. Артемида смотрела на него через зеркало, но взгляд был затуманен красной пеленой разврата.

Тогда Арес вдруг обрадовался, что много тысячелетий назад Аида всё-таки предала старых богов. Ведь иначе он никогда бы не прижался вот так к телу Артемиды, непорочной дочери Зевса, не ощутил разгоряченную кожу собственным телом, и мысли о грубом соитии с прекрасной лучницей так и остались бы лишь глупыми мечтами, которым Бог войны предавался в попытках забыть не менее прекрасную Афродиту.

Нет дыма без огня.

Артемида смотрела ему в глаза через зеркальную гладь. Подняла вдруг руку, завела её за спину и погладила Ареса по изуродованной щеке. Мурашки снова прошлись по предплечьям мужчины, поднимая волосы дыбом, но уже не хотел он избавляться от пальцев Богини.

Сам же он поднял, наконец, подол юбки. Просунул руку вперёд, огибая линию бедер девушки, и погладил Артемиду по половым губам. Их жар ощущался через белье. Арес усмехнулся, свободной рукой оглаживая подбородок Богини.

— Тебя настолько завёл наш поцелуй?

Она упрямо промолчала, но красноречивый взгляд в зеркале выдал её. Да, это её дико возбуждало. Арес хмыкнул, снова провёл средним и указательным пальцами вдоль промежности девушки. Та дёрнулась, будто от прикосновений Бога войны её током нещадно било.

— Или дело не в нём? — спросил он, прижавшись губами к уху. Пришлось податься бёдрами навстречу ягодицам девушки. Артемида снова вздохнула глубоко, будто желала потерянное в страсти самообладание вернуть, но вздох сорвался в стон.

Мысли о теле Ареса, его грубости, что возбуждала ещё не Артемиду, а Андреа Кэмпбелл, пробуждали чертей в её голове.

— Может, ты течёшь от мысли, что тебя возьмёт Бог войны, ненавистный чуть ли не всем пантеоном? Тебе нравится думать, что святую Артемиду нагнут совсем не нежно. Да ещё и туалете ночного клуба? Вдруг всё дело в этом?