В центре аэропорта, как и во всех общественных местах, возвышались три идола – одна из тех самых традиций. Ему, как христианину, следовало бы отвернуться и перекреститься, но с точки зрения аборигенов это выглядело бы оскорблением. Отвести глаза не удавалось, идолы притягивали взгляд. В каком бы виде они ни представали – скульптурная группа, картина, лепнина, чеканка – внешность их была строго канонической. Суровый мужчина в стальном доспехе, в правой руке щит, в левой – арбалет, глаза прищурены, волосы заплетены в толстую косу, выбивающуюся из-под шлема – Воин. Мужик с обнаженным мускулистым торсом и выдающимися вперед скулами, густой хвост волос рассыпался по спине, ноги широко расставлены, надежно стоят на земле, в руках отбойный молоток – Горняк. И Мать-Кормилица в струящихся, ниспадающих одеждах; вокруг головы, покрывая волосы, обернут платок; колосья в вытянутых ладонях; миндалевидные глаза, глядящие чуть искоса; мерцающая, ускользающая улыбка. Лицо Салимы. Куда бы т’Лехин ни направлялся, оно преследовало его. То во снах, то – как сейчас – наяву. Идолы обещали жителям Хао мир, сытость и достаток. Т’Лехину во взоре Матери-Кормилицы навязчиво чудились иные обещания, несбыточные.

– Найдите машину, – приказал он одному из сопровождающих, надев защитный шлем.

Хао – электрический мир. Глупо надеяться, что аборигены ради новых соседей откажутся от того, на чем основана вся их жизнь. Мересанцы никогда не смешаются с коренным народом, не станут жить вместе, никто не ступит на опутанные проводами земли без острой нужды. Хао не быть единой планетой. Два мира в одном, ничего с этим не поделаешь.

Адмирал Гржельчик никого не убил. Ни Иоанна Фердинанда с его женами и детьми, ни Бена с Эйззой. Только прикрывал глаза всякий раз, как их видел, и беззвучно молился. Вскоре стало ясно, почему. Вместе с Гржельчиком на «Ийон Тихий» явилась девушка. Большеглазая симпатяшка с короткими золотистыми волосами, очень молоденькая. Иоанн Фердинанд предположил, что любовница: ну, а с чего иначе он стесняется ее показывать? Но Эйзза, простодушно и без комплексов расспросившая девчонку, опровергла его гипотезу:

– Дочка! – и добавила: – Она – кетреййи.

– Бред! – фыркнул он. – Как это дочь землянина может быть кетреййи?

– Не знаю, – Эйззу это не смущало, слишком многого она не знала и не понимала, не смущаться же всякий раз. – Но она точно кетреййи. Что я, свою не отличу?

Эйззе девочка очень понравилась. Взаимно. Хелена была донельзя счастлива, что кто-то не смотрит на нее со снисходительной жалостью, как на тупую. В кои-то веки у нее появилась подружка подходящего интеллектуального уровня – ну и что же, что взрослая? Йозеф вздыхал, глядя на Эйззин животик, но так и не приказал майору Райту забрать ее с корабля. Втихую он радовался, что Эйзза благотворно влияет на Хеленку: девочка проявляла чудеса общительности и оптимизма.

Из-за Хеленки он и разговор с мересанцем откладывал. Ну как сказать ему, что бабам и детям на крейсере делать нечего, когда он сам с дочкой? А Иоанн Фердинанд томился в ожидании неминуемой выволочки. Исправно исполнял обязанности, но с тяжелым сердцем – вот как вызовет новый командир на ковер и объявит: в этаком старпоме не нуждаюсь.

К адмиралу Шварцу он привык, как к неизбежному злу. От его взгляда непроизвольно тряслись поджилки, а когда он начинал расписывать свои интимные намерения в отношении мересанца, сердце норовило сжаться в комок и запищать. Но именно адмирал Шварц поднял его из той лужи, куда он с размаху плюхнулся. И Иоанн Фердинанд постепенно пришел к верному выводу: адмирал его ценит и в обиду не даст. По представлению Шварца в Центр ушли бумаги на орден для него. Земной орден, подумать только! За проявленный героизм – еще невероятнее. Шварц выказал ему доверие, назначив своим старшим помощником. И он жалел об уходе Шварца. Неизвестно, как еще с этим новым командиром повернется… Так и приглядывались друг к другу настороженно: он к адмиралу Гржельчику, а Гржельчик – к нему.

Разговор, конечно, состоялся. Он не мог не состояться, потому что вопрос, так или иначе, следовало решить.

– Приведите мне хотя бы две причины, чтобы оставить вас старшим помощником, – потребовал Гржельчик прямо.

Иоанн Фердинанд явился к командиру не в халате и тапочках на босу ногу. Одетый по всей форме, застегнутый на все пуговицы. Это придавало ему уверенность.

– Я – профессионал, – сказал он. – В мересанском флоте я был капитаном, я прекрасно разбираюсь и в пилотировании ГС-кораблей, и в командовании. Я лучший из всех кадров, что у вас имеются. Разве я плохо справляюсь с обязанностями?

Гржельчик хмыкнул. Пожалуй, что нет. Нареканий на Иоанна Фердинанда у него действительно не было, мересанец все делал грамотно.

– Вторая причина?

Иоанн Фердинанд судорожно вздохнул.

– Я хочу служить на «Ийоне». Мне здесь нравится!

Еще бы не нравилось! Крейсеры Земли не нравятся только тем, кто выходит против них в бой. Но чтобы кому-то не понравилось управлять крейсером – такого на памяти Йозефа не случалось.

– В это я верю, – кивнул он. – Хотя как аргумент – слабовато. Ладно, сядьте и доложите мне подробно, что у нас с пилотской бригадой.

– На данный момент в реестре четыре пилота – кроме вас, адмирал.

Шварц, прощаясь, сказал ему, что Гржельчик – пилот от Бога, что ему удалось пройти к Земле через все пояса обороны, не сделав ни одного выстрела. Иоанн Фердинанд не совсем понял, почему земной крейсер не хотели пускать к Земле и зачем он туда пробивался, если приказ командования был противоположным. Но главное уяснил. Иоанн Фердинанд ни секунды не думал, будто подобное удалось бы ему, прорывайся он даже не на линкоре, а на крейсере и имей возможность стрелять. Гржельчик – однозначно, виртуоз, и задирать перед ним нос не стоит.

– Второй пилот – с вашего позволения, я. Стаж восемнадцать лет, из них десять лет на ГС-кораблях. Имею награды Мересань… возможно, они вас не очень интересуют, но сейчас я представлен к земному ордену.

За героизм. Какой из него герой? Иоанн Фердинанд знал себя лучше, чем кто-либо посторонний. Эгоист и трус. Все, что он делал – делал именно из этих побуждений. Он вытащил «Ийон» из дыры на пару с Принцем потому, что отчаянно не хотел погибнуть. А вовсе не из какого-то геройства. Ему казалось, что Шварц об этом знал. Дуболом с виду, на деле он был очень проницателен. Он знал, но принимал мересанца таким, какой есть. А Гржельчику Иоанн Фердинанд не скажет, потому что боится его недоверия.

– Основной пилот – Фархад аль-Саид, он же Принц. Закончил Академию космоса…

– Я в курсе, – прервал Йозеф. – С Принцем я знаком. Дальше.

Дальше должен идти еще один основной пилот, потом резервные, а за ними уже стажеры. Но…

– Фархад Петрович Рырме, иначе Охотник, пилот-стажер. Закончил Академию космоса в прошлом году. Проходил стажировку на крейсере «Хан Соло», однако не завершил ее. Продолжает стажироваться на «Ийоне Тихом». И Фархад Гасан по прозванию Джинн, – он мысленно поежился: принимал сопляка Принц, но ныне именно он, как старпом, отвечает за то, что в экипаже несовершеннолетний недоучка. – Курсант Академии космоса, проходит на «Ийоне» преддипломную практику.

– Боже, – вздохнул Гржельчик. Не возмущенно, скорее обреченно. Дожили: на «Ийоне» тренируются практиканты, словно на каком-нибудь учебном корабле. – Как вахты-то делить?

Вопрос был скорее риторическим, но Иоанн Фердинанд ответил обстоятельно:

– Скользящего графика не получается: ни одному из стажеров нельзя доверить пульт. В центральной рубке обязательно находимся либо я, либо Принц, стажер сидит вторым, – они с Принцем почти сложились как вахтенная пара, жаль ломать, но что поделаешь: обстоятельства диктуют. – Резервная рубка пустая, отдыхающая пара занимает ее лишь по боевой тревоге.

– Я гляжу, ты все продумал, – проворчал Йозеф, – Иоанн как тебя там?

– Иоанн Фердинанд Георгий Валентин аль-Фархад.