- Могу ли я служить тебе, величайший из князей? - вслух спросил бродяга.
- Ты построишь город, такой город, который мог бы сравниться с моим городом, Драхим Ванаштой, - ответил Азрарн, князь демонов.
- Я? О, мой господин, разве я сумею? Но я, конечно же, готов сделать все, что ты прикажешь.
Тут он взглянул в черные глаза демона. Его вполне дружелюбный взгляд вселял ужас. Йолсиппа понял, что он не будет строить город своими руками. Другие сделают это за него. Он будет лишь надсмотрщиком (он, ночной бродяга с дырявым кошельком, продавец бесполезных снадобий). Он будет надзирать за созданием самой удивительной и необыкновенной крепости с начала времен - града богов на земле.
Йолсиппу напугал собственный быстрый взлет. В то же время его распирало от тщеславия. Вдруг все вокруг заволокло дымом, сверкнула молния, и князь демонов с Йолсиппой исчезли. Костер погас во второй раз за эту ночь, остался лишь холодный пепел.
Никто не искал Йолсиппу. Кассафех, приводя в порядок одежду и волосы, лишь окинула взглядом окрестности, ожидая, что бродяга появится откуда-то и, спотыкаясь, подойдет к ним со своими шумными увещеваниями и протестами. Симму, казалось, не заметил его отсутствия. А может, втайне радовался, что наконец избавился от этого живого напоминания о своей участи героя?
Позже, когда они шли по зеленой равнине, Кассафех спросила:
- Неужели этот толстяк ушел от нас? Может, он заблудился? А вдруг на него напали дикие звери?
- Он не может погибнуть - так же, как и мы, - нехотя отозвался Симму. Это были его первые слова за весь день.
- Но если шакалы разорвут его!.. - взволнованно воскликнула Кассафех.
- Думаю, он выживет. Он не может умереть.
- Но, - продолжала Кассафех, - он ведь так беспокоился о тебе! Он говорил, люди должны узнать о твоем подвиге...
- Послушай, женщина, - резко оборвал ее Симму. - Этот бродяга говорил о городе, и ты внимательно слушала. Город для тебя - дворец, благоухающий розами и купающийся в причудливых фонтанах. Ты говоришь, что я герой, и видишь меня королем. Но если Симму король, то Кассафех - королева, одетая в шелк, с жемчугами в волосах. А я видел город, в котором одни мертвецы. Города - это клетки. Почему ты хочешь, чтобы я жил в клетке?
- Я ничего не хочу, - надменно ответила Кассафех. - Герой - это ты, а не я. Ты говорил, что женишься на мне, но я вовсе не стремлюсь выйти замуж. И разве не я сбежала именно из такой глупой благоухающей роскоши, какую ты сейчас описал? Как только мы доберемся до населенных мест, я уйду, а ты можешь делать все, что хочешь.
Остаток дня они шли молча. А вечером в свете луны Симму снова завоевал ее. Путники помирились, но прежней близости между ними уже не было.
Снова и снова Кассафех оглядывалась назад. Девушка снова и снова представляла себе золотой город, в котором она правила как королева. В этом не было ни алчности, ни жажды власти, а скорее напоминало игру маленькой девочки с платьями матери. А еще девушка хотела, чтобы все преклонялись перед мужчиной, которого она любит. Армии должны пасть ниц перед ним, а женщины рыдать от желания принадлежать ему.
В эти дни они миновали несколько городишек, довольно убогих, и Кассафех страдала от того, что на ней лохмотья, - ведь она как-никак была дочерью богатого купца. Живя в саду, она гордилась тем, что одета неряшливо, - тем самым она выражала свое презрение к идолу Вешума. Теперь же она мечтала о золотых доспехах для Симму и расшитом серебром атласном платье для себя. Они достойны того, чтобы путешествовать на белом слоне, украшенном рубинами', по усыпанному цветами пути. Вестники должны трубить в трубы, а благовония облаками подниматься в небо. Вместо этого бессмертные шли пешком, одетые в лохмотья, и мальчишки бросали камни им вслед. И это Кассафех не устраивало.
***
Говорят, все происходило следующим образом. Человека клонило в сон, он ложился в постель, засыпал и видел странные сны. Когда он просыпался полагая, что проснулся на следующее утро, - то дома его встречали страшным шумом и суматохой. Все его домашние рыдали и кричали, что он отсутствовал десять дней или даже больше. Исчезавшие оказывались плотниками, каменщиками или даже архитекторами, состоявшими на службе у знатных господ.
Одним из них был зодчий и ученый, весьма почтенный человек, пользующийся расположением короля своей страны. Однажды утром он проснулся и кликнул слуг, но на его зов никто не явился. Тогда он вышел из спальни и спустился в гостиную. Она оказалась битком набита воинами короля, которые, увидев его, закричали в страхе и изумлении.
Когда же зодчий пожелал узнать, в чем дело, ему сообщили, что в один из вечеров, вернувшись домой с пира в королевском дворце, он отправился спать вместе с молодой женой. В полночь она проснулась от какого-то смутного беспокойства и обнаружила, что она в постели одна, а створки окна широко распахнуты. Женщина поднялась и стала искать мужа, но, не найдя его, подняла слуг. Но и те не обнаружили никаких следов почтенного архитектора, кроме его мягкой домашней туфли, зацепившейся за одну из верхних веток магнолии, растущей под окном. Наутро встревоженная жена испросила аудиенции у короля, а он, решив, что зодчего убили, приказал бросить в одну темницу всех слуг, а в другую - саму женщину. После этого король облачился в траур, целыми днями плакал и ничего не ел, из-за своей безутешной скорби постепенно превращаясь в тень.
- Сколько же дней меня не было? - спросил, ужаснувшись, зодчий. По-моему, прошла всего одна ночь!
- Да нет, не одна, - ответили воины. - Последний раз вас видели три месяца назад, Услышав это, зодчий поспешно оделся и бросился во дворец. Король, плача от радости, обнял его и приказал немедленно освободить из темницы невинную женщину и слуг.
- Поведай же скорей, почему ты пропал именно в тот момент, когда спроектировал для меня летний дворец? - взмолился король. - Как ты и просил, я купил для этого строительства тысячи рабов, а с ними их хозяев и надсмотрщиков, а кроме того, огромные запасы провизии, чтобы их прокормить. И это не говоря уже о серебре, бронзе, драгоценном мраморе для постройки... Где ты был все это время и какие такие дела тебя призвали, что ты забросил столь великолепный замысел и исчез посреди ночи, оставив лишь домашнюю туфлю?