Я смеюсь. Он ни слова не понял из того, что я сказала.
– Нет, – говорю я – хотя, наверное, могла бы встречаться с девушкой, если бы влюбилась. А такого пока не случалось ни с девушкой, ни с парнем. Так что я, если честно, до сих пор не определилась. – Я просто хочу сказать, что быть в фандоме означает нечто большее, чем мечтать поцеловать парня из группы.
Мак беспокойно ерзает на диване.
– А, да. Кажется, я понял.
– А кто больше всех нравится тебе? С кем бы ты предпочел жить долго и счастливо?
Джульетта наконец прыскает со смеху и улыбается Маку, которому явно не по себе. Он тоже выдавливает из себя смешок и вместо ответа спрашивает:
– Вы что, правда готовы заслонить их от пули?
Реклама заканчивается, и ведущий церемонии снова выходит на сцену. Когда он объявляет следующего исполнителя – это «Ковчег», – мое сердце заходится от радости, теплая волна любви и счастья окатывает меня, и я начинаю думать, что, пока в этом мире есть наши мальчики, все будет хорошо.
– Думаю, да, готовы, – отвечаю я.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
Мне всучили не ту гитару, но возможности найти правильную нет – команда крепит мне на спину ангельские крылья, пока мы стоим за сценой и ждем, когда закончится перерыв на рекламу. Кто-то поправляет прическу Листеру. Роуэн переодевается в черное, чтобы мы были одеты в одной цветовой гамме.
«Ковчег» любит театральность.
– Эй, где моя гитара? Это запасная Роуэна, – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам. Кто-то торопливо выдергивает гитару у меня из рук, и мгновение спустя я уже вешаю на шею правильный инструмент. На самом деле это тоже не «моя» гитара. Моя – дешевая «Лес Пол», которую дедушка ухватил за пятьдесят фунтов на гаражной распродаже и подарил мне на одиннадцатый день рождения, – надежно спрятана дома. А та, что я держу в руках, стоит, наверное, тысяч пять баксов.
Роуэн уже переоделся в черный бомбер с вышитыми на груди голубями. Он подходит ко мне и стискивает предплечья.
– Как настроение, Джим-Джем?
– Что? – спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.
Он крепче сжимает мои руки, а затем успокаивающе гладит их.
– Нервничаешь?
– Нервничаю?
Еще как!
– Спокоен, как удав, – отвечаю я.
– Точно?
– Да.
Роуэн похлопывает меня по голове – видимо, чтобы успокоить наверняка. Я снова нашариваю пальцами цепочку с крестиком.
К нам присоединяется Листер. Он сменил винного цвета пиджак и белую футболку на застегнутую на все пуговицы черную рубашку. Из нас троих он выглядит наиболее взбудораженным, что неудивительно.
– Напомните, что будем играть? – спрашивает он, от волнения подпрыгивая на месте. – «Жанну д’Арк» или «День лжи»?
Роуэн смеется, а я издаю протяжный стон.
– Ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? Чем ты вообще занимался во время саундчека?
Листер бросает на меня обиженный взгляд.
– Ну прости, пап!
Он знает, что подобные шутки всегда заставляют меня смеяться. Вот и сейчас я хмыкаю, и Листер улыбается, как в старые добрые времена. Теперь я нечасто вижу на его лице такую улыбку. А он между тем продолжает:
– Ладно, а теперь серьезно. Что мы играем?
•
Мы привыкли к этому. Может быть, даже слишком быстро. Конечно, мы выиграли премию, за которой приехали. В интернете никто в этом даже не сомневался. И когда мы выходим на сцену, толпа ревет, пускай мы новички в Америке и здесь нас не все знают. Но сейчас меня это не волнует. Наверное, я так сильно нервничал, что перегорел.
Зато на сцене, когда нас со всех сторон обступает тьма, я ощущаю прилив адреналина и не могу сдержать улыбку – наконец-то мы будем играть нашу музыку.
Как я уже сказал, «Ковчег» любит театральность. Мы не можем просто стоять и играть – кто угодно, только не мы. Листер за ударными в центре, а мы с Роуэном возвышаемся на платформе за его спиной и играем на разных инструментах в зависимости от песни: на клавишных, гитарах, ланчпаде[7] (я) или виолончели (Роуэн). И мы неизменно одеты в черное.
Я всегда выхожу на сцену с ангельскими крыльями. Это традиция.
Когда мы только начинали, то играли на дешевых инструментах в пабах и выкладывали на ютьюбе видео из гаража. А сегодня мы стоим на сцене размером с три дома, и, когда Роуэн кивает нам и выводит первые резкие аккорды «Жанны д’Арк», экраны позади вспыхивают ослепительно-оранжевым светом, и мы тонем в клубах белого тумана.
Затем звучит низкий механический голос, который включается в начале каждого нашего выступления. Я придумал это, когда мы отправились в последний тур.
– Я не боюсь, – сказал Ной. —
Я рожден для этого.
Я беззвучно повторяю слова за роботом и улыбаюсь, вспоминая библейские истории, которые дедушка читал мне в детстве. Еще это отсылка к Жанне д’Арк. Мне нравится, как эти строки охватывают все, что делает нас – нами.
А потом я неожиданно для себя кричу «Вест коуст!» просто потому, что меня переполняет восторг, и зрители подхватывают мой крик. Но я ничего не слышу, пока не приходит музыка. До тех пор я словно плыву в потоке. И жду, когда начнется песня, – чтобы тоже начать дышать.
Рожден, чтобы пережить бурю.
Рожден, чтобы пережить потоп.
Наша платформа приходит в движение и поднимается вверх. Свет меняется – я бросаю взгляд на экраны и вижу огромное полотно эпохи Возрождения, на котором женщина в доспехах заносит меч. Жанна.
А потом огни софитов сходятся на мне, и голос произносит последние слова:
– Доверьтесь мне, —
Сказал Ной животным.
И пара за парой
Они взошли на ковчег.
Вторник
Голос обещал, что, когда я приду к королю, он примет меня.
Жанна д’Арк
АНГЕЛ РАХИМИ
В одиннадцать утра я подскакиваю на кровати, разбуженная громким криком Джульетты – так мог бы вопить гусь, собравшийся отойти в мир иной. Мы с Джульеттой спим в одной из свободных комнат ее бабушки. Мак обосновался по соседству. Не знаю как, но Джульетта, кажется, умудрилась привезти почти все свои вещи: дверцы шкафа едва сдерживают напор потенциальных нарядов для похода на концерт, а пол усеян ковчеговским мерчем.
– Мне приснилось, или ты правда кричала? – спрашиваю я.
– Кажется, я до сих пор сплю, – отвечает Джульетта, глядя на свой телефон так, будто он сделан из чистого золота.
– Что стряслось?
– Джоуэн, – говорит она, поворачивается ко мне и повторяет: – Джоуэн.
Мне требуется время, чтобы переварить полученную информацию.
Потому что произносить слово «Джоуэн» с такой интонацией, будто это магическое заклинание или название целого государства, можно только в одном случае.
– Ты шутишь, – говорю я.
В ответ она молча протягивает телефон.
На экране статья с кричащим заголовком:
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ И РОУЭНА ОМОНДИ
ИЗ «КОВЧЕГА» ЗАСТАЛИ СПЯЩИМИ ВМЕСТЕ В ЛОНДОНСКОЙ КВАРТИРЕ
Сердце колотится как сумасшедшее. Ладони мгновенно покрываются потом.
Я прокручиваю страницу вниз.
Слухи о том, что Джимми Кага-Риччи и Роуэн Омонди из группы «Ковчег» – больше чем просто друзья, до сих принято было считать эротическими фантазиями четырнадцатилетних фанаток. Но в глубинах интернета мы выловили то, что, возможно, прольет свет на их отношения.
Мы заполучили фотографию, на которой ясно видно, как Джимми и Роуэн спят в одной постели. Знакомый лондонский пейзаж за большим окном дает понять, что дело происходит в трехэтажной квартире, где живут все участники группы.
Неужели теории фандома верны? Решать вам. Похоже, Джимми и Роуэну очень уютно вместе.